Stonehenge. 9
Источник: | Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников
21.06.20 | 8757

Михаил Петров

На изображении может находиться: небо, трава, облако, на улице и природа

Четвертая из историй про Петровича

Все совпадения — персональные, фактические,
политические и географические являются случайными.
Автор на всякий случай заранее приносит свои извинения
всем, кому эти совпадения показались неуместными или обидными

Пэ-тэ-эс
 
Утром Шустров собственноручно принёс свежие масляные и кофейные булочки, сыр бри, упакованный чтобы не сох в консервную банку, вакуумные упаковки с нарезкой ветчины и колбасы, пачку кофе и сахар.
–– Как спалось на новом месте?
–– А пива нет?
Вопросом на вопрос ответил Петрович. Литр на двоих это, конечно ещё не доза –– выпили меньше, чем хотели и даже меньше чем могли.
–– Не обращайте внимания, –– подал голос с дивана Соллаф, –– Петровича мучает не похмелье, а пэ-тэ-эс.
–– Это что еще за Пе-Те-У такое? –– Не въехал Шустров.
–– Не Пе-Те-У, а пэ-тээс, –– проворчал Соллаф. –– У него посттравматический синдром прорезался.
–– Со вчерашнего вечера, что ли? –– Осведомился администратор. –– Знал бы, что у вас кишка тонка, поил бы молоком.
Петрович махнул рукой и отправился на кухню варить кофе. Он очень страдал по своему любимому зеленому чаю и чувствовал себя неудобно за глупый вопрос о пиве. Между тем Соллаф продолжил с дивана импровизированную лекцию.
–– Наш экзорцист, если позволите его так называть, попался сразу на три крючка. Во-первых он испытал сильную психическую травму этнокультурного характера. Его лишили прошлого и настоящего, а человек без прошлого и настоящего не имеет будущего. Его даже не выбрал и в зауряд-эстонцы…
–– Куда, простите, не выбрали?
Шустров верхним чутьём опытного администратора заподозрил подвох.
–– Его не выбрали в зауряд-эстонцы, –– терпеливо продолжал Соллаф. –– Зауряд-эстонец это лицо без национальности, временно замещающее этнического эстонца на период государственного строительства.
–– Как это без национальности?
Шустров чужих шуток не понимал и не принимал. Он считал, что окружающие его люди должны шутить так, чтобы не надо было задумываться, в каком месте следует смеяться.
–– Долго объяснять, –– отмахнулся Соллаф. –– Следствием государственного хроноцида в отношении Петровича явилась еще одна психическая травма. Да-да! Я имею в виду поющую революцию. Внешне бескровную, но всё же революцию. Революции устраиваются легко, а проживаются тяжело. Наконец, Петрович вместе со мной пережил прямую угрозу жизни во время взрыва в кафе. Осмысление проблем личной жизни и личной смерти, отягощаются для православного человека тяжестью неизбывного первородного греха и неизбежно последующего за него наказания от высшего Судии.
–– И что теперь?
–– Скажу вам прямо, Юрь Михалыч, наш Петрович заслужил свое пиво аж до самого смертного часа!
Из кухни сладостно потянуло свежезаваренным кофе. Соллаф нехотя натянул штаны. Когда-то это были элегантные джинсы, но теперь –– именно грязные штаны.
–– Прошу простить меня, –– Соллаф церемонно поклонился администратору, –– История не простит мне, если я выйду к завтраку с такой мордой лица. Посему удаляюсь приводить эту часть тела в порядок.
Шустров оставался один всего минуту. Петрович принялся сервировать на журнальном столике завтрак на троих.
–– Я уже! –– Шустров выставил перед собой ладонь.
–– Как хотите, –– довольно равнодушно отреагировал Петрович. –– Пока Соллаф приводит себя в порядок, я хочу дать вам поручение.
–– Я сейчас вызову своего помощника!
–– Не надо, –– поморщился Петрович, –– то, что вы должны сделать, я не поручил бы никому, включая вас, но…
Петрович с мучительной тоской уставился в потолок, с которого местами начала осыпаться штукатурка вместе с краской.
–– Но у меня с собой нет денег. Вернее, таких денег.
–– Сколько?
Настроение у Шустрова испортилось окончательно. Сейчас этот псих из Пе-Те-У начнёт разводить его на бабки.
–– Эта вещь для вас, для нас и для него, –– Петрович выразительно кивнул головой, –– не имеет цены, поэтому заплатить за неё придётся столько, сколько попросят. Вы должны иметь резерв наличных денег, потому что второго случая не представится. У вас есть доступ к партийной мошне?
–– Я и есть общак, мошна по-вашему.
–– Вот и отлично! Сейчас вы отправитесь в антикварный магазин и приобретете там за любые деньги одну вещь.
–– Что за вещь?
–– Кинжал.
–– Почему не кухонный нож?
–– Потому что это вещь, которая нужна вашему противнику. Без неё он чувствует себя неуютно. Теперь он тоже знает, где она, но откупить её не может. Взять –– да, но не купить.
