Игорь-Северянин. In atrium post mortem. 13
Источник: | Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников
23.02.19 | 3067
Когда я опубликовал «Дон-Жуанский список Игоря-Северянина» я даже не представлял, что он будет иметь медицинское продолжение. Однажды мне позвонил Натан Эльштейн – на моей памяти главный терапевт Министерства здравоохранения Эстонской ССР. Оказалось, что в опубликованных мной письмах поэта, есть медицинская составляющая – симптоматика, позволяющая поставить практически точный диагноз: туберкулёз. Диагноз объясняет необычайную влюбчивость поэта. Гастрольная формула три моря, три любви – это диагноз.
 
Туберкулёз – это последствия жизни в Тойла, усугублённые годом, проведённым в Таллинне, и зимовкой в Пайде. Плюс неполноценное питание, плюс житейская неустроенность после разрыва отношений с женой.
 
Три страницы, отведённые Шубниковой и Терёхиной Валентине Васильевне Берниковой,– это скаредно и даже слишком (стр. 338-341). И вновь блудняк: история Берниковой (Адриатика) относится к августу 1933 года, тогда как Виктория Шей де Вандт (Черное море) случилась в жизни поэта в апреле того же года (стр.347-348). Понимаю, что значение последовательности совокуплений для «академичек» – это столь же непонятно им, как неведомо «отдавалась грозово».
 
В упомянутый дамами Храстовац Берникова приехала в августе 1933 года вместе с мужем. Роман с поэтом с вербального уровня стремительно перескочил на тактильный. В интимные минуты хозяйка апартаментов Вера Яковлевна Орлицкая стояла на стороже у дверей, а Фелисса сдерживала разъярённого мужа рогоносца. Вот что хотелось бы найти в жизнеописании поэта, а не рассуждения о том, как пахнут цикламены.
 
А я бы ещё отметил, что сборник стихов полупоэтессы Берниковой «Хрупкие цветы», изданный в Нарве, внешне копирует северянинскую «Адриатику», однако стихи довольно фривольные. Полупоэтесса – это такой эмигрантский термин, обозначающий человека, в данном случае женщину, слагающую стихи без достаточных на то оснований, пусть даже такие посвящения, как Игорю-Северянину:
 
На чёрном фоне красные цветы,
И бледное лицо с усталою улыбкой...
Поэзия, любовь, красивый мечты
Вдруг обвились змеёю гибкой...
 
И что-то острое, живое, — как кинжал.
Вонзилось в сердце и открыло слезы...
И взгляд нашёл все то, что он искал.
На чёрном фоне огненныя розы...
 
Знаем мы, что там в Храстовце и куда вонзилось, но умолчим до срока.
 
 ÐÐ° данном изображении может находиться: 6 человек, люди улыбаются, на улице
После крушения поезда. Игоря-Северянина с женой встречают на вокзале в Сараево. Вторая дама слева – Берникова. Югославия, 1931 год.
 
За Валентиной Васильевной остался чудесный цикл стихотворений «Цикламены» и ещё кое-что более важное и более личное – её воспоминания:
 
«Во внешности его было что-то от американского индейца. Лицо смуглое, очень загорелое, некрасивое, с глубокими морщинами, но выразительное. Самое выразительное глаза. Волосы черные, слегка вьющиеся. Рост хороший. Скорее узкоплеч. Держался просто, спокойно. Никогда не гримасничал. Рот у него был правильный, правильной формы. Уже тогда он страдал болезнью сердца... Стихи он читал очень красиво, спокойно, выделяя ключевые слова, как бы вновь переживая содержание стихов и подчёркивая их эмоциональную сущность. Ему были тогда неприятны многие его стихи прежних лет, “стихи об ананасах в шампанском”, как он называл их. Он считал их “накипью времени». “Это ужасно, что я тогда писал, говорил он: Это была мода, как бывает мода на длинные или короткие юбки. И время было такое. Мне женщины, целовали руки ...”
 
Игорь Северянин постоянно говорил о России, постоянно расспрашивал, почему тот или иной из русских людей, встречавшихся ему в Югославии, уехал из России, жаловался на тяжёлую жизнь в отрыве от родины. “Жить вдали от родины тяжело, и это моя судьба. Я много, может быть, потерял, что не остался в России”.»
 
Во время войны Берникова преподавала партизанам в Югославии иностранные языки, потом в Венгрии учила языкам советских дипломатов. В 1957 году, уже будучи советской гражданкой с 1948 года, переехала с мужем на жительство в Ригу, где работала старшим библиотекарем в фундаментальной библиотеке АН Латвийской СССР. Скончалась в 1983 году.
 
 ÐÐ° данном изображении может находиться: растение и на улице
Семейная могила Берниковых на Новом еврейском кладбище Шмерли в Риге. Какая говорящая деталь на этом фото 1988 года –  пять лет прошло, но некому было проставить на памятнике дату смерти.
 
Если бы не Борис Плюханов, не знать бы нам таких подробностей из жизни Берниковой. Если я знаю об архиве Берниковой, который достался Борису Плюханову, то почему об этом ничего не знают две академические дамы? Или знают, но не посчитали нужным уделить Берниковой больше внимания, чем уделили Судейкиной? Темна вода в облацех…
 
Виктории Шей де Ванд тоже не повезло: ей, публично названной поэтом невестой, Шубникова и Терёхина уделили полторы страницы. Полторы!
 
Между тем Виктория в глазах больного поэта не просто певичка из кабаре, но поэтесса! И пусть простится мне длинная цитата, но пересказ будет не так ярок. В рассказе «Румынская генеральша» читаем:
 
«В Кишиневе уже весна была в полном разгаре, и золотое ананасное солнце заставило всех давным-давно позабыть про пальто. Гуляя в вечерние часы по длинной, — до трёх километров, и широкой Александровской улице со своей неизменной спутницей, тоже местной поэтессой и кабаретной певицей, стройной и высокой брюнеткой с синим отливом в волосах, барышней-полькой, самозабвенно читавшей мне вслух во время наших бесконечных прогулок свои очень слабые, но и очень нежные стихи, вдохновляемый пламенной южной весной и близостью грациозной и изящно-жеманной Виктории, я вскоре окончательно позабыл свою бухарестскую генеральшу и наши прогулки с нею по совсем старинной Calea <нрзб.>, и темы наших разговоров, и она сама, женщина, так сказать, из разряда “роковых». <…>
 
Церковные колокола разудало-мощно и так взволнованно-благочестиво отзвонили жизнерадостную и полнотонно расцветшую Пасху. Мы с Викторией, рука об руку, быстро шли по Александровской. Экспансивная южная толпа, шумливая и смеющаяся, совершала свое праздничное гуляние. Вдруг нам встретилась генеральша «Хорош! — закричала „светская дама“ на всю улицу — Хорош, нечего сказать! И это — моя облюбованная мечта! И это — мое божество! Обмануть мои лучшие ожидания — не приехать к женщине, так безумно его ожидавшей! Променять меня на какую-то кабацкую певичку! Я ненавижу Вас, слышите ли, ненавижу! Вы — гадкий, плохой, коварный человек. И эта девчонка смеет так нежно прижиматься к Вам, противная. Боже мой! Где Ваш вкус, где Ваш художественный вкус? О, как я наказана за свою доверчивость!» Вокруг начали останавливаться прохожие. Виктория презрительно улыбалась, смотря на бушевавшую даму с великолепным высокомерием. Я с удивлением, отчасти с любопытством выслушивал и рассматривал её, не вставляя ни слова. Мне было одновременно смешно, неловко и жгуче за неё стыдно.
 
Наконец, Виктория очень просто и находчиво закончила всю эту нелепую сцену. «Не находишь ли ты, — спокойно отчеканила она, — что эта комедия становится скучной? Эта дама, видимо, спутала тебя с кем-либо: она разговаривает с тобою, как с самцом, позабыв, очевидно, о твоём сане. Хотя я и кабаретная певичка, но моё отношение к искусству, ей-Богу же, благоговейнее, чем у окончивших университет спермически насыщенных отставных генеральш!» И взяв меня под руку, смерив с ног до головы в растерянности онемевшую даму, Виктория (увы, теперь уже покойная!) увлекла меня за пределы вечернего города — в степь, в луну, в любовь…»
 
Мы даже знаем точно, когда и где произошла стремительно назревавшая развязка в романтических отношениях поэта и певички. Инцидент с генеральшей произошёл в Пасхальную ночь на 16 апреля 1933 года, а чуть раньше, в ночь на 14 апреля, т.е. в ночь на Страстную пятницу произошло вот что:
 
Благодарю за незабвенное,
Тобой дарованное мне.
Проникновенно-сокровенное,
Что выявлено при луне.
<…>
Там, у тюрьмы, у стен кладбищенских,
Изведать было мне дано,
Что в ощущеньях века нищенских
Не все ещё умерщвлено…
 
Как романтично: интимное свидание между тюрьмой кладбищем!

На данном изображении может находиться: 3 человека, люди улыбаются, люди стоят
Викторя Шей де Ванд в образе.
 
А вот, как это было три месяца спустя с Берниковой, но прежде важная деталь – поэт подарил ей тетрадку с циклом «Виорель». Стихотворения «Ты отдалась» в той тетрадке нет, но оно сохранилось в рукописи «Очаровательных разочаровний»:
 
Ты отдалась вчера на редкость мило:
Так радостно, так просто отдалась.
Ты ждущих глаз своих не опустила,
Встревоженных не опустила глаз.
 
Была скромна. Слегка порозовела.
Чуть улыбнулась уголками губ.
Покорливое трогательно тело,
И вступ в него — упругий, сладкий вступ.
 
Ты девушкою, женщина, казалась
По некоторым признакам, но все ж
По-женски и со вкусом отдавалась,
Да так, что, вспомнив, вздрогнешь и вздохнёшь.
 
И этот туберкулёзный распутник посмел назвать фокстрот кроватью, поставленной вертикально в момент совокупленья, в момент продажной любви! Полагаю, не всякий специалист посмел бы разъяснить нашим синим чулкам, как это вообще возможно по некоторым признакам казаться девушкою, но отдаваться по-женски.
 
На данном изображении может находиться: 2 человека, люди улыбаются, очки и часть тела крупным планом
 Ау, Шубникова! Ау, Терёхина! А вы могли бы так у стен кладбищенских косить под девушку, но отдаваться по-женски, со вкусом, да так, чтобы вступ в вас был упругим и сладким? Как у Вас с этим?
 
Впрочем, мы-то знаем почему это они пишут про Игоря-Северянина, а не он про них…
 
На сегодня всё, но продолжение последует.
__________________
Начало смотри здесь, продолжение 2 здесь, продолжение 3 здесь, продолжение 4 здесь, продолжение 5 здесь, продолжение 6 здесь, продолжение 7 здесь, продолжение 8 здесь продолжение 9 здесь, продолжение 10 здесь, продолжение 11 здесь, продолжение 12 здесь
 
Последние новости