Петрович и Gâte-vertu. 3
Источник: | Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников
14.12.19 | 3730
Третья из историй про Петровича
Gâte–vertu
Вице-спикер Государственной думы Российской Федерации, полковник и заслуженный юрист медленно шёл по длинному парламентскому коридору в здании на Охотном ряду. Поотстав на два шага, за ним плелась партийная охрана — трое коротко стриженных молодых людей. В другом конце коридора, в приёмной его ждали журналисты из Прибалтийских стран. Вице-спикер издалека увидел, что молодёжь в ожидании него развлекается, фотографируясь в обнимку с моделью статуи. Когда-то предполагалось установить статую заслуженного юриста на Лубянской площади на том самом месте, где уже не стоял памятник Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Модель скандальной статуи была выполнена в натуральную величину. Длинное до пят пальто, похожее на кавалерийскую шинель, с поднятым воротником, знаменитая кепка, изрядное портретное сходство. Позади модели к стене был прикреплён слегка изогнутый стенд с цветной фотографией площади: вид на универмаг «Детский мир» и бывшее здание КГБ.
«Дети, — подумал вице-спикер, — чужие дети. Латыши, эстонцы... Потерянное для нас поколение. Дети ещё, но уже матерые враги, наверное, враги. Во всяком случае, не друзья».
— Приготовьте пакеты. Майки, ручки, значки, литературу. Не забудьте про видеокассеты. Положите им что-нибудь весёлое. Вот, положите им кассеты с песнями. Молодёжь везде любит музыку. И не забудьте вложить каждому по стольнику баксов. Понятно?
Ближайший охранник, видимо, старший в группе молча кивнул и взглядом передал распоряжение шефа двум другим. Молодые журналисты — человек десять-двенадцать — сбились в плотную стайку. В присутствии самого знаменитого политика России они робели. Ожидание сенсации и скандала подогревало общий интерес и настороженность. Вице-спикер шагнул в приёмную и, разведя руки, широким жестом обнял двух ближайших к нему девчушек. Защелкали, слепя вспышками, фотокамеры.
— Прошу всех ко мне!
Когда гости расселись за столом, вице-спикер скинул на руки охраннику пиджак и ослабил узел галстука. Не обращая внимания на фотокамеры, где-то даже позируя, он закурил сигариллос в белом пластиковом мундштуке. Пустив первые клубы дыма, поднял руку, словно защищаясь от назойливых объективов.
— Довольно, хватит фотографий! Вспышки вредят моим глазам. Ну, какие будут вопросы? Не стесняйтесь, прошу вас. Вот, вы, вы откуда?
Вице-спикер ткнул сигариллос в сторону девчушки, которую только что обнимал в приёмной. Она ответила с легким прибалтийским акцентом.
— Я из Риги, издательский дом «Сутки», — девчушка вытянула руку с включённым диктофоном. — У меня такой вопрос: госпожа президент согласилась ехать в Москву на празднование шестидесятилетия окончания войны, но мы все глаза проглядели во время прямой трансляции и не увидели её на трибуне с остальными гостями. Где вы её прятали?
— Я не сторож вашему президенту. Где мы её прятали? А нигде! Знаю, что она была на официальных мероприятиях саммита, но на Красную площадь и к могиле Неизвестного солдата идти отказалась. Принципиально отказалась. Её право.
— С чем это, по-вашему, связано? — Девчушка проявила настырность, явно нарываясь на скандальный ответ. — Может быть, её плохо здесь приняли?
— У нас ко всем гостям одинаковое отношение, конечно, если они не лезут к нам в монастырь со своим уставом. Ты, в гости, зачем приехала? Хозяев поучать?
— А разве у вас монастырь?
— Не надо! Вот только не надо к словам придираться! — Вице-спикер закурил новую сигариллос. — Вы меня в гости не приглашаете? Так? А вот возьму и приеду по линии международных организаций. Буду учить ваших парламентариев и президента. Попробуйте тогда заткните мне глотку.
— Вас до сих пор не пускают в Латвию? — Удивилась девчушка.
— Надо так: не пустили в Латвию вице-спикера, немедленно завернуть обратно десять ваших латышских бизнесменов. А то было так, что я пошел из Ивангорода в Нарву, а на мосту мне какой-то эстонский парень автоматом в живот тычет. Разве можно так? Я в Европе езжу на машине, так только по банкам узнаю, в какой стране нахожусь.
Странный паренёк из Эстонии изо всех сил тянул руку с диктофоном. Странным он выглядел потому, что волосы на его голове были окрашены в два цвета: соломенно-жёлтый на макушке и иссиня-чёрный на висках и затылке.
— Скажите, господин вице-спикер, говорят, что когда госпожа Тобре устраивала велосипедный пробег по Петсеримаа, вы отозвались о ней очень грубо.
— Вот! Видите, — Вице-спикер ткнул сигариллос в сторону паренька из Эстонии. — Петсеримаа! Как будто русский парень, а говорит Петсеримаа вместо русского Печоры.
— Но это бывшая территория Эстонской Республики. Тартуский мирный договор...
— Вот, видите! — Политик выпустил в потолок тугую струю табачного дыма. — Это исконно русские земли. Если велосипедисты хотели прокатиться по Псковской области, их надо было пустить. Я тогда сказал, что надо было пустить и гнать до самого Магадана. Кто доедет, получит баночку красной икры или крабов. Так и напишите в своей газете. Как она называется?
— «Вести дня».
— Ещё в своей газете напишите о необычайной активности войск НАТО в Юго-Восточной Эстонии. Как, вы ничего об этом не знаете? Слабая у вас пресса. Приезжайте к нам учиться. Я помогу.
— Простите, что вы имеете в виду?
— Вот, видите, вопросы задаете, а сами не знаете. — Ещё одна тугая струя табачного дыма отправилась к потолку. — Вдоль нашей границы наблюдается повышенная активность авиации НАТО. Зачем туда AVAKS притащили? Вот пусть ваша газета напишет, что они там на нашей стороне вынюхивают. Что вы там в нашем Изборске вынюхиваете? Всё вынюхивают, вынюхивают, а сами в Югославии нагадили, в Афганистане нагадили, теперь иракский народ уничтожают. Вот напишите, что они там кружатся над Мунамяги, что они оттуда вынюхивают. После этого учите нас демократии.
— Простите, господин вице-спикер, почему Россия не извинится перед Эстонией за оккупацию в 1940 и 1944 годах? Это же так просто!
— Вот! Вот! Вам только скандал нужен. Это вы напечатаете, а правду печатать не будете.
— А, правда, почему Россия не хочет признать факт оккупации и принести извинения странам Балтии? — Поддержала эстонского коллегу молодая дама из Вильнюса.
— Президент недавно дал вам точный ответ: территориальных уступок и извинений не будет! От мёртвого осла уши! Это настоящий мужской поступок, а то всё рассусоливаем с прибалтами, а они только и смотрят, где бы нам нагадить.
Вице-спикер развалился на стуле и воткнул пустой мундштук в пепельницу с окурками.
— За что извиняться будем? Главное, за кого? Вы всё время путаете Россию и СССР, российское руководство и руководство СССР. Хорошо, была оккупация! Кто оккупировал Прибалтику? СССР! Почему вы не предъявляете претензии к другим республикам СССР? Например, к Украине, например, к Грузии. Сталин был грузин, пусть теперь Саакашвили извиняется. Евреи пусть тоже извиняются. Сколько было евреев в руководстве СССР? Украинцы были, евреи были, грузины были, только русских не было! Ещё вопросы есть?
— Вы упомянули о военной активности в районе границы в Южной Эстонии, — странный паренёк пытался быстро сформулировать ускользающий от сознания вопрос, — откуда у вас такие конфиденциальные сведения?
Вице-спикер укоризненно посмотрел на молодого журналиста. Уши юноши зарделись, оттенённые тёмными волосами. В вытянутой правой руке он держал диктофон и нервно грыз ногти на пальцах левой руки.
— Что ж, раскрою вам маленькую тайну. Несколько дней назад в приграничной полосе был задержан эстонский шпион. Выдавал себя за учёного историка. Как будто собирал старинные предания, фольклор народности сету, а сам местность фотографировал, интересовался господствующими высотками. Историк учёный! Вот такие к нам приезжают гости из Прибалтики. Наш МИД сейчас готовит ноту протеста. Всё! Пакеты принесите!
Охрана внесла в кабинет синие с жёлтым пластиковые пакеты с партийными сувенирами.
— Чем могу, — политик протягивал каждому журналисту пакет и жал руку, — чем могу! Вы пишите! Чем могу! Чем могу! Молодёжь! Пишите!
Одарённые партийными сувенирами журналисты потянулись к выходу. Вице-спикер чуть подтянул узел галстука и вслед за гостями вышел в приёмную, где уже стояла телекамера одного из российских музыкальных телеканалов.
— С вами Тутта Ларсен! Мы сегодня в гостях у известного политика.
Тутта Ларсен она же Машка Подшивалова, работая на немногочисленную публику в приёмной, кокетливо крутанула бедрами, хотя в кадре их и в помине не было.
— Что наши политики думают о современной музыке. Сейчас мы это узнаем!
Вице-спикер вздохнул и, запустив руки в карманы брюк, осветил лицо дружелюбной улыбкой.
— Я люблю музыку, сам вот пою при случае. Не могу сказать, что у меня хорошие вокальные данные, но при случае могу спеть сам. А вот Филипп Киркоров на сольном концерте в течение двух часов носится по сцене, меняя балахоны. Ну, что это такое! Бегающий человек, каким бы здоровым сердцем и легкими не отличался, так или иначе, а запыхается. А этот бегает и поёт как соловей. Значит, бегает под фанеру. За него поет магнитофон, а он только обозначает пение. Бегает в сопровождении полуголых девиц и парней. Они ему на сцене стриптиз устраивают. А потом что началось? Началась пугачёвщина. Заинька моя...
— Зайка моя, — поправила вице-спикера Тутта.
— Ну, зайка! Это Аллочка-то, которой пошёл шестой десяток лет, и которая тянет своей задницей на кого угодно, может, на зайчиху или медведицу, только никак не на зайку. Он ей под фанеру «Хочу быть пьян твоей любовью», но ведь сведущие люди знают, что Пугачиха лупит бедного Филю по мордасам так, что аж дым коромыслом! Получается форменный садомазохизм. Мы его в дверь, а он к нам в телевизоре, со сцены. Так и живём весело. Получит Филя по мордасам и под фанеру воет: «Я поднимаю свой бокал, чтоб выпить за твое здоровье!» Или ещё: «Глазами умными в глаза мне посмотри». Смотрю и вижу перед собой на сцене то ли полупедераста, то ли полудурачка-дебила.