–– У него, что денег нет?
–– Не в этом дело, если он выкупит этот кинжал, то для него кинжал станет бесполезной вещью.
–– А если кинжал выкупим мы?
–– Тогда он станет для нашего противника смертельно опасным и ещё более желанным.
–– Я лучше пошлю своего помощника, –– после некоторого раздумья заметил Шутров.
Петрович отрицательно покачал головой.
–– Надо выманить тигра в долину. Это можно сделать, если он будет знать, что кинжал купили вы, а не случайный покупатель.
–– Детский сад какой-то! Я в детстве тоже в ножички играл, но чтобы так!
–– Юрий Михайлович, это не просто ножик. Это инструмент мага. Кинжал олицетворяет элемент Воздуха. Если жезл это аллегория отца, то кинжал это аллегория сына.
–– Что за хрень и сбоку бантик?
–– Это не хрень, Юрий Михайлович, это связующее звено с процессами, происходящими в сфире Иецира. Кинжал символизирует интеллектуальные возможности, если хотите, интеллектуальный потенциал –– умственную силу мага.
–– Как он выглядит?
–– Внешне почти ничего особенного. Похож на кортик в ножнах. Добавлены кое—какие украшения, главное из которых крупный рубин в навершии рукояти. Лезвие обоюдоострое длиной около восьми дюймов, оно воплощает собой сфиру Ход.
–– В чем опасность этой вещи?
–– Считается, что большинство людей, практикующих магию, обращаются с кинжалом как с орудием Марса, орудием, которое управляет демонами.
–– Вы это серьёзно? –– Шустров всё еще оставался в подозрении разводки
–– Вполне серьёзно!
Петрович продемонстрировал оскал. Казалось, что сейчас раздастся и львиный рык, однако ему удалось справиться с внезапно нахлынувшим чувством.
–– По общему мнению, с управлением демонами лучше всего справляется меч мага. Кинжал это исключительно воздух, угрожающий демонам силой интеллекта, а не физической силой. Наш противник, в первую очередь, считает себя за интеллектуала, хотя и не брезгует физическими методами воздействия.
Петрович вспомнил бедного Хвоста, которому хозяин засадил в ухо явару из обыкновенной кисточки для акварельных красок.
–– Не ошибитесь только. В магазине посмотрите кортики и вообще холодное оружие. Кинжал возьмите в руки и равнодушно отложите в сторону. Поинтересуйтесь чем-нибудь ещё, потом снова вернитесь к кинжалу. Скажите, что выбираете подарок для друга. В основании лезвия нашего кинжала крупное клеймо круглой формы. Спутать не возможно. Круг разделён крестом на четыре равные части, в каждом секторе буква еврейского алфавита. Постарайтесь не порезаться.
–– Лезвие отравлено?
–– Нет, но…
–– Что «но»?
–– Не хочу пугать вас, Юрий Михайлович, –– теперь Петрович вспомнил об оживлении валунов при помощи простого механического оккультизма, –– эта хрень, как вы говорите, неравнодушна к крови. Я ни за что поручиться не могу, потому лучше проявить осторожность.
–– Ладно, не учите отца баб приходовать. В таких делах лучше перебздеть, чем потом обосраться. Могу я хотя бы поторговаться для приличия?
–– Только для приличия.
–– А скажите мне, Петрович, сколько вы имеете с этой покупки? Только честно, без этой вашей магической хреномудовины. Хотите, я вам просто увеличу гонорар в два, даже в три раза? Может быть, так больше пользы будет для всех нас?
–– Польза для всех, Юрий Михайлович, перестаёт быть пользой для каждого.
В комнату с вафельным полотенцем на голове вошёл  Соллаф. Конец разговора он ясно слышал через приоткрытую дверь ванной комнаты, совмещенной с сортиром.
–– Юрь Михалыч, я вас честно предупредил –– это пэ-тэ-эс.
Соллаф тщательно протер макушку полотенцем и распушил бороду.
–– Кстати, я сегодня во сне видел, как наш хозяин потерял свёрток, а мы его нашли. Знаете, что было в этом свёртке?
–– Кинжал.
– А как вы догадались?
–– Я не догадался, –– Шустров блеснул стеклянным взглядом администратора, –– я только что получил конфиденциальное поручение приобрести его за любые деньги.
–– Поздравляю! –– Хохотнул Соллаф. –– Петрович делает успехи, самого Шустрова на бабки развёл!
–– Ладно, разбирайтесь в своем магическом дерьме сами! –– Шустров кинул на столик поверх ветчины и масляных булочек пачку газет.– Вот вам свежая пресса, а я пошёл.
— Юрий Михайлович!
— Да!
— Помните про осторожность.
Шустров не ответил. Тихо щелкнул замок запирающейся за ним двери. Соллаф подхватил со стола верхнюю газету и чашку с кофе. В первый момент ему показалось, что с цветной фотографии, размером в половину полосы, на него мертвыми, стеклянными глазами смотрит его старый знакомый –– бывший советник последнего Председателя Президиума Верховного совета ЭССР Лев Шаров.
 
 Аксель в три с половиной оборота
 
Аксель Бломберг взял в руки утреннюю газету, недоверчиво посмотрел на фотографию и скандальный заголовок на первой полосе. Медленно отложил первую газету в сторону и перевернул заголовком вверх другую газету. Похожая фотография, похожий заголовок: крупным планом лицо мёртвого человека и надпись «Эмиссар Аль-Каеды Ильич Салупуу убит при попытке ареста». С фотографии глядели мёртвые глаза советника партии Льва Шарова, гордившегося своим сходством с юбилейным рублем в честь столетия со дня рождения В.И.Ленина.

Председатель трясущимися пальцами вытащил из пачки сигарету. Зажигалка почему-то долго не хотела срабатывать, хотя отчётливо было слышно шипение газа, вырывающегося из её недра, и щелканье электрической искры. После первых затяжек Бломберг слегка успокоился. Докурив вторую сигарету подряд, он, наконец, решился прочесть сенсационный материал. Пресса взахлёб комментировала недавние события — террористический акт в кафе и последующие полицейские операции против боевиков Аль-Каеды, окопавшихся в Эстонии. Накануне поздно вечером при проверке гостиницы на окраине города полицейские наткнулись на подозрительного постояльца, проявившего нервозность в ходе проверки документов. Полицейские попытались задать подозрительному иностранцу уточняющие вопросы, но вместо этого он предпринял попытку скрыться. Прыжок из окна второго этажа оказался не совсем удачным, и посланная вслед очередь из полицейского автомата прошила беглеца насквозь. В ходе обыска в номере были обнаружены многочисленные кредитные карточки, большая сумма денег в американской валюте и несколько паспортов на разные имена. Сам иностранец оружия при себе не имел, и в номере ничего такого обнаружено не было. Газета напомнила, что в организации теракта в кафе якобы был замешан находящийся в международном розыске один из главарей Аль-Каеды в Северной Европе Ильич Салупуу, и даже его мёртвая голова была продемонстрирована журналистам. Иностранец, застреленный в гостинице, не просто напоминал погибшего террориста, но был похож на него, похожестью брата-близнеца. Газета делала сенсационный вывод о том, что неуловимый Ильич Салупуу с помощью двойников неоднократно имитировал собственную гибель, уходя, таким образом, от преследования полиции.

Негнущимися пальцами Бломберг набрал номер Льва Шарова.
— Абонент временно недоступен. Аппарат отключён или находится вне зоны действия…
Бломберг набрал домашний номер Шарова, ответом ему были длинные гудки. Тогда он набрал номер мобильного телефона Шустрова. Шустров долго не хотел отвечать.
— Что тебе надо, Аксель? — Голос Шустрова звучал недовольно. — Я сейчас не могу говорить.
— Ты, где?
— Подарок для друга выбираю, — неохотно ответил Шустров, — а тебе чего?
— Лёвку вчера шлёпнули.
— Как шлёпнули?!
— Насмерть, Юра, насмерть. Сегодня во всех газетах.
Шустров немного посопел в трубку, потом заорал так, что Бломберг от неожиданности выронил аппарат на пол.
— Алё, гараж! С утра харю налил, подонок?! Что уже мёртвые с косами вдоль дороги выстроились?! Опять, сука, бежишь впереди паровоза?! У-у, пидар чешуйчатый!
Шустров перевёл дыхание и выдал следующую порцию.
— Матерью клянусь, тебя пидараса в асфальт живьём закатаю! Будешь гудрон горстями жрать! Будешь у меня говно раскрашивать! Будешь всю жизнь ключи принимать, сантехник, мать твою!
Про мастера-сантехника Бломберг ничего не знал, и в чёрный юмор не въехал. Он просто с ужасом смотрел на аппарат под ногами, изрыгающий страшные, кощунственные проклятия.
— Кто мне клятву давал с пьянкой завязать? Кто на сто два процента божился? Кто, я спрашиваю?! Кто зарекался говно не клевать? Опять случай подвернулся?! Кончилось моё терпилово! Надоел ты мне, Аксель, хуже последнего чухонца на выпасе! Всё, в понедельник назначаю съезд. Вместо тебя Рентика поставлю, и весь хуй до копейки!
Пока Шустров переводил дух, Бломберг поднял с пола аппарат.
— Юра, ты чего? Ты газет утренних не видел? Лёвку шлёпнули. Куча паспортов и кредиток. Прыгал со второго этажа…
— Это ты у нас из борделя прыгал, кобель ссученный! Лёвка неделю, как в Москве в командировке бабки для тебя прыща гнойного выколачивает…
— Юра! Газеты! Они не врут! Это Лёвка, мамой клянусь! Посмотри на фотографию!
— Вот, что Аксель, ты у меня давно из доверия вышел, и если ты сейчас ещё кому—нибудь сболтнешь про Лёвку, я тебя как тузик грелку порву в смысле! Всё понял?!
— Нет, не всё. Про ключи не понял.
— Я т-те, голодранец, сам всё потом объясню.
Связь прервалась.
Продавщица в антикварном магазине с интересом наблюдала за необычным утренним клиентом. Особенно впечатляюще он выглядел, когда японской катаной шинковал своего собеседника.
— Гудрон горстями жрать будешь!
Вж—жих! Лезвие со свистом рассекло воздух над головой невидимого собеседника.
— Кобель ссученный!
Вж-жих! Лезвие прошло сквозь череп и тело до самого седла. Клац! Клинок влетел в ножны, ножны брякнулись на прилавок ещё до того, как тело рухнуло на пол. Всё, концерт закончен.
— Вот вам и весь хуй до копейки!
Шустров давно приглядел на стенке кинжал, но сначала попросил показать ему немецкий кортик с жёлтой пластиковой рукоятью. На лезвии был выбит лев, разгуливающий под пальмой.
— А это что за хлам?
Палец администратора внезапно уперся в кинжал мага. Продавщица сняла клинок со стены и почтительно подала его первому утреннему покупателю. Шустров слегка выдвинул лезвие из ножен и увидел описанный Петровичем магический знак. Навершие рукояти венчал крупный красный камень.
— Это что?
— Рубин.
— Таких рубинов не бывает!
— Бывают, – тихо ответила продавщица.
— Сколько?
Продавщица назвала цену.
— Ого! А если покупать буду?
— Могу уступить пять процентов.
— Пятнадцать!
— Десять!
— Хрен с вами! Согласен на двенадцать.
Продавщица поняла, что это последняя цена, которую согласен заплатить странный покупатель и уступила. В конце концов, цена кинжала казалась ей завышенной многократно, да и в подлинность рубина она тоже не верила. Так, что пусть будет двенадцать. Даже с двенадцатью процентами скидки она только что заработала приличную премию, размером почти в месячный заработок.
— Платить будете картой или наличными?
Необычный покупатель хлопнул себя по карману пиджака, да так ловко, что толстый бумажник выскочил из него как бы сам по себе, и прямо ему в руку.
— Евро принимаете?
— Для вас сделаем исключение.
Продавщица почтительно приняла пачку сотенных купюр. Пока она пересчитывала деньги и оформляла покупку, Шустров раздумывал, как бы половчее пристроить покупку на теле. Ничего более ловкого он не придумал, а потому пристроил кинжал так, как носил свой нож советник партии Лев Шаров. Была у него такая странная привычка — не расставаться с финским ножом. Шустров пропустил кинжал под ремнём и опустил ножны в задний карман брюк. Рукоятка кинжала оказалась надёжно прижатой к телу.
— Сделаем мы, пожалуй, так, — из рук Шустрова на прилавок спланировала ещё одна сотенная купюра, — заверните-ка мне вот этот офицерский кортик. Славная будет шутка!
 
Раскрашивать говно
 
На выходе из магазина администратор столкнулся с вертлявым человечком, да так, что едва не выронил из рук, упакованный в оберточную бумагу офицерский кортик.
— Простите великодушно! — проблеял человечек с кудряшками и кудлатой бородкой.
Шустров хотел было рявкнуть на поганца, но почему-то просто кивнул ему головой, принимая извинения.
— А ведь я к вам по делу, — с ходу развивал успех незнакомец. — Я тут заметил ваш автомобиль, ну и решил, что вы можете мне помочь.
Шустров напрягся.
— С кем имею дело?
– Говно вопрос, Юрий Михайлыч, моя фамилия Смуул. Такая вот эстонская фамилия. Эдуард Смуул.
— Да вы не похожи на эстонца, вы больше похожи на типичного…
— Юрий Михалыч, не ту страну назвали Гондурасом! Я же антисемит!
На всякий случай Шустров отступил на два полшага от этого странного антисемита яркой семитской наружности.
— Что вы от меня хотите?
— Говно вопрос! Мне не нужна ваша взаимность, мне нужна информация.
— Какого рода?
Шустров покрепче прижал к груди свёрток с офицерским кортиком: «Вот оно, началось!»
— Я же сказал — говно вопрос! Мне просто нужно найти двух людей.
Шустров отступил ещё на полшага, так, что между ним и навязчивым незнакомцем расстояния набралось около метра.
— Ничем помочь не могу!
— Можете, Юрий Михалыч, можете, голубчик! — Не отставал антисемит. — Я понимаю, что всё секретно. Наколку про масонскую ложу это я вам дал. Неужели Андрюха не доложил?
— Мне ничего не известно!
Шустров пытался разглядеть отбрасывает ли его собеседник тень, но, к сожалению, оба они стояли в тени дома. Смуул вынул из кармана трубку.
— Вот, передайте это Соллафу. Пусть он срочно меня найдёт.

Смуул протянул трубку Шустрову. Администратор взял её левой рукой и в этот момент боковым зрением заметил, как по дороге к ним быстро приближается крупная девица на роликовых коньках. Девица ловко подпрыгнула на тротуар, вихрем протиснулась между собеседниками и с невероятным проворством скрылась за углом дома. Тут только Шустров понял, что его уже облегчили на один офицерский кортик и курительную трубку, возможно, принадлежавшую Соллафу. Хитрость сработала: администратор получил фору, чтобы успеть свалить из города. Прихватив антисемита за шиворот, он ринулся к противоположной обочине. Припаркованный напротив магазина мерседес призывно мигнул, освобождаясь от сигнализации и отпирая хозяину центральный замок. Рывок Шустрова был столь стремителен, что его новый знакомец расквасил себе нос о стекло задней двери. Зато Шустров получил возможность изменить траекторию своего движения так, что без единого ушиба ловко оказался за рулём. Говорят, что именно таким образом тигр разворачивается в мощном прыжке, используя хвост в качестве правила и тормоза.

— Быстро в машину! — Скомандовал Шустров и, не дожидаясь, когда Смуул захлопнет дверцу, дернул машину с места.
— Что, собственно говоря, произошло?
— Говно вопрос! — Передразнил антисемита администратор, проскакивая перекрёсток на красный сигнал светофора. — Главное, что мы живы.
Смуул притих на заднем сиденье. Когда автомобиль миновал Iru memm, немного успокоившийся Шустров спросил.
— На кого работаете, господин Смуул?
– Говно вопрос! Я работаю «не на кого», а против кого.
— Вот я не понял?
— А что тут не понимать? Я борец с мировым сионизмом.
— И что же вы не поделили с евреями, господин Смуул?
— Первородство, господин Шустров. Всего лишь первородство.
— Что это значит?
— Это значит, — печально ответил Смуул, — что не ту страну назвали Гондурасом.
— Что вы хотите от Соллафа.
— От Соллафа ничего.
— Тогда зачем он вам?
Шустров попытался разглядеть своего гостя через зеркало заднего вида.
— У нас у всех общая проблема, Юрий Михайлович.
— Это ещё надо доказать. Какая проблема у вас лично?
— Говно вопрос! Конечно же, кровная месть!
— Это святое! — Подыграл Шустров. — Если не секрет, кто будет жертвой?
— Тот, кто вам иголки в матрас втыкает.
Минут на пять администратор замолк, переваривая информацию. Кажется, он нарвался еще на одного свихнувшегося на «Ночном дозоре».  Потом спросил.
— А вам он, чем насолил, если не секрет?
— Мне ничем, но он обидел моего далёкого предка. Теперь я — последний в роду — должен исправить ошибку, совершенную у Галаадских гор.
— Где-где?
— У Галаадских гор.
Шустров помолчал с минуту, