Русское Информационное Поле

Игорь-Северянин. In atrium post mortem. 9
Источник: | Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников
06.02.19 | 3115
Ради справедливости, отмечу, что я тоже попался к дамочкам в филологические сети: «По версии Михаила Петрова, это была “графоманка А. Воробушкина”». Версия – правильный термин, но не по отношению к Анне Павловне (?) Воробьёвой. Имя её не было вычеркнуто из истории Серебряного века русской поэзии – оно туда не было внесено. Вычеркнуть его пытаются сейчас. Так что приготовьтесь, эта часть будет длинной.
 
Сославшись на письмо Игоря-Северянин Августе Барановой, в котором он упоминает петербургскую знакомую, организовавшую ему гастроли в Хельсинки, дамочки уже от себя прибавляют ссылку на газету «Русские вести» за 26 октября, в которой появилась заметка «Поэзоконцерты Игоря Северянина» за подписью «В»:
 
«16 и 19 октября состоялось два поэзоконцерта Игоря Северянина, приехавшего из Эстонии.
 
“С присущей ему одному оригинальной манерой читки автор прочёл ряд своих поэз <…>, сочетание подлинного таланта, блещущего яркостью и свежестью, со смелым но­ваторством в словотворчестве и рифме, с безвкусной надуманностью и подчас даже пошловатостью. По программе было видно, что автор приемлет все, что вылилось из его пера во всём разнообразии капризов его творчества”».
 
Мелочь, конечно, но на вырезке из газеты «Новая русская жизнь» (Sic!) в подписи «А.В.» плохо пропечатана буква «А». Понимаю, ксерокс! — причём такой, что на две пары очков остроты зрения не всегда хватает, но зато даёт возможность во всём сомневаться:
 
«В это время в Финляндии находилась близкая знакомая Северянина — А. В., которая шутливо называла себя как супруга короля поэтов — «королевой» и соответственно его литературной фамилии — Северянкой. Она приходила на концерты в Гельсингфорсе и, возможно, ей принадлежит процитированная заметка с криптонимом “В.”. “В.” собиралась приехать и в Ревель на поэзоконцерт 7 ноября 1923 года:
 
«Сегодня 30-го окт. Должна была бы выехать из [Ке-рава], чтобы в четверг отплыть на Was'e в Ревель на Ваш концерт, милый Король. И — не могла. Совершенно обессилена. Страшно болит голова — расплата за вчерашний мой визит к Королеве звёзд. Провела у неё весь день. Писала письма, говорили. Королева играла Листа и Рахманинова. Потом пошли в "Onnella" (к Шабельским) читать стихи. Мои стихи о Петрограде имели безусловный успех. Это лучшие мои вещи. Читала также и Вас. <…> Голос звучал хорошо и был подъеме».


Стихи о Петрограде, посланные Воробьёвой Игорю-Северянину.
 
Понимаю, что смутило Шубникову и Терёхину: присутствие в тексте Королевы звёзд, которая играла Листа и Рахманинова. Видимо, пятитомник Кошелева и Сапогова они изучали невнимательно и пропустили в третьем томе поэму «Невесомая» (стр.349), написанную как бы по просьбе жены поэта Фелиссы – в тексте Прилепы (прилепа – то, что прилеплено, прикреплено к чему-либо, в данном случае к мужу):
 
                 «<…> а сам меж тем
Мне расскажи про психопаток:
Ты, знаю, мастер этих тем»...
Возможно ль отказать Прилепе
В пустячной просьбе? Почему ж
Моих былых великолепий
Не вспомнить маленькую чушь?..
 
— Среди моих «северянисток»
Я помню, были две сестры,
Которых медицинский выступ —
До времени и до поры —
Их, этих дев, в меня влюблённых,
Привёл бы в дом умалишённых...
Они прислали пару дюжин
Мне писем, бегали вослед.
Одна из этих двух «жемчужин»
Подписывалась Violette
И даже приезжала в Тойлу,
Когда в пятнадцатом году
Я жил на даче там <…>
 
Её сестра была смелее,
И вот в один несчастный день
Вдруг появилась на аллее
«Ивановки», как дребедень:
Лет сорока пяти, очкаста,
С бульдожьим ртом, бледна, как мел,
Она себе сказала: «Баста
Мечтать: да будет шаг мой смел!»
<…>
Ты знаешь? эта графоманка
Себе избрала псевдоним
Шокирующий: «Северянка» —
И стала действовать под ним!
<…>
Вообразя себя поэтом,
Она твердила о стихах
Весьма решительно и нагло,
Пока однажды не иссякла
<…>
Она приходит к нам так часто,
Что чаще трудно приходить...
Она по-прежнему очкаста,
Еще очкастей, может быть!..
<…>
И вдруг, с ухмылкой нездоровой,
Шепнула, потупляя глаз:
«Вы оттого такой суровый,
Что до сих пор не отдалась
Я Вам, как этого Вы ждали...
Сознайтесь, ждали ведь?» — Мой смех,
Прилепа, слышен был из дали,
Из дали дней далёких тех.
 