— Но зрители, они ведь принимают эту звёздную пару очень хорошо, — заволновалась Тутта, которой очень не хотелось ссориться ни с Филиппом, ни с Аллой Борисовной. — У нас зритель — это король!
— Какой король?! Все дебилы. В стране сплошная дебилизация. — Вице-спикера понесло. — На сцене полупедераст имитирует половой акт. В зале истерика. Зачем такая сложная аберрация? Почему нельзя просто трахнуться? В СССР секса не было, теперь психоаналитики утверждают, что в ближайшее время секс закончится. Дескать, человечество одолеет сексуальная скука.
— Простите, а причём здесь музыка? — Тутта очень натурально изобразила непроходимую дурочку.
— Как причём? Все будут мочь, но никто не будет хотеть! А на концерте Фили пол в зале заплёван, а, может, и засцан. Полно извращенцев и извращенок. Молодец, Филя! Удовлетворил ожидания! А если и удовлетворил, то не реально, а мысленно. Это как поллюция во сне. Подделка! Фанера!
— Вот таково мнение серьезного политика, настоящего мачо! — Тутта сладко улыбнулась в объектив камеры. — А я с вами прощаюсь ровно на одну неделю! Пока, извращенцы! Пока извращенки!
В это время со стороны коридора раздался женский крик. Корреспондент газеты «Молодёжь Эстонии» обнаружила среди сувениров конверт со стодолларовой купюрой.
— Это неслыханная наглость! Это публичное унижение! Это подкуп свободной прессы! Заберите ваши паршивые деньги!
Охрана вежливо оттеснила скандалистку к лестничной площадке и лифтам. Делегация взирала на этот произвол молча. Если, кто ещё и обнаружил в своём пакете зелёную сотню, то предпочёл благоразумно промолчать. Деньги никогда не бывают лишними. Вице-спикер скрылся в своем кабинете, и только команда Тутты Ларсен профессионально отреагировала на скандал.
— Не волнуйтесь, господа! — Придержал телевизионщиков охранник. — Это посетители к депутату Альберту Макашову. Его кабинет прямо напротив лестничной площадки. У него почти каждый день так. Мы уже приняли меры.
Странный юноша на выходе из десятого подъезда Государственной думы незаметно отделился от возбужденной группы коллег журналистов и рванул в Охотный ряд разыскивать интернет-кафе, чтобы успеть первым сообщить в редакцию сенсационную новость о поимке эстонского шпиона.
Шурик Трагедин по прозвищу «Шланг», исполняющий обязанности редактора отдела политики в газете «Эстония», равнодушно читал корреспонденцию из Москвы. Он давно уже собирался слинять домой. Новости политики свёрстаны, и ему нечего было делать в редакции, но теперь, похоже, придется переверстывать всю первую полосу. Сенсаций Шланг не любил, за сенсации надо отвечать. Кто будет отвечать за эту?
Своего прозвища Трагедин удостоился, прежде всего, за осоловелый взгляд близко посаженных мутных глазок. Это зеркало души ясно давало понять, что «товарищ не в курсе и товарищу всё, кроме получки, по барабану». После более близкого знакомства с журналистом Трагединым в сознании сама собой всплывала характеристика «шланг». Не интересующийся ничем, кроме «телевизионного» футбола, безынициативный «Шланг», тем не менее, слыл вполне грамотным политическим обозревателем. Впрочем, по Сеньке и шапка – какова политика, таковы и её обозреватели. Если то, что подлежит канализации через средства массовой информации имеет жидкую консистенцию, то лучше всего подходит гибкий шланг, обладающий сверхпроводимостью на отрезке от клиента до потребителя, шланг, в котором ничего не прилипает к стенкам и не вступает с ними в реакцию. Шурик Трагедин и был тем самым шлангом, каковой отвечает всем требованиям текущего момента. Гибкость шланга удачно сочеталась в нем с продажностью и всегдашней готовностью к штрейкбрехерству. Пика своей карьеры Шланг достиг при главном редакторстве покойного Моисея Маркина, обожавшего иметь под рукой инструменты вместо живых, инициативных, талантливых журналистов.
Шурик Трагедин ещё раз равнодушно перечитал срочный E-mail из Москвы, шаловливо подписанный «Юрик».
— С юмором у него напряг, — проворчал Шланг. — Ишь ты! Юстас — Алексу! Юрик — Шурику.
Делать нечего, полосу следовало переверстать. Над заголовком пришлось поломать голову. Искусством составления скандальных и сенсационных заголовков Шурик-шланг не владел. Тут нужен был талант, а не «каменная жопа». Однажды Маркин вышел из себя и наорал на Шурика, обозвав его каменной жопой. Тот не обиделся, но долго не мог понять, почему жопа каменная? «Если бы просто сраная жопа, я бы понял, — недоумевал обозреватель, не решаясь просить у Маркина объяснений. — Жопа, просто, каменная жопа, и что он имел в виду?» Обыкновенно равнодушный ко всему, что, влетев в правое ухо, обязательно должно вылететь в левое, Шурик мучился неделю, пока не нашел случай задать вопрос своему коллеге и тёзке Александру Конникову.
— Слушай, застряло в голове, а сообразить не могу.
— Что застряло? — Вяло поинтересовался Конников.
— Выражение одно, а откуда никак не могу вспомнить.
— Ну?
— Что ну? Ах, да! Каменная жопа. Вот, хотел использовать в статье, а откуда цитата не могу вспомнить.
Конников тщательно размял сигарету. Он всегда считал себя умнее, талантливее и вообще на три головы выше крайне бестолкового, безграмотного, но такого удачливого Шланга. Конников и сам был беспринципен, в том смысле, что, имея некоторые принципы, он не позволял им руководить собой на работе. В этом смысле он был настоящим представителем второй древнейшей. Конников был феноменально производителен. Про него говорили, что он не пишет только тогда, когда ходит на толчок, что было явным преувеличением. Творческий процесс в уме не прерывался ни на минуту. Мыслей было так много, что сочинять статейки он мог все 24 часа в сутки. Именно из этого свойства конниковского интеллекта проистекало заболевание. Чтобы хоть как-то затормозить поток сознания, он пил, иногда пил неделями. «И почему запой не относится к профессиональным заболеваниям? — Мучительно недоумевал он в минуты просветления. – Надо срочно исправить ошибку. Вот выйду из пике, займусь на досуге».
— Видишь ли, Шура, — Конников затянулся со смаком, предвкушая небольшое развлечение, — когда тебя посылают на три известные буквы, то это всего лишь указание на рекомендованное направление движения. Ты можешь пойти куда угодно. Если же тебя посылают в жопу, то это очень конкретно. Например, начальник посылает тебя на три буквы.
Конников уже прозрел и не мог отказать себе в удовольствии. Тем более, что клиент подставился сам.
— Ты, Шура, идёшь и продолжаешь работать за своим столом. Другое дело, когда в жопу! Жопа — это конкретно, жопа и это очень серьёзно. Моисей мог бы послать тебя на три буквы, но не послал. Мог бы послать тебя в жопу, но не послал. Почему? Отвечу весьма охотно: потому что начальник сделал тебе комплимент, которого ты по своей серости не достоин.
— Постой, постой! — С трудом не обиделся Трагедин. — Ты это о чём сейчас?
— Как, ты ещё не понял? — Изумился Конников. — Ты должен работать над собой. Ты должен больше внимания уделять самообразованию. Вот, например, президент выпустил книгу воспоминаний...
— Так это он?
— Что он? Да, нет же! Наш президент — это ещё не жопа, тем более каменная. Ты, Шурик, невнимателен и нетерпелив. Прочел ли ты уже воспоминания носорога?
— Так это носорог? — Изумился в свою очередь Трагедин. — Нет же ещё перевода на русский язык! Тогда, откуда я...
— Откуда? Ты ещё спрашиваешь откуда! — Конников едва сдержался, чтобы не прыснуть хохотом прямо в лицо незадачливого собеседника. — Это для нас ты шланг, а для Моисея ты жопа! Именно, что каменная!
Конников затушил окурок о край жестяной урны и юркнул в подъезд редакции. Он не стал просвещать Трагедина в сфере интимных подробностей советской истории. Зачем тому знать, что каменной жопой генсек Сталин ласково называл министра иностранных дел Молотова?
Заголовок «Вице-спикер Российской Госдумы сделал сенсационное разоблачение» Шурик Трагедин забраковал. Во-первых, слишком длинно, а во-вторых, спикер же никого не разоблачал, а только сообщил. Концовка «сделал сенсационное заявление» тоже была отвергнута. Заголовок «Ещё один шпионский скандал в отношениях с Россией» тоже не потянул на сенсацию. «Ещё один» это уже не сенсация. Заголовок «В России пойман эстонский шпион» выглядел весьма и весьма непатриотично. Трагедин попытался «шпиона» заменить «разведчиком», и получилось ещё хуже. Если шпионов «ловят», то разведчики, как правило, «проваливаются». Из «Провала эстонского разведчика в России» тоже ничего не вышло. Шурик напряг мозги и выдал ещё одну нетленку: «Подвиг разведчика». Немного подумал и уточнил: «Подвиг эстонского разведчика». Минут через десять заголовок выглядел уже так: «Подвиг эстонского разведчика в России» и снизу жирно «Сенсационное разоблачение вице-спикера Российской Госдумы». Текст начинался фразой, которой Шланг вполне мог бы гордиться:
«Наш специальный корреспондент в Москве сообщает с пометкой "срочно", что, согласно заявлению вице-спикера Российской думы, в пограничном районе арестован гражданин Эстонии, возможно, собиравший сведения разведывательного характера, что грозит нам ещё одним в текущем году шпионским скандалом, подтверждающим, что наша государственная политика продолжает сильно хромать на правое крыло, в результате чего отношения с нашим восточным соседом ухудшаются ещё глубже».
На следующее утро все местные информационные каналы цитировали сенсационное сообщение газеты «Эстония». На один день шланг Трагедин вошел в историю страны.
Пауль-Ээрик Хульгимаа был отпущен на родину под конвоем. Российская контрразведка сочла его совершеннейшим недоумком, свихнувшимся на пирамидах. Слегка попарившись на нарах главный свой секрет искусствовед так и не сумел удержать за зубами. В контрразведке умеют развязывать языки. Правду сказать, случай Хульгимаа был не из сложных. Единственную сложность представляла личность самого наруши-теля, и его странная даже для эстонцев манера изъясняться. Он поминутно кланялся и просил прощения за всякие глупости.
В сумке Хульгимаа обнаружилось странное одеяние — балахон темно-синего цвета, понизу отделанный золотой бахромой. На груди слева был нашит геральдический щит с тремя львами, справа — ещё один щит, пурпурное поле которого украшал серебряный крест, по спине — россыпь золотых пятиконечных звезд.
— Вы, что колдун или шаман?
Испуганный нарушитель энергично помотал головой.
— Как можно, я извиняюсь! Господин офицер, мы же с вами цивилизованные люди!
— И прекратите, наконец, извиняться!
Хульгимаа испуганно вздрогнул, но собеседнику не внял. Ему казалось, что извинения убедительнее всего свидетельствуют о чистоте его помыслов и непорочности поступков.
— Я извиняюсь, господин офицер, позвольте, мне кое-что рассказать вам об истории моего народа. Это очень важно для вас!
Майор-пограничник внимательно выслушал лекцию о глубочайших исторических корнях эстонского народа. Таких внимательных и, можно сказать, въедливых слушателей Хульгимаа не встречал даже в Эстонии. Весь разговор майор записал на цифровой диктофон. При этом он задал множество уточняющих вопросов. В конце лекции хозяин кабинета позволил искусствоведу в свободной форме изложить цель пребывания в двенадцатикилометровой пограничной зоне без соответствующего разрешения местных властей.
— Понимаете, господин офицер, в Египте существует более сотни пирамид, — оживился эстонец. — Представляете, господин офицер? Более сотни! Но великими считаются только три, то есть две.
— Уточните, пожалуйста.
— С удовольствием, господин офицер! Великими пирамидами считаются только пирамиды в Гизе, построенные по схеме четыре-два-четыре. Должен сразу предупредить, что из десяти пирамид великие это только пирамиды фараонов четвертой династии Хуфу, то есть Хеопса, Хафра, то есть Хефрена. Есть ещё пирамида Менакура, то есть Микерина. Высота пирамиды Хеопса составляет сто сорок шесть метров и шестьдесят сантиметров...
— Это существенные данные? — Уточнил офицер.
— Ну, разумеется! Так вот, высота пирамиды Хефрена составляет сто сорок три метра и пятьдесят сантиметров, в то время как высота пирамиды Микерина составляет всего шестьдесят два метра. Остальные семь пирамид гораздо ниже, чем пирамида Микерина, которую достраивал его сын Шепескаф, но уже из кирпича, а не из камня.
— Это плохо? — Снова уточнил пограничник.
— Что плохо? — Не сразу сообразил Хульгимаа. — Ах, да! Кирпичи! Видите ли, дело в том, что в полном геометрическом объеме пирамиды Хеопса два миллиона шестьсот пятьдесят шесть тысяч пятьсот шестьдесят семь кубометров природного камня.
— Без учёта пустот?
— Без пустот? Ах, да! Конечно, без учёта пустот. Если число, образованное первыми четырьмя цифрами, умножить на число, образованное последними тремя цифрами, то получим тринадцать миллионов семьсот девятнадцать тысяч триста девяносто один.
— Ещё раз, сколько? — Переспросил пограничник.
— Сколько раз? Ах, да! Тринадцать миллионов семьсот девятнад-цать тысяч триста девяносто один, где первые цифры образуют число сто тридцать семь, что в классической физике есть постоянная тонкой структуры. Следующие пять цифр есть постоянная парсека. Я извиняюсь, вы, следите за моей мыслью?
Офицер кивнул головой
— Хорошо. Значит, в формуле четыре-два-четыре зашифровано строение нашей планетной системы. Первые четыре пирамиды — это земная группа, две великие пирамиды — это гиганты Юпитер и Сатурн, остальные четыре пирамиды – это наиболее удаленные от солнца планеты, включая ещё не открытую планету Икс. Её орбита вычислена, но физически она пока ещё не обнаружена.
— А солнце? — Задал вопрос пограничник.
— Что солнце? Ах, да! Я извиняюсь, солнце — это Сфинкс. Во всяком случае, так считают знаменитые египтологи Герберт Рике и Пьер Ленар.
— Вы с ними знакомы?
— Что вы! Как можно! Оба скончались ещё в первой половине прошлого века.
— Проверим.
— Да, да, конечно! — Охотно согласился Хульгимаа. — Так вот, дух северной пирамиды — это безбородый юноша с длинными зубами и жёлтой кожей. Дух западной пирамиды — это обнажённая женщина, которая завлекает людей и насылает на них порчу. Дух пирамиды Микерина, её ещё называют цветной из-за того, что кирпич на вершине отличается по цвету от камня в основании, это старец, размахивающий сосудом, в котором горит огонь.
— Если можно, то ближе к теме вашего визита в Россию, — попросил офицер.
— Да, да, конечно! Так вот, я приехал сюда, чтобы найти две недостающие пирамиды.
— Простите, господин, э-э-э... — майор споткнулся о необычную фамилию задержанного, — Ху... Хуль... э-э-э... Россия — это не Египет.
— Конечно! Конечно, не Египет! Пирамиды сейчас находят по всему миру, на всех континентах. Есть пирамиды в Мексике, есть пирамиды в Китае. Недавно с воздуха была сфотографирована огромная пирамида в Тибете. Монахи тщательно оберегают её от иностранцев. Мы тоже обнаружили холмы, которые могут оказаться пирамидами, причём их расположение напоминает расположение пирамид на плато Гиза в Египте.
— Что вы искали в пограничной зоне? — Гнул своё пограничник, автоматически зафиксировав расхождение в количестве пирамид.
— Видите ли, господин офицер, в нашем народном эпосе «Калевипоэг» есть указание на восемь остроконечных вершин. Шесть мы как будто нашли.
— Вы имеете в виду результаты, полученные с помощью разведорганов НАТО?
— Эстония, господин офицер, тоже член НАТО, — наставительно изрёк Хульгимаа. — Аэрофотосъемка местности была включена в полётное задание. Я приехал сюда, чтобы собрать народный фольклор и, по возможности, обнаружить четыре недостающие пирамиды.
— Почему вы не заявили о своих намерениях в консульстве? Почему вы не поставили в известность местные власти?
— Простите, господин офицер, но это исключительно моя частная инициатива. Можно сказать, предварительная разведка...
— Разведка чего? — Сурово отреагировал пограничник.
— Простите, я иногда путаю русские слова. Я имел в виду предварительный сбор информации...
— Сбор информации о чём? — В голосе пограничника зазвучал металл.
— Господин офицер! Вы меня окончательно запутали!
— Так что же вы здесь делали, господин Хуль-има? — Пограничник сверился со своими записями. — Хуль-и-ма? Я правильно произношу ваши данные?
— Правильно, господин офицер, Хуль-ги-маа. На конце двойное «а». Ма-а!
— Итак, цель вашего пребывания в пограничной зоне, — казалось, пограничник намеренно игнорировал реплику задержанного, — господин Хулима-а?
— Я собирал фольклор, поскольку в древности здесь не было границы, то, возможно, что мы и вы имеем общие предания. Я собирал старинные предания. У нас не хватает четырёх пирамид.
— Пирамид?
— Простите вершин, то есть холмов, внутри которых мы подозреваем пирамиды.
— Зачем вам пирамиды?
— Видите ли, господин офицер, если в Эстонии есть пирамиды, то эстонский народ становится древнейшим и наиболее значимым народом Северной Европы.
— Это единственная цель?
— Конечно, нет! Это подтверждение нашей миссии в Европе! Традиционно считается, что наш народ не имел никакой письменности до шестнадцатого века. Представьте себе, что археология до сих пор не может отличить могильники эстов от могильников ливов! Те и другие жили на одной территории, имели схожую культуру, и никаких рун, никаких рисунков. Есть даже теория, что рисунки были для эстов и их соседей ливов чем-то вроде табу. Пирамида — это совсем другое дело! Тут нужны знания, а там, где знания, там и письменность! Это наш шанс узнать свою настоящую историю, своё истинное предназначение. Представьте себе, что помещёния внутри пирамид покрыты тысячами рисунков! Вот почему в Эстонии нет наскальных рисунков! Табу! Писать и рисовать можно только внутри культовых сооружений! А знаете ли вы, что пирамиды гармонизируют вокруг себя пространство? В пирамиде всего за сутки самозатачиваются бритвы! Сырое мясо не гниет, а высыхает! В пирамидах нет крыс и мышей, тогда как в соседней Гизе их полным-полно! Известно ли вам, что Арабская республика Египет запретила даже пролет самолётов над погребальным комплексом в Гизе?
— Почему?
– Великие пирамиды так мощно гармонизируют пространство, что зарегистрированы многочисленные случаи отказа навигационного оборудования. Наши пирамиды могут оказаться выше египетских, следовательно, эффект гармонизации будет просто колоссальным! Вы меня понимаете?!
— Это как-то связано с активностью НАТО в приграничной полосе? — Немедленно отреагировал офицер.
— Ну, разумеется! Небо над Эстонией патрулируют самолёты разных стран альянса. Все заинтересованы в безопасности полётов. Если будут найдены пирамиды, то эта часть территории нашего государства будет закрыта для полётов. Изменится наша роль в Европейском союзе. Всё изменится! Для нас открываются такие перспективы! Понимаете?! Древнейшая в Европе система письма! Эстонский язык станет одним из языков международного общения! Нас будут изучать! ЮНЕСКО возьмет нас под охрану!
— Нью-Васюки, — Сухо констатировал пограничник.
— Простите, не понял?
— Известно, Эстония — это пуп земли.
Офицер встал из-за стола, как бы подчёркивая важность и неотвратимость наступающего момента.
— В отношении вас, господин Ху-ли-ма, принято решение.
— Меня будут судить?
Офицер сложил пальцы рук в замок и с хрустом вывернул ладони в сторону Хульгимаа. Искусствовед непроизвольно вжал голову в плечи. Ему хотелось, чтобы этой поездки в Россию никогда не было.
— Конвой!
Когда до Петровича дошёл смысл заметки, опубликованной в газете «Эстония», то первым, о ком он подумал, был искусствовед Пауль-Ээрик Хульгимаа. Других кандидатов на роль эстонского шпиона почему-то не нашлось. «Как, должно быть, сильно свербит в заднице, если он решился на такой отчаянный шаг, — похоже, что красоты штиля политического обозревателя Трагедина не взволновали пенсионера так, как безрассудность клиента. — Так дела не делаются. Ох, не делаются!» Впрочем, глядя из Таллинна, всё выглядело не так уж и трагично.