Поэма датирована 1924 годом, но её близость, да что там близость – связь! с гастролями в октябре 1923 года в Гельсингфорсе несомненна. Гастроли были успешными, но вот рецензия «А.В.», в которой она упрекает поэта в неразборчивости и пошловатости звучит диссонансом. Запомним это. Причина в том, что Фелисса круто приревновала А.В. к мужу. Скандал, видимо, так затянулся, что в 1924 году ради семейного спокойствия потребовалась целая поэма, чтобы оправдать себя и дезавуировать Королеву и Северянку в глазах Фелиссы. Так что пусть нас не смущает упоминание в открытке старшей сестры таинственной А.В – Королевы звёзд или Violett.


Анна Воробьёва с нескрываемо тяжёлой - бульдожьей нижней челюстью. Но разве челюсть не позволяет играть Шопена и отдаваться грозово?
 
Итак, факт знакомства А.В. с поэтом сомнению не подлежит, однако обстоятельства знакомства перенесены из 1909-1910 годов в 1915-й. В мае-июне-июле 1915 года таинственной А.В. в Тойла места нет, хотя в стихотворении «Поклонница» всё же находим след в виде поклонницы из Петербурга. Гарантом целомудренности отношений поэта с Королевой указана Мария Васильевна Волнянская – тогдашняя Прилепа тип Зизи. Именно эта тема в 1924 году найдёт своё продолжение в поэме «Невесомая»:
 
Приехала из Петрограда
Поклонница и — вот досада! —
Блуждает целый день вдоль сада.
Неинтересна н суха.
 
Мне пишет пламенныя письма.
Пойди, Барбос, старушку высмей,
Полай, кусни!.. Встречался ты с ней?
А я—подальше от греха:
 
Боюсь, не удержусь и резко
Наговорю eй, не без блеска,
Что в море, право, больше плеска,
Чем в письмах пошлых и тупых...
 
Что эти письма и букеты
Мешают мне писать сонеты,
И что лишь для того и лето
Чтоб летом отдохнуть от них...
 
Избрала-б цензора иль гуся
И поклонялась им, не труся,
А у меня — моя Маруся,
И я давно ей жених.
 
А.В. – Королеве и Северянке посвящено несколько поэз 1909-1911 годов, в том числе «Полярные пылы», «Сонет» (Мы познакомились с ней в опере...), «Это было у моря…», «Марионетка проказ», «Королевочке». Остановите на улице интеллигентного вида прохожего средних лет, и — держу пари! — он без труда выжмет из себя «Это было у моря, где ажурная пена, где встречается редко городской экипаж, Королева играла в башне замка Шопена…» Так что, если она не отдалась в 1915 году, то всё, что было грозово, уже произошло на шесть лет раньше.
 
Однако есть и посторонние свидетельства. Роман с А.В. — Анной Воробьёвой одним из первых стал достоянием широкой общественности. Воробьёва долгое время пребывала в забвении, хотя для современников поэта личность Королевы, видимо, не составляла тайны. Так, некто В.Голиков опубликовал в «Солнце России» (№ 19 [170] Май 1913 года) эгофутуристический роман «Игорь в Куоккале», в комических выражениях описывающую отношения Игоря-Северянина с Анной Воробьёвой:
 
На парадной лестнице,
Выпив рюмку Асти,
Он пришёл к прелестнице,
Розовый от страсти.
И сказал: — Красавица,
Разлучившись с светом,
Хочешь позабавиться
Ласками с поэтом?
Из среды искусственной,
Из среды мещанской,
Едем в мир сверхчувственный,
На вокзал финляндский!
Брать билет не надо нам,
Мы, на зло соседям,
С видом неразгаданным
Зайцами проедем.
Там на скалах около
Скромнаго вокзала
Тихая Куоккола
Крыши разбросала.
Мы возьмем раскосаго
Мрачнаго чухонца,
Грустнаго, курносаго,
Русаго, как солнце.
Он помчит нас бешено
По финляндским скалам;
Будешь ты утешена
Блеском солнца алым.
Мы найдем прекрасную
Финскую лачугу,
Чтобы в ночь ненастную
Ближе быть друг к другу.
Будем жить в Куокколе,
Верить в декадентство,
На гранитном цоколе
Сладко пить блаженство,
Есть селёдки финския,
Сыр и простоквашу...
Грёзы исполинския
Жизнь украсят нашу...
Но питаться надо-ж нам!
И в аллее сада
Мы, любуясь радужным
Блеском водопада,
Сложим для читателей
Сладостныя рифмы
И за них с издателей
Будем брат тариф мы.
На скале под ёлками
Выстроим палаццо
И страстями колкими
Будем наслаждаться.
От восторгов выгорим
В неге сладострастной...
Хочешь ехать с Игорем
В этот мир прекрасный?
— Да, — сказала Игорю
Нежная подруга:
— Я огнём любви горю,
Как светило юга!
За тобой хоть в Африку
Ехать я готова,
Смело побросав в реку
Радости былого!
 

 
И с надеждой странною
Бросив мир мещанский,
Он поехал с Анною
На вокзал Финляндский…
С смелостью, естественной
Для больших поэтов,
Сель в вагон торжественно,
Не купив билетов...
Но в тени таинственной
Тополей зелёных
Контролёр воинственный
Высадил влюблённых...
Далеко Куоккола...
Денег ни пезета...
Так судьба раскокала
Все мечты поэта...
 
Публика потешалась над тем, как судьба раскокала все мечты поэта, и никому не приходило в голову оспаривать историческую достоверность персонажей – поэта Игоря и его возлюбленной Анны. Для того, чтобы опубликовать такую сатиру в «Солнце России», нужны узнаваемые персонажи и обстоятельства. 4 марта 1913 года вышел в свет немедленно наделавший шума сборник «Громокипящий кубок» с комплементарным предисловием Фёдора Сологуба. Днями позже состоялось выступление Игоря-Северянина в концерте Сологуба, а уже 6 марта они вместе уезжают в турне по югу России. За этим турне следила столичная и московская пресса, так что обстоятельства были подходящими, а фигура поэта вполне узнаваемой.
 
Теперь о Куоккале, расположенной в то время на территории княжества Финляндского, самой ближней к Петербургу загранице. Хотя и территория империи, но в полицейском отношении менее обременительная, чем Петербург. Куоккала – любимый дачный посёлок либеральной петербургской интеллигенции, постепенно и не без скандалов вытеснявшей местное коренное население. Самый именитый житель Куоккалы – художник Илья Репин. Именно сюда будет ездить на репинские обеды по средам Владимир Маяковский, причём в компании Софии Шамардиной (кто-то же протоптал ему дорожку). Так что направление, выбранное Голиковым для Игоря-Северянина и Анны Воробьёвой, отнюдь не является случайным – оно понятно петербургской публике без дополнительных пояснений.
 
Если имя поэта выбрано Голиковым не случайно, то имя прелестницы – Анна, и это уже несомненно, принадлежит вполне реальной женщине. К сожалению, у Голикова не вычитывается время, можно только предположить, что описано лето предыдущего года. Да это и не так важно, важно, что история отношений Игоря-Северянина и Анны, Королевы, которая играла в баше замка Шопена, была известна кому-то из около литературной публики задолго до публикации «Громокипящего кубка».
 
Сам автор – поэт Владимир Митрофанович Голиков – тоже не является лицом случайным. С 1908 года он сотрудничал с газетой «Голос Москвы», в которой публиковал стихотворные фельетоны и пародии. В 1911 году начал печататься в Петербурге в газете «Вечернее время» и нескольких столичных журналах, в том числе и в «Солнце России».
 
А теперь самое время вернуться на несколько лет назад. Стихотворение «Королевочке», датированное октябрём 1910 года и не попавшее в «Громокипящий кубок» (видимо, на Соколова не произвело впечатления):
 
Белорозовая и каштановая,
Ты прости мне, унылая девочка:
Изменяю тебе и обманываю,
А давно ли ещё — королевочка?!.
 
Тихо всхлипывают вешне-грёзовые
Липы, ландыши, вишни и яблони...
О, каштановая! белорозовая!
Все расслаблено!.. Все ограблено...
 
Вот, «Сонет» из «Громокипящего кубка» с упоминанием обстоятельств знакомства:

Мы познакомились с ней в опере - в то время, 
Когда Филина пела полонез.
И я с тех пор в очарованья дрёме,
С тех пор она - в рядах моих принцесс. 

Став одалиской в ргёзовом гареме,
Она едва ли знает мой пароль...
А я седлаю Память: ногу в стремя, -
И еду к ней, непознанный король.
<…>
 
А вот подробность из снеговой поэмы «Полярные пылы»,
 
Влюблённая в Северный полюс Норвегия
В гордой застыла дремоте.
Ленивые лоси! Вы серебристо-пегие,
Ледяное пламя поймёте... <…>
 
Не быть Северянке любовницей полюса:
Полюс — бесплотен, как грёза...
 
А вот прелюбопытнейшее «Ах, автор…» декабря 1909 года в сборнике «Поэзоантракт»:
 
Она ли взяла меня? Я ли?
Забылось: давно ведь: забылось.
Но кто-то играл на рояле;
Я вспомнил рояль,— и забилось
Былым моё сердце... Дыханье
Вдруг стало и жарче, и суше...
Я вспомнил её колыханье...
Мнёт нервно она мои уши...
И стиснула зубы... И губы
Сжимает своими губами...
Ах, автор! Бесстыдно и грубо
Плясать кэк-уок над гробами.
 
Если уж дама отдаётся пажу грозово, то и уши может надрать в порыве страсти (колыханья). А вот ещё поэза «Призрак» (1909, декабрь), в котором и не Королева уже, но белый кролик:
 
<…> Я одинок... Я мелочно осмеян...
Ты поняла, что ласка мне нужна —
Твой гордый взор так нежен, так лилеен,
Моя сестра, подруга и жена.
 
Да, верю я глазам твоим, влекущим
Меня к Звезде, как верю я в Звезду.
Я отплачу тебе своим грядущим
И за собой в бессмертие введу!
 
Интерпретировать «Марионетку проказ» я даже не берусь, потому что в ней что-то очень личное, расшифровать которое пока нечем.
 
Последняя из хранящихся в архиве Нины Аршас почтовых карточек отправлена Северянкой из Гельсингфорса и датирована 9 января 1930 года. Сюжет этой открытки — лось и лосиха на фоне пустынного северного пейзажа, несомненно, картинка со значением, прямо отсылающей нас к «Полярным пылам». Остаётся только удивляться тому, как Северянке удалось разыскать в 1929 году почтовую карточку, столь тщательно воспроизводящую сюжет поэзы, написанной ещё в октябре 1909 года. Содержание карточки состоит из двух коротких стихотворений А.В.:
 
Забыли ль Вы меня? — Едва ли!
А я почти забыла Вас, —
И если б Вы не написали
 «В пространство», если б как-то раз
Мне Ваших строк не показали,
Я даже в грозный смертный час
Едва ли вспомнила о Вас.
 

 
Когда-то Королева,
Когда-то Северянка,
От яростного гнева
Ушедшая беглянка —
Покинутая дева.
 

Силуэт Анны Воробьёвой - Королевы и Северянки

Если всё было так скверно и пошло, то зачем поэт пишет старушке А.В. в 1920 году в Керава — 26 ноября и 18 декабря?  (Фелиссе всего 20 лет, Анне за 55.) Если она глупа и у неё бульдожья челюсть, то зачем в 1923 году он просит А.В. об организации гастролей в Гельсингфорсе? Зачем поэт хранит фотографию и силуэт А.В.? Зачем в 1929 году пишет ей новые стихотворения («И было странно её письмо» и «В пространство»)? Наконец, почему после смерти Фелиссы фотографии и открытки А.В. не попали в Эстонский литературный музей? Музей не взял или Фелисса не дала?
 
Игорь-Северянин никому и никогда не позволял сомневаться в своей гениальности. Даже Королевочке. Обвинение в пошловатости, прозвучавшее из уст Северянки, было весьма тяжким оскорблением для Игоря-Северянина, заявившего когда-то: «Утопия счастливейшая страна мира: въезд в неё пошлякам строго воспрещён». Эта рецензия, похожая на месть, объясняет внезапно наступившее после гастролей охлаждение в отношениях, но объясняет лишь отчасти.
 
Что ж, если это только моя версия, как полагают Шубникова и Терёхина, то беспокоиться не о чём. Однако пусть сами попробуют заполнить лакуну, пусть представят читателю более подходящую кандидатуру и, главное, обоснуют свой выбор. А мы поглядим, каково оно будет,
 
Продолжение следует обязательно.
__________________
Начало смотри здесь, продолжение 2 здесь, продолжение 3 здесь, продолжение 4 здесь, продолжение 5 здесь, продолжение 6 здесь, продолжение 7 здесь, продолжение 8 здесь
 

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---