Из других утренних новостей, внимание Петровича привлекла разгорающаяся дискуссия по поводу ратификации недавно подписанного с Россией договора о границе. С этим договором долго темнили. Общественное мнение, как всегда, раскололось на три части. Одна часть резонно полагала, что с подписанием и ратификацией договора в отношениях с Россией ничего принципиально не изменится, потому и говорить не о чём. Другая часть настаивала на том, что договор нельзя было подписывать, но раз уж подписали, то ни в коем случае нельзя ратифицировать, потому что Россия сначала должна вернуть земли за Наровой и Печоры вместе с православным монастырём. Зачем нам монастырь с монахами, вопрошали третьи, когда мы не в состоянии интегрировать даже тот русскоязычный контингент, который уже существует сегодня. Нет, возражали вторые: Тартуский мирный договор, Конституция республики, историческая справедливость и вообще Россию следует поставить на место, пусть сначала извинятся за две оккупации. У Петровича была своя версия событий, но её вряд ли изложили бы в прессе. Интерес к договору внезапно пробудился у президентов России и Эстонии после общения с президентом США. Нетрудно было догадаться, кто лоббировал подписание договора в интересах НАТО.
Упоминание НАТО вновь вернуло мысли Петровича к событиям в приграничной полосе. «Значит, господин Хульгимаа решил по собственной инициативе поискать недостающие пирамиды в России, — думал пенсионер, заваривая любимый зеленый чай с жасмином. — Шаг отчаянный, доказывай потом закон тайга и прокурор медведь, что ты фольклор собирал, а не разведывательные сведения. Впрочем, ему должны поверить, то есть не поверить в том смысле, что он там будет им нести про пирамиды. Посидит сутки на нарах, поклюёт баланды из люминиевой миски и начнет быстро колоться до седла. Колоться начнёт, сдаст всех. Тут ему и поверят, потому что весь этот бред про самозатачивающиеся бритвы, гармонизацию пространства, консервацию покойников и цивилизационную миссию эстонского народа он будет нести с неподдельным энтузиазмом».
Петрович налил в китайскую чашку свежезаваренного чая. За окном простирался лунный пейзаж последнего советского спального района. Это был щедрый крупнопанельный дар издыхающей власти тем, за кого она должна была бы нести ответственность, но кого оставила выживать на родине, в мгновение ока превратившейся в чужбину. И не то, чтобы Петрович сомневался в цивилизационной миссии эстонского народа – он в неё просто не верил. «Ну, не евреи! Ну, не богоизбранный народ! — Пенсионер вбил кулак правой руки в ладонь левой. — Это ж понимать надо! Умерить амбиции! Наконец, вспомнить об унизительном семисотлетнем рабстве, прежде чем Европу-то просвещать!»
Петрович с улыбкой вспомнил о сделанном им предсказании в день, когда датчане под стенами замка Тоомпеа в присутствии премьер-министра Эстонии торжественно отпраздновали пятисотлетие даннеброга — государственного флага, обретённого королём Вольдемаром при осаде Верхнего города. И ведь прошло всего несколько лет с тех пор, когда президент республики с говорящей — рыцарской фамилией принял участие в праздновании очередного юбилея эстляндского рыцарства. «Настанет день, — предсказал сам себе Петрович, — когда они вот так же торжественно, под водительством президента и премьер-министра будут праздновать трехсотлетний юбилей советской оккупации».
В истории эстонского народа пенсионер видел один, но существенный изъян. Народ из первобытнообщинного строя шагнул сначала в феодализм, а из феодализма, минуя самодержавие, которое он не принял, прямо в демократию. Отсутствие у нации собственного опыта управления государством — чужие ошибки не в счёт — невозможно компенсировать никакими книжными знаниями. Народ, никогда не знавший монархии и не имеющий традиций национального нобилитета, просто не имеет шансов быстро стать полноценной нацией. Можно научиться надевать фрак по торжественным дням, но носить его столь же непринужденно, как дешёвые турецкие джинсы — тут шалишь! Тут нужно время. Можно быть гражданином Европы, но быть европейцем — тут нужна многовековая выдержка. «Для того, чтобы быть европейцем, нужно для начала стать самим собой, быть самим собой, каждый день и час, и не года или даже десятилетия, а века, — Петрович налил себе ещё чаю. — Начиная с Петра Великого, русских принуждали быть европейцами. Бороды брили, в кафтаны голландские рядились, табак научились курить, наловчились болтать по-немецки и по-французски, взяли обычай отдыхать на водах в Фоше или Баден Бадене, но европейцами так и не стали. А разночинцы? Выучились в европейских университетах, нахватались там нигилизма, анархизма и еврокоммунизма, а ведь европейцами в полном и точном смысле этого слова не стали. Да! Не стали, не стали...»
Петрович в задумчивости заглянул в холодильник и вспомнил Ницше. Если долго смотреть в пустоту, пустота начинает смотреть на вас. Пустое чрево агрегата выразительно смотрело на Петровича. Пора идти за продуктами. Выбор не велик: либо местный рынок, либо местный маркет. Поход и туда, и сюда имел свои достоинства и недостатки. Рынок нынче стал недёшев, цивилизован, но не дёшев, и не поторгуешься. Маркет в отдельных продуктах даже дешевле рынка, но до отвращения однообразен и практически без выбора. Маркет обезличен и бездушен, и, можно сказать, что нравственно безразличен. Рынок более человечен. На рынке ещё сохранилось то, что было одновременно главным изъяном советского продовольственного снабжения и главным его достоинством — простые человеческие отношения. Не блат и не связи, а симпатии и антипатии. На прилавках было пусто, но холодильники ломились от дефицита. Другое дело, что было дефицитом.
Наступили другие времена, и чтобы получить желаемый эффект, что-то надо купить в маркете, а что-то на рынке. Например, бульонную косточку в маркете ни за что не купишь. Косточку Петрович обыкновенно покупает на рынке у своего мясника. Тот всегда приветлив и никогда не подсунет голяшку, рубленную топором. Молодой, стриженый так, что можно сказать почти лысый мясник всегда с улыбкой принесет из холодильника пилёную голяшку. В чём разница, спросите вы? Петрович охотно ответит.
— Видите ли, разница в том, что после рубленой голяшки бульон всенепременно надо процедить, иначе будешь потом плеваться мелкими осколками. Вылавливать в супе мелкие косточки это дело противное, а цедить бульон хлопотно, и опять же кипяток. А что пиленая голяшка? Спил ровный, бульон чистый. Эмоции только положительные.
По дороге в маркет за китайской капустой, которая там чуть не в два раза дешевле, чем на рынке, Петрович размышлял о Ништадском мире. Интересная получалась картина. С одной стороны, в 1710 году Лифляндия была завоевана Россией, но после войны по договору должна была отойти к Польше. Польский король Август Смелый, образно говоря, кинул Петра I под Полтавой.
«И кому теперь прикажете отдать Лифляндию? Правильно! Надо было оставить себе. Но что делает Россия? Россия покупает эту землю у Швеции за два миллиона серебряных ефимков, да ещё обязуется сохранить местный образ правления и все баронские привилегии. После уплаты ефимков можно было не соблюдать договор? Можно, но Россия блюла его аж до конца XIX века! Когда уж совсем невмоготу стало, под визг и стенания баронов стали вводить общероссийский образ правления. То, что теперь с презрением называется периодом жестокой русификации, в действительности было элементарным разнемечиванием края. Неблагодарные! В декларации учредительного собрания в 1919 году записали, что Россия за двести лет владычества не приложила усилий, чтобы сродниться с эстонцами, как была мачехой, так мачехой и осталась. А Россия слово держала, договор блюла! Двести лет мира подарила! А они, блядь заладили — русификация, русификация! Насильственная русификация! Забыли про поголовную грамотность, про газету в каждом крестьянском доме, про письменные доносы друг на друга. Про всё забыли! Выучились в Петербургском да Московском университетах, а теперь дипломы российские признавать не хотят! — Петрович перевёл дух. — Горе-то какое! Они теперь тупые немецкие законы переводят с ошибками! А всё Россия виновата, зачем русифицировали?»
Перебрав два ящика гнилой капусты, пенсионер, наконец, выудил приличный кочан, зеленый и рыхлый. А на очереди уже были некондиционные томаты, которые предстояло перещупать поштучно, чтобы набрать каких-то полкило.
— Немчура проклятая, — ворчал Петрович, — приучила таки в дерьме ковыряться. Мало вас, вражье семя, князь Шаховской гонял. Вот она, немецкая пунктуальность! Ровно неделя до окончания срока реализации!
Пенсионер раздражённо швырнул упаковку дешёвых сосисок обратно на полку. Сосиски на исходе срока реализации вернули его к действительности.
Убийство Хвоста, арест в России Хульгимаа, активность НАТО в небе над Мунамяги свидетельствовали о том, что события вот-вот начнут нарастать лавинообразно. Завещание писать пока ещё рано, но как честный человек он должен приготовиться ко всяким неожиданностям. Прежде всего, следует на время пристроить в хорошие руки хвостовские «сувениры» — записную книжку и почтовую карточку. Петрович ничего лучше не придумал, как обратиться за помощью к академику Зубову. Существовало устное предание, что Фёдор Иванович с третьего класса начальной школы хранил все свои тетради, дневники и даже альбомы для рисования. Правда, хранилось всё это без системы, в полнейшем бардаке. Бардак тоже устраивал Петровича. Более того, академический бардак входил в его планы. Если кто и вознамерится найти записную книжку и открытку, то ему придется воевать не с академиком, а с бардаком в его «исторических» бумагах. Было решено под благовидным предлогом получить доступ к архиву и спрятать документы без академического ведома. «Где человек прячет камень? — Неожиданно вспомнил Петрович Эдгара По. — Умный человек прячет камень среди камней. Где человек прячет лист? Он прячет его в лесу, среди других листьев».
Решив, что делать с документами, пенсионер вернулся к отложенной на время проблеме Хвоста. За это время он укрепился в мысли о том, что убийство перекупщика антиквариата было связано не с его коммерческой деятельностью вообще, а с его последними находками в частности и, прежде всего, с той запиской, которую он показал Хульгимаа и даже позволил сделать ксерокопию. Будет ужасно, если отчёт о приключениях искусствоведа в России попадёт в прессу. Эпидемии кладоискательства будет не избежать. Тяжёлая техника нынче не проблема, они такого там наковыряют, что никому мало не покажется. Но предотвратить развитие событий было уже не в силах и не в компетенции Петровича.
______________
<<< Начало ищи здесь
Источник: | Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников
14.12.19 | 3730
Михаил Петров
Третья из историй про Петровича
Все совпадения — персональные, фактические,
политические и географические являются случайными.
Автор на всякий случай заранее приносит свои извинения
всем, кому эти совпадения показались неуместными или обидными
политические и географические являются случайными.
Автор на всякий случай заранее приносит свои извинения
всем, кому эти совпадения показались неуместными или обидными
Gâte–vertu
Вице-спикер Государственной думы Российской Федерации, полковник и заслуженный юрист медленно шёл по длинному парламентскому коридору в здании на Охотном ряду. Поотстав на два шага, за ним плелась партийная охрана — трое коротко стриженных молодых людей. В другом конце коридора, в приёмной его ждали журналисты из Прибалтийских стран. Вице-спикер издалека увидел, что молодёжь в ожидании него развлекается, фотографируясь в обнимку с моделью статуи. Когда-то предполагалось установить статую заслуженного юриста на Лубянской площади на том самом месте, где уже не стоял памятник Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Модель скандальной статуи была выполнена в натуральную величину. Длинное до пят пальто, похожее на кавалерийскую шинель, с поднятым воротником, знаменитая кепка, изрядное портретное сходство. Позади модели к стене был прикреплён слегка изогнутый стенд с цветной фотографией площади: вид на универмаг «Детский мир» и бывшее здание КГБ.
«Дети, — подумал вице-спикер, — чужие дети. Латыши, эстонцы... Потерянное для нас поколение. Дети ещё, но уже матерые враги, наверное, враги. Во всяком случае, не друзья».
— Приготовьте пакеты. Майки, ручки, значки, литературу. Не забудьте про видеокассеты. Положите им что-нибудь весёлое. Вот, положите им кассеты с песнями. Молодёжь везде любит музыку. И не забудьте вложить каждому по стольнику баксов. Понятно?
Ближайший охранник, видимо, старший в группе молча кивнул и взглядом передал распоряжение шефа двум другим. Молодые журналисты — человек десять-двенадцать — сбились в плотную стайку. В присутствии самого знаменитого политика России они робели. Ожидание сенсации и скандала подогревало общий интерес и настороженность. Вице-спикер шагнул в приёмную и, разведя руки, широким жестом обнял двух ближайших к нему девчушек. Защелкали, слепя вспышками, фотокамеры.
— Прошу всех ко мне!
Когда гости расселись за столом, вице-спикер скинул на руки охраннику пиджак и ослабил узел галстука. Не обращая внимания на фотокамеры, где-то даже позируя, он закурил сигариллос в белом пластиковом мундштуке. Пустив первые клубы дыма, поднял руку, словно защищаясь от назойливых объективов.
— Довольно, хватит фотографий! Вспышки вредят моим глазам. Ну, какие будут вопросы? Не стесняйтесь, прошу вас. Вот, вы, вы откуда?
Вице-спикер ткнул сигариллос в сторону девчушки, которую только что обнимал в приёмной. Она ответила с легким прибалтийским акцентом.
— Я из Риги, издательский дом «Сутки», — девчушка вытянула руку с включённым диктофоном. — У меня такой вопрос: госпожа президент согласилась ехать в Москву на празднование шестидесятилетия окончания войны, но мы все глаза проглядели во время прямой трансляции и не увидели её на трибуне с остальными гостями. Где вы её прятали?
— Я не сторож вашему президенту. Где мы её прятали? А нигде! Знаю, что она была на официальных мероприятиях саммита, но на Красную площадь и к могиле Неизвестного солдата идти отказалась. Принципиально отказалась. Её право.
— С чем это, по-вашему, связано? — Девчушка проявила настырность, явно нарываясь на скандальный ответ. — Может быть, её плохо здесь приняли?
— У нас ко всем гостям одинаковое отношение, конечно, если они не лезут к нам в монастырь со своим уставом. Ты, в гости, зачем приехала? Хозяев поучать?
— А разве у вас монастырь?
— Не надо! Вот только не надо к словам придираться! — Вице-спикер закурил новую сигариллос. — Вы меня в гости не приглашаете? Так? А вот возьму и приеду по линии международных организаций. Буду учить ваших парламентариев и президента. Попробуйте тогда заткните мне глотку.
— Вас до сих пор не пускают в Латвию? — Удивилась девчушка.
— Надо так: не пустили в Латвию вице-спикера, немедленно завернуть обратно десять ваших латышских бизнесменов. А то было так, что я пошел из Ивангорода в Нарву, а на мосту мне какой-то эстонский парень автоматом в живот тычет. Разве можно так? Я в Европе езжу на машине, так только по банкам узнаю, в какой стране нахожусь.
Странный паренёк из Эстонии изо всех сил тянул руку с диктофоном. Странным он выглядел потому, что волосы на его голове были окрашены в два цвета: соломенно-жёлтый на макушке и иссиня-чёрный на висках и затылке.
— Скажите, господин вице-спикер, говорят, что когда госпожа Тобре устраивала велосипедный пробег по Петсеримаа, вы отозвались о ней очень грубо.
— Вот! Видите, — Вице-спикер ткнул сигариллос в сторону паренька из Эстонии. — Петсеримаа! Как будто русский парень, а говорит Петсеримаа вместо русского Печоры.
— Но это бывшая территория Эстонской Республики. Тартуский мирный договор...
— Вот, видите! — Политик выпустил в потолок тугую струю табачного дыма. — Это исконно русские земли. Если велосипедисты хотели прокатиться по Псковской области, их надо было пустить. Я тогда сказал, что надо было пустить и гнать до самого Магадана. Кто доедет, получит баночку красной икры или крабов. Так и напишите в своей газете. Как она называется?
— «Вести дня».
— Ещё в своей газете напишите о необычайной активности войск НАТО в Юго-Восточной Эстонии. Как, вы ничего об этом не знаете? Слабая у вас пресса. Приезжайте к нам учиться. Я помогу.
— Простите, что вы имеете в виду?
— Вот, видите, вопросы задаете, а сами не знаете. — Ещё одна тугая струя табачного дыма отправилась к потолку. — Вдоль нашей границы наблюдается повышенная активность авиации НАТО. Зачем туда AVAKS притащили? Вот пусть ваша газета напишет, что они там на нашей стороне вынюхивают. Что вы там в нашем Изборске вынюхиваете? Всё вынюхивают, вынюхивают, а сами в Югославии нагадили, в Афганистане нагадили, теперь иракский народ уничтожают. Вот напишите, что они там кружатся над Мунамяги, что они оттуда вынюхивают. После этого учите нас демократии.
— Простите, господин вице-спикер, почему Россия не извинится перед Эстонией за оккупацию в 1940 и 1944 годах? Это же так просто!
— Вот! Вот! Вам только скандал нужен. Это вы напечатаете, а правду печатать не будете.
— А, правда, почему Россия не хочет признать факт оккупации и принести извинения странам Балтии? — Поддержала эстонского коллегу молодая дама из Вильнюса.
— Президент недавно дал вам точный ответ: территориальных уступок и извинений не будет! От мёртвого осла уши! Это настоящий мужской поступок, а то всё рассусоливаем с прибалтами, а они только и смотрят, где бы нам нагадить.
Вице-спикер развалился на стуле и воткнул пустой мундштук в пепельницу с окурками.
— За что извиняться будем? Главное, за кого? Вы всё время путаете Россию и СССР, российское руководство и руководство СССР. Хорошо, была оккупация! Кто оккупировал Прибалтику? СССР! Почему вы не предъявляете претензии к другим республикам СССР? Например, к Украине, например, к Грузии. Сталин был грузин, пусть теперь Саакашвили извиняется. Евреи пусть тоже извиняются. Сколько было евреев в руководстве СССР? Украинцы были, евреи были, грузины были, только русских не было! Ещё вопросы есть?
— Вы упомянули о военной активности в районе границы в Южной Эстонии, — странный паренёк пытался быстро сформулировать ускользающий от сознания вопрос, — откуда у вас такие конфиденциальные сведения?
Вице-спикер укоризненно посмотрел на молодого журналиста. Уши юноши зарделись, оттенённые тёмными волосами. В вытянутой правой руке он держал диктофон и нервно грыз ногти на пальцах левой руки.
— Что ж, раскрою вам маленькую тайну. Несколько дней назад в приграничной полосе был задержан эстонский шпион. Выдавал себя за учёного историка. Как будто собирал старинные предания, фольклор народности сету, а сам местность фотографировал, интересовался господствующими высотками. Историк учёный! Вот такие к нам приезжают гости из Прибалтики. Наш МИД сейчас готовит ноту протеста. Всё! Пакеты принесите!
Охрана внесла в кабинет синие с жёлтым пластиковые пакеты с партийными сувенирами.
— Чем могу, — политик протягивал каждому журналисту пакет и жал руку, — чем могу! Вы пишите! Чем могу! Чем могу! Молодёжь! Пишите!
Одарённые партийными сувенирами журналисты потянулись к выходу. Вице-спикер чуть подтянул узел галстука и вслед за гостями вышел в приёмную, где уже стояла телекамера одного из российских музыкальных телеканалов.
— С вами Тутта Ларсен! Мы сегодня в гостях у известного политика.
Тутта Ларсен она же Машка Подшивалова, работая на немногочисленную публику в приёмной, кокетливо крутанула бедрами, хотя в кадре их и в помине не было.
— Что наши политики думают о современной музыке. Сейчас мы это узнаем!
Вице-спикер вздохнул и, запустив руки в карманы брюк, осветил лицо дружелюбной улыбкой.
— Я люблю музыку, сам вот пою при случае. Не могу сказать, что у меня хорошие вокальные данные, но при случае могу спеть сам. А вот Филипп Киркоров на сольном концерте в течение двух часов носится по сцене, меняя балахоны. Ну, что это такое! Бегающий человек, каким бы здоровым сердцем и легкими не отличался, так или иначе, а запыхается. А этот бегает и поёт как соловей. Значит, бегает под фанеру. За него поет магнитофон, а он только обозначает пение. Бегает в сопровождении полуголых девиц и парней. Они ему на сцене стриптиз устраивают. А потом что началось? Началась пугачёвщина. Заинька моя...
— Зайка моя, — поправила вице-спикера Тутта.
— Ну, зайка! Это Аллочка-то, которой пошёл шестой десяток лет, и которая тянет своей задницей на кого угодно, может, на зайчиху или медведицу, только никак не на зайку. Он ей под фанеру «Хочу быть пьян твоей любовью», но ведь сведущие люди знают, что Пугачиха лупит бедного Филю по мордасам так, что аж дым коромыслом! Получается форменный садомазохизм. Мы его в дверь, а он к нам в телевизоре, со сцены. Так и живём весело. Получит Филя по мордасам и под фанеру воет: «Я поднимаю свой бокал, чтоб выпить за твое здоровье!» Или ещё: «Глазами умными в глаза мне посмотри». Смотрю и вижу перед собой на сцене то ли полупедераста, то ли полудурачка-дебила.
— Но зрители, они ведь принимают эту звёздную пару очень хорошо, — заволновалась Тутта, которой очень не хотелось ссориться ни с Филиппом, ни с Аллой Борисовной. — У нас зритель — это король!
— Какой король?! Все дебилы. В стране сплошная дебилизация. — Вице-спикера понесло. — На сцене полупедераст имитирует половой акт. В зале истерика. Зачем такая сложная аберрация? Почему нельзя просто трахнуться? В СССР секса не было, теперь психоаналитики утверждают, что в ближайшее время секс закончится. Дескать, человечество одолеет сексуальная скука.
— Простите, а причём здесь музыка? — Тутта очень натурально изобразила непроходимую дурочку.
— Как причём? Все будут мочь, но никто не будет хотеть! А на концерте Фили пол в зале заплёван, а, может, и засцан. Полно извращенцев и извращенок. Молодец, Филя! Удовлетворил ожидания! А если и удовлетворил, то не реально, а мысленно. Это как поллюция во сне. Подделка! Фанера!
— Вот таково мнение серьезного политика, настоящего мачо! — Тутта сладко улыбнулась в объектив камеры. — А я с вами прощаюсь ровно на одну неделю! Пока, извращенцы! Пока извращенки!
В это время со стороны коридора раздался женский крик. Корреспондент газеты «Молодёжь Эстонии» обнаружила среди сувениров конверт со стодолларовой купюрой.
— Это неслыханная наглость! Это публичное унижение! Это подкуп свободной прессы! Заберите ваши паршивые деньги!
Охрана вежливо оттеснила скандалистку к лестничной площадке и лифтам. Делегация взирала на этот произвол молча. Если, кто ещё и обнаружил в своём пакете зелёную сотню, то предпочёл благоразумно промолчать. Деньги никогда не бывают лишними. Вице-спикер скрылся в своем кабинете, и только команда Тутты Ларсен профессионально отреагировала на скандал.
— Не волнуйтесь, господа! — Придержал телевизионщиков охранник. — Это посетители к депутату Альберту Макашову. Его кабинет прямо напротив лестничной площадки. У него почти каждый день так. Мы уже приняли меры.
Странный юноша на выходе из десятого подъезда Государственной думы незаметно отделился от возбужденной группы коллег журналистов и рванул в Охотный ряд разыскивать интернет-кафе, чтобы успеть первым сообщить в редакцию сенсационную новость о поимке эстонского шпиона.
Каменная жопа
Шурик Трагедин по прозвищу «Шланг», исполняющий обязанности редактора отдела политики в газете «Эстония», равнодушно читал корреспонденцию из Москвы. Он давно уже собирался слинять домой. Новости политики свёрстаны, и ему нечего было делать в редакции, но теперь, похоже, придется переверстывать всю первую полосу. Сенсаций Шланг не любил, за сенсации надо отвечать. Кто будет отвечать за эту?
Своего прозвища Трагедин удостоился, прежде всего, за осоловелый взгляд близко посаженных мутных глазок. Это зеркало души ясно давало понять, что «товарищ не в курсе и товарищу всё, кроме получки, по барабану». После более близкого знакомства с журналистом Трагединым в сознании сама собой всплывала характеристика «шланг». Не интересующийся ничем, кроме «телевизионного» футбола, безынициативный «Шланг», тем не менее, слыл вполне грамотным политическим обозревателем. Впрочем, по Сеньке и шапка – какова политика, таковы и её обозреватели. Если то, что подлежит канализации через средства массовой информации имеет жидкую консистенцию, то лучше всего подходит гибкий шланг, обладающий сверхпроводимостью на отрезке от клиента до потребителя, шланг, в котором ничего не прилипает к стенкам и не вступает с ними в реакцию. Шурик Трагедин и был тем самым шлангом, каковой отвечает всем требованиям текущего момента. Гибкость шланга удачно сочеталась в нем с продажностью и всегдашней готовностью к штрейкбрехерству. Пика своей карьеры Шланг достиг при главном редакторстве покойного Моисея Маркина, обожавшего иметь под рукой инструменты вместо живых, инициативных, талантливых журналистов.
Шурик Трагедин ещё раз равнодушно перечитал срочный E-mail из Москвы, шаловливо подписанный «Юрик».
— С юмором у него напряг, — проворчал Шланг. — Ишь ты! Юстас — Алексу! Юрик — Шурику.
Делать нечего, полосу следовало переверстать. Над заголовком пришлось поломать голову. Искусством составления скандальных и сенсационных заголовков Шурик-шланг не владел. Тут нужен был талант, а не «каменная жопа». Однажды Маркин вышел из себя и наорал на Шурика, обозвав его каменной жопой. Тот не обиделся, но долго не мог понять, почему жопа каменная? «Если бы просто сраная жопа, я бы понял, — недоумевал обозреватель, не решаясь просить у Маркина объяснений. — Жопа, просто, каменная жопа, и что он имел в виду?» Обыкновенно равнодушный ко всему, что, влетев в правое ухо, обязательно должно вылететь в левое, Шурик мучился неделю, пока не нашел случай задать вопрос своему коллеге и тёзке Александру Конникову.
— Слушай, застряло в голове, а сообразить не могу.
— Что застряло? — Вяло поинтересовался Конников.
— Выражение одно, а откуда никак не могу вспомнить.
— Ну?
— Что ну? Ах, да! Каменная жопа. Вот, хотел использовать в статье, а откуда цитата не могу вспомнить.
Конников тщательно размял сигарету. Он всегда считал себя умнее, талантливее и вообще на три головы выше крайне бестолкового, безграмотного, но такого удачливого Шланга. Конников и сам был беспринципен, в том смысле, что, имея некоторые принципы, он не позволял им руководить собой на работе. В этом смысле он был настоящим представителем второй древнейшей. Конников был феноменально производителен. Про него говорили, что он не пишет только тогда, когда ходит на толчок, что было явным преувеличением. Творческий процесс в уме не прерывался ни на минуту. Мыслей было так много, что сочинять статейки он мог все 24 часа в сутки. Именно из этого свойства конниковского интеллекта проистекало заболевание. Чтобы хоть как-то затормозить поток сознания, он пил, иногда пил неделями. «И почему запой не относится к профессиональным заболеваниям? — Мучительно недоумевал он в минуты просветления. – Надо срочно исправить ошибку. Вот выйду из пике, займусь на досуге».
— Видишь ли, Шура, — Конников затянулся со смаком, предвкушая небольшое развлечение, — когда тебя посылают на три известные буквы, то это всего лишь указание на рекомендованное направление движения. Ты можешь пойти куда угодно. Если же тебя посылают в жопу, то это очень конкретно. Например, начальник посылает тебя на три буквы.
Конников уже прозрел и не мог отказать себе в удовольствии. Тем более, что клиент подставился сам.
— Ты, Шура, идёшь и продолжаешь работать за своим столом. Другое дело, когда в жопу! Жопа — это конкретно, жопа и это очень серьёзно. Моисей мог бы послать тебя на три буквы, но не послал. Мог бы послать тебя в жопу, но не послал. Почему? Отвечу весьма охотно: потому что начальник сделал тебе комплимент, которого ты по своей серости не достоин.
— Постой, постой! — С трудом не обиделся Трагедин. — Ты это о чём сейчас?
— Как, ты ещё не понял? — Изумился Конников. — Ты должен работать над собой. Ты должен больше внимания уделять самообразованию. Вот, например, президент выпустил книгу воспоминаний...
— Так это он?
— Что он? Да, нет же! Наш президент — это ещё не жопа, тем более каменная. Ты, Шурик, невнимателен и нетерпелив. Прочел ли ты уже воспоминания носорога?
— Так это носорог? — Изумился в свою очередь Трагедин. — Нет же ещё перевода на русский язык! Тогда, откуда я...
— Откуда? Ты ещё спрашиваешь откуда! — Конников едва сдержался, чтобы не прыснуть хохотом прямо в лицо незадачливого собеседника. — Это для нас ты шланг, а для Моисея ты жопа! Именно, что каменная!
Конников затушил окурок о край жестяной урны и юркнул в подъезд редакции. Он не стал просвещать Трагедина в сфере интимных подробностей советской истории. Зачем тому знать, что каменной жопой генсек Сталин ласково называл министра иностранных дел Молотова?
Заголовок «Вице-спикер Российской Госдумы сделал сенсационное разоблачение» Шурик Трагедин забраковал. Во-первых, слишком длинно, а во-вторых, спикер же никого не разоблачал, а только сообщил. Концовка «сделал сенсационное заявление» тоже была отвергнута. Заголовок «Ещё один шпионский скандал в отношениях с Россией» тоже не потянул на сенсацию. «Ещё один» это уже не сенсация. Заголовок «В России пойман эстонский шпион» выглядел весьма и весьма непатриотично. Трагедин попытался «шпиона» заменить «разведчиком», и получилось ещё хуже. Если шпионов «ловят», то разведчики, как правило, «проваливаются». Из «Провала эстонского разведчика в России» тоже ничего не вышло. Шурик напряг мозги и выдал ещё одну нетленку: «Подвиг разведчика». Немного подумал и уточнил: «Подвиг эстонского разведчика». Минут через десять заголовок выглядел уже так: «Подвиг эстонского разведчика в России» и снизу жирно «Сенсационное разоблачение вице-спикера Российской Госдумы». Текст начинался фразой, которой Шланг вполне мог бы гордиться:
«Наш специальный корреспондент в Москве сообщает с пометкой "срочно", что, согласно заявлению вице-спикера Российской думы, в пограничном районе арестован гражданин Эстонии, возможно, собиравший сведения разведывательного характера, что грозит нам ещё одним в текущем году шпионским скандалом, подтверждающим, что наша государственная политика продолжает сильно хромать на правое крыло, в результате чего отношения с нашим восточным соседом ухудшаются ещё глубже».
На следующее утро все местные информационные каналы цитировали сенсационное сообщение газеты «Эстония». На один день шланг Трагедин вошел в историю страны.
Шпион
Пауль-Ээрик Хульгимаа был отпущен на родину под конвоем. Российская контрразведка сочла его совершеннейшим недоумком, свихнувшимся на пирамидах. Слегка попарившись на нарах главный свой секрет искусствовед так и не сумел удержать за зубами. В контрразведке умеют развязывать языки. Правду сказать, случай Хульгимаа был не из сложных. Единственную сложность представляла личность самого наруши-теля, и его странная даже для эстонцев манера изъясняться. Он поминутно кланялся и просил прощения за всякие глупости.
В сумке Хульгимаа обнаружилось странное одеяние — балахон темно-синего цвета, понизу отделанный золотой бахромой. На груди слева был нашит геральдический щит с тремя львами, справа — ещё один щит, пурпурное поле которого украшал серебряный крест, по спине — россыпь золотых пятиконечных звезд.
— Вы, что колдун или шаман?
Испуганный нарушитель энергично помотал головой.
— Как можно, я извиняюсь! Господин офицер, мы же с вами цивилизованные люди!
— И прекратите, наконец, извиняться!
Хульгимаа испуганно вздрогнул, но собеседнику не внял. Ему казалось, что извинения убедительнее всего свидетельствуют о чистоте его помыслов и непорочности поступков.
— Я извиняюсь, господин офицер, позвольте, мне кое-что рассказать вам об истории моего народа. Это очень важно для вас!
Майор-пограничник внимательно выслушал лекцию о глубочайших исторических корнях эстонского народа. Таких внимательных и, можно сказать, въедливых слушателей Хульгимаа не встречал даже в Эстонии. Весь разговор майор записал на цифровой диктофон. При этом он задал множество уточняющих вопросов. В конце лекции хозяин кабинета позволил искусствоведу в свободной форме изложить цель пребывания в двенадцатикилометровой пограничной зоне без соответствующего разрешения местных властей.
— Понимаете, господин офицер, в Египте существует более сотни пирамид, — оживился эстонец. — Представляете, господин офицер? Более сотни! Но великими считаются только три, то есть две.
— Уточните, пожалуйста.
— С удовольствием, господин офицер! Великими пирамидами считаются только пирамиды в Гизе, построенные по схеме четыре-два-четыре. Должен сразу предупредить, что из десяти пирамид великие это только пирамиды фараонов четвертой династии Хуфу, то есть Хеопса, Хафра, то есть Хефрена. Есть ещё пирамида Менакура, то есть Микерина. Высота пирамиды Хеопса составляет сто сорок шесть метров и шестьдесят сантиметров...
— Это существенные данные? — Уточнил офицер.
— Ну, разумеется! Так вот, высота пирамиды Хефрена составляет сто сорок три метра и пятьдесят сантиметров, в то время как высота пирамиды Микерина составляет всего шестьдесят два метра. Остальные семь пирамид гораздо ниже, чем пирамида Микерина, которую достраивал его сын Шепескаф, но уже из кирпича, а не из камня.
— Это плохо? — Снова уточнил пограничник.
— Что плохо? — Не сразу сообразил Хульгимаа. — Ах, да! Кирпичи! Видите ли, дело в том, что в полном геометрическом объеме пирамиды Хеопса два миллиона шестьсот пятьдесят шесть тысяч пятьсот шестьдесят семь кубометров природного камня.
— Без учёта пустот?
— Без пустот? Ах, да! Конечно, без учёта пустот. Если число, образованное первыми четырьмя цифрами, умножить на число, образованное последними тремя цифрами, то получим тринадцать миллионов семьсот девятнадцать тысяч триста девяносто один.
— Ещё раз, сколько? — Переспросил пограничник.
— Сколько раз? Ах, да! Тринадцать миллионов семьсот девятнад-цать тысяч триста девяносто один, где первые цифры образуют число сто тридцать семь, что в классической физике есть постоянная тонкой структуры. Следующие пять цифр есть постоянная парсека. Я извиняюсь, вы, следите за моей мыслью?
Офицер кивнул головой
— Хорошо. Значит, в формуле четыре-два-четыре зашифровано строение нашей планетной системы. Первые четыре пирамиды — это земная группа, две великие пирамиды — это гиганты Юпитер и Сатурн, остальные четыре пирамиды – это наиболее удаленные от солнца планеты, включая ещё не открытую планету Икс. Её орбита вычислена, но физически она пока ещё не обнаружена.
— А солнце? — Задал вопрос пограничник.
— Что солнце? Ах, да! Я извиняюсь, солнце — это Сфинкс. Во всяком случае, так считают знаменитые египтологи Герберт Рике и Пьер Ленар.
— Вы с ними знакомы?
— Что вы! Как можно! Оба скончались ещё в первой половине прошлого века.
— Проверим.
— Да, да, конечно! — Охотно согласился Хульгимаа. — Так вот, дух северной пирамиды — это безбородый юноша с длинными зубами и жёлтой кожей. Дух западной пирамиды — это обнажённая женщина, которая завлекает людей и насылает на них порчу. Дух пирамиды Микерина, её ещё называют цветной из-за того, что кирпич на вершине отличается по цвету от камня в основании, это старец, размахивающий сосудом, в котором горит огонь.
— Если можно, то ближе к теме вашего визита в Россию, — попросил офицер.
— Да, да, конечно! Так вот, я приехал сюда, чтобы найти две недостающие пирамиды.
— Простите, господин, э-э-э... — майор споткнулся о необычную фамилию задержанного, — Ху... Хуль... э-э-э... Россия — это не Египет.
— Конечно! Конечно, не Египет! Пирамиды сейчас находят по всему миру, на всех континентах. Есть пирамиды в Мексике, есть пирамиды в Китае. Недавно с воздуха была сфотографирована огромная пирамида в Тибете. Монахи тщательно оберегают её от иностранцев. Мы тоже обнаружили холмы, которые могут оказаться пирамидами, причём их расположение напоминает расположение пирамид на плато Гиза в Египте.
— Что вы искали в пограничной зоне? — Гнул своё пограничник, автоматически зафиксировав расхождение в количестве пирамид.
— Видите ли, господин офицер, в нашем народном эпосе «Калевипоэг» есть указание на восемь остроконечных вершин. Шесть мы как будто нашли.
— Вы имеете в виду результаты, полученные с помощью разведорганов НАТО?
— Эстония, господин офицер, тоже член НАТО, — наставительно изрёк Хульгимаа. — Аэрофотосъемка местности была включена в полётное задание. Я приехал сюда, чтобы собрать народный фольклор и, по возможности, обнаружить четыре недостающие пирамиды.
— Почему вы не заявили о своих намерениях в консульстве? Почему вы не поставили в известность местные власти?
— Простите, господин офицер, но это исключительно моя частная инициатива. Можно сказать, предварительная разведка...
— Разведка чего? — Сурово отреагировал пограничник.
— Простите, я иногда путаю русские слова. Я имел в виду предварительный сбор информации...
— Сбор информации о чём? — В голосе пограничника зазвучал металл.
— Господин офицер! Вы меня окончательно запутали!
— Так что же вы здесь делали, господин Хуль-има? — Пограничник сверился со своими записями. — Хуль-и-ма? Я правильно произношу ваши данные?
— Правильно, господин офицер, Хуль-ги-маа. На конце двойное «а». Ма-а!
— Итак, цель вашего пребывания в пограничной зоне, — казалось, пограничник намеренно игнорировал реплику задержанного, — господин Хулима-а?
— Я собирал фольклор, поскольку в древности здесь не было границы, то, возможно, что мы и вы имеем общие предания. Я собирал старинные предания. У нас не хватает четырёх пирамид.
— Пирамид?
— Простите вершин, то есть холмов, внутри которых мы подозреваем пирамиды.
— Зачем вам пирамиды?
— Видите ли, господин офицер, если в Эстонии есть пирамиды, то эстонский народ становится древнейшим и наиболее значимым народом Северной Европы.
— Это единственная цель?
— Конечно, нет! Это подтверждение нашей миссии в Европе! Традиционно считается, что наш народ не имел никакой письменности до шестнадцатого века. Представьте себе, что археология до сих пор не может отличить могильники эстов от могильников ливов! Те и другие жили на одной территории, имели схожую культуру, и никаких рун, никаких рисунков. Есть даже теория, что рисунки были для эстов и их соседей ливов чем-то вроде табу. Пирамида — это совсем другое дело! Тут нужны знания, а там, где знания, там и письменность! Это наш шанс узнать свою настоящую историю, своё истинное предназначение. Представьте себе, что помещёния внутри пирамид покрыты тысячами рисунков! Вот почему в Эстонии нет наскальных рисунков! Табу! Писать и рисовать можно только внутри культовых сооружений! А знаете ли вы, что пирамиды гармонизируют вокруг себя пространство? В пирамиде всего за сутки самозатачиваются бритвы! Сырое мясо не гниет, а высыхает! В пирамидах нет крыс и мышей, тогда как в соседней Гизе их полным-полно! Известно ли вам, что Арабская республика Египет запретила даже пролет самолётов над погребальным комплексом в Гизе?
— Почему?
– Великие пирамиды так мощно гармонизируют пространство, что зарегистрированы многочисленные случаи отказа навигационного оборудования. Наши пирамиды могут оказаться выше египетских, следовательно, эффект гармонизации будет просто колоссальным! Вы меня понимаете?!
— Это как-то связано с активностью НАТО в приграничной полосе? — Немедленно отреагировал офицер.
— Ну, разумеется! Небо над Эстонией патрулируют самолёты разных стран альянса. Все заинтересованы в безопасности полётов. Если будут найдены пирамиды, то эта часть территории нашего государства будет закрыта для полётов. Изменится наша роль в Европейском союзе. Всё изменится! Для нас открываются такие перспективы! Понимаете?! Древнейшая в Европе система письма! Эстонский язык станет одним из языков международного общения! Нас будут изучать! ЮНЕСКО возьмет нас под охрану!
— Нью-Васюки, — Сухо констатировал пограничник.
— Простите, не понял?
— Известно, Эстония — это пуп земли.
Офицер встал из-за стола, как бы подчёркивая важность и неотвратимость наступающего момента.
— В отношении вас, господин Ху-ли-ма, принято решение.
— Меня будут судить?
Офицер сложил пальцы рук в замок и с хрустом вывернул ладони в сторону Хульгимаа. Искусствовед непроизвольно вжал голову в плечи. Ему хотелось, чтобы этой поездки в Россию никогда не было.
— Конвой!
Пуп земли
Когда до Петровича дошёл смысл заметки, опубликованной в газете «Эстония», то первым, о ком он подумал, был искусствовед Пауль-Ээрик Хульгимаа. Других кандидатов на роль эстонского шпиона почему-то не нашлось. «Как, должно быть, сильно свербит в заднице, если он решился на такой отчаянный шаг, — похоже, что красоты штиля политического обозревателя Трагедина не взволновали пенсионера так, как безрассудность клиента. — Так дела не делаются. Ох, не делаются!» Впрочем, глядя из Таллинна, всё выглядело не так уж и трагично.
Из других утренних новостей, внимание Петровича привлекла разгорающаяся дискуссия по поводу ратификации недавно подписанного с Россией договора о границе. С этим договором долго темнили. Общественное мнение, как всегда, раскололось на три части. Одна часть резонно полагала, что с подписанием и ратификацией договора в отношениях с Россией ничего принципиально не изменится, потому и говорить не о чём. Другая часть настаивала на том, что договор нельзя было подписывать, но раз уж подписали, то ни в коем случае нельзя ратифицировать, потому что Россия сначала должна вернуть земли за Наровой и Печоры вместе с православным монастырём. Зачем нам монастырь с монахами, вопрошали третьи, когда мы не в состоянии интегрировать даже тот русскоязычный контингент, который уже существует сегодня. Нет, возражали вторые: Тартуский мирный договор, Конституция республики, историческая справедливость и вообще Россию следует поставить на место, пусть сначала извинятся за две оккупации. У Петровича была своя версия событий, но её вряд ли изложили бы в прессе. Интерес к договору внезапно пробудился у президентов России и Эстонии после общения с президентом США. Нетрудно было догадаться, кто лоббировал подписание договора в интересах НАТО.
Упоминание НАТО вновь вернуло мысли Петровича к событиям в приграничной полосе. «Значит, господин Хульгимаа решил по собственной инициативе поискать недостающие пирамиды в России, — думал пенсионер, заваривая любимый зеленый чай с жасмином. — Шаг отчаянный, доказывай потом закон тайга и прокурор медведь, что ты фольклор собирал, а не разведывательные сведения. Впрочем, ему должны поверить, то есть не поверить в том смысле, что он там будет им нести про пирамиды. Посидит сутки на нарах, поклюёт баланды из люминиевой миски и начнет быстро колоться до седла. Колоться начнёт, сдаст всех. Тут ему и поверят, потому что весь этот бред про самозатачивающиеся бритвы, гармонизацию пространства, консервацию покойников и цивилизационную миссию эстонского народа он будет нести с неподдельным энтузиазмом».
Петрович налил в китайскую чашку свежезаваренного чая. За окном простирался лунный пейзаж последнего советского спального района. Это был щедрый крупнопанельный дар издыхающей власти тем, за кого она должна была бы нести ответственность, но кого оставила выживать на родине, в мгновение ока превратившейся в чужбину. И не то, чтобы Петрович сомневался в цивилизационной миссии эстонского народа – он в неё просто не верил. «Ну, не евреи! Ну, не богоизбранный народ! — Пенсионер вбил кулак правой руки в ладонь левой. — Это ж понимать надо! Умерить амбиции! Наконец, вспомнить об унизительном семисотлетнем рабстве, прежде чем Европу-то просвещать!»
Петрович с улыбкой вспомнил о сделанном им предсказании в день, когда датчане под стенами замка Тоомпеа в присутствии премьер-министра Эстонии торжественно отпраздновали пятисотлетие даннеброга — государственного флага, обретённого королём Вольдемаром при осаде Верхнего города. И ведь прошло всего несколько лет с тех пор, когда президент республики с говорящей — рыцарской фамилией принял участие в праздновании очередного юбилея эстляндского рыцарства. «Настанет день, — предсказал сам себе Петрович, — когда они вот так же торжественно, под водительством президента и премьер-министра будут праздновать трехсотлетний юбилей советской оккупации».
В истории эстонского народа пенсионер видел один, но существенный изъян. Народ из первобытнообщинного строя шагнул сначала в феодализм, а из феодализма, минуя самодержавие, которое он не принял, прямо в демократию. Отсутствие у нации собственного опыта управления государством — чужие ошибки не в счёт — невозможно компенсировать никакими книжными знаниями. Народ, никогда не знавший монархии и не имеющий традиций национального нобилитета, просто не имеет шансов быстро стать полноценной нацией. Можно научиться надевать фрак по торжественным дням, но носить его столь же непринужденно, как дешёвые турецкие джинсы — тут шалишь! Тут нужно время. Можно быть гражданином Европы, но быть европейцем — тут нужна многовековая выдержка. «Для того, чтобы быть европейцем, нужно для начала стать самим собой, быть самим собой, каждый день и час, и не года или даже десятилетия, а века, — Петрович налил себе ещё чаю. — Начиная с Петра Великого, русских принуждали быть европейцами. Бороды брили, в кафтаны голландские рядились, табак научились курить, наловчились болтать по-немецки и по-французски, взяли обычай отдыхать на водах в Фоше или Баден Бадене, но европейцами так и не стали. А разночинцы? Выучились в европейских университетах, нахватались там нигилизма, анархизма и еврокоммунизма, а ведь европейцами в полном и точном смысле этого слова не стали. Да! Не стали, не стали...»
Петрович в задумчивости заглянул в холодильник и вспомнил Ницше. Если долго смотреть в пустоту, пустота начинает смотреть на вас. Пустое чрево агрегата выразительно смотрело на Петровича. Пора идти за продуктами. Выбор не велик: либо местный рынок, либо местный маркет. Поход и туда, и сюда имел свои достоинства и недостатки. Рынок нынче стал недёшев, цивилизован, но не дёшев, и не поторгуешься. Маркет в отдельных продуктах даже дешевле рынка, но до отвращения однообразен и практически без выбора. Маркет обезличен и бездушен, и, можно сказать, что нравственно безразличен. Рынок более человечен. На рынке ещё сохранилось то, что было одновременно главным изъяном советского продовольственного снабжения и главным его достоинством — простые человеческие отношения. Не блат и не связи, а симпатии и антипатии. На прилавках было пусто, но холодильники ломились от дефицита. Другое дело, что было дефицитом.
Наступили другие времена, и чтобы получить желаемый эффект, что-то надо купить в маркете, а что-то на рынке. Например, бульонную косточку в маркете ни за что не купишь. Косточку Петрович обыкновенно покупает на рынке у своего мясника. Тот всегда приветлив и никогда не подсунет голяшку, рубленную топором. Молодой, стриженый так, что можно сказать почти лысый мясник всегда с улыбкой принесет из холодильника пилёную голяшку. В чём разница, спросите вы? Петрович охотно ответит.
— Видите ли, разница в том, что после рубленой голяшки бульон всенепременно надо процедить, иначе будешь потом плеваться мелкими осколками. Вылавливать в супе мелкие косточки это дело противное, а цедить бульон хлопотно, и опять же кипяток. А что пиленая голяшка? Спил ровный, бульон чистый. Эмоции только положительные.
По дороге в маркет за китайской капустой, которая там чуть не в два раза дешевле, чем на рынке, Петрович размышлял о Ништадском мире. Интересная получалась картина. С одной стороны, в 1710 году Лифляндия была завоевана Россией, но после войны по договору должна была отойти к Польше. Польский король Август Смелый, образно говоря, кинул Петра I под Полтавой.
«И кому теперь прикажете отдать Лифляндию? Правильно! Надо было оставить себе. Но что делает Россия? Россия покупает эту землю у Швеции за два миллиона серебряных ефимков, да ещё обязуется сохранить местный образ правления и все баронские привилегии. После уплаты ефимков можно было не соблюдать договор? Можно, но Россия блюла его аж до конца XIX века! Когда уж совсем невмоготу стало, под визг и стенания баронов стали вводить общероссийский образ правления. То, что теперь с презрением называется периодом жестокой русификации, в действительности было элементарным разнемечиванием края. Неблагодарные! В декларации учредительного собрания в 1919 году записали, что Россия за двести лет владычества не приложила усилий, чтобы сродниться с эстонцами, как была мачехой, так мачехой и осталась. А Россия слово держала, договор блюла! Двести лет мира подарила! А они, блядь заладили — русификация, русификация! Насильственная русификация! Забыли про поголовную грамотность, про газету в каждом крестьянском доме, про письменные доносы друг на друга. Про всё забыли! Выучились в Петербургском да Московском университетах, а теперь дипломы российские признавать не хотят! — Петрович перевёл дух. — Горе-то какое! Они теперь тупые немецкие законы переводят с ошибками! А всё Россия виновата, зачем русифицировали?»
Перебрав два ящика гнилой капусты, пенсионер, наконец, выудил приличный кочан, зеленый и рыхлый. А на очереди уже были некондиционные томаты, которые предстояло перещупать поштучно, чтобы набрать каких-то полкило.
— Немчура проклятая, — ворчал Петрович, — приучила таки в дерьме ковыряться. Мало вас, вражье семя, князь Шаховской гонял. Вот она, немецкая пунктуальность! Ровно неделя до окончания срока реализации!
Пенсионер раздражённо швырнул упаковку дешёвых сосисок обратно на полку. Сосиски на исходе срока реализации вернули его к действительности.
Убийство Хвоста, арест в России Хульгимаа, активность НАТО в небе над Мунамяги свидетельствовали о том, что события вот-вот начнут нарастать лавинообразно. Завещание писать пока ещё рано, но как честный человек он должен приготовиться ко всяким неожиданностям. Прежде всего, следует на время пристроить в хорошие руки хвостовские «сувениры» — записную книжку и почтовую карточку. Петрович ничего лучше не придумал, как обратиться за помощью к академику Зубову. Существовало устное предание, что Фёдор Иванович с третьего класса начальной школы хранил все свои тетради, дневники и даже альбомы для рисования. Правда, хранилось всё это без системы, в полнейшем бардаке. Бардак тоже устраивал Петровича. Более того, академический бардак входил в его планы. Если кто и вознамерится найти записную книжку и открытку, то ему придется воевать не с академиком, а с бардаком в его «исторических» бумагах. Было решено под благовидным предлогом получить доступ к архиву и спрятать документы без академического ведома. «Где человек прячет камень? — Неожиданно вспомнил Петрович Эдгара По. — Умный человек прячет камень среди камней. Где человек прячет лист? Он прячет его в лесу, среди других листьев».
Решив, что делать с документами, пенсионер вернулся к отложенной на время проблеме Хвоста. За это время он укрепился в мысли о том, что убийство перекупщика антиквариата было связано не с его коммерческой деятельностью вообще, а с его последними находками в частности и, прежде всего, с той запиской, которую он показал Хульгимаа и даже позволил сделать ксерокопию. Будет ужасно, если отчёт о приключениях искусствоведа в России попадёт в прессу. Эпидемии кладоискательства будет не избежать. Тяжёлая техника нынче не проблема, они такого там наковыряют, что никому мало не покажется. Но предотвратить развитие событий было уже не в силах и не в компетенции Петровича.
______________
<<< Начало ищи здесь
Последние новости
Аятолла Насер Макарем Ширази напомнил Трампу, что угрозы против верховного лидера Ирана караются смертью
30.06.25 28
BBC Венгрия поблагодарила США за снятие санкций против АЭС «Пакс», которую строит «Росатом»
30.06.25 17
DW Россия готова к третьему раунду переговоров с Украиной и передаст ещё 3 тысячи тел укранских солдат
28.06.25 39
Эстония и Литва сообщили ООН о выходе из Оттавской конвенции о запрете противопехотных мин
28.06.25 41
Премьер-министр Виктор Орбан предостерег ЛГБТК+ сообщество о юридических последствиях проведения парада
28.06.25 39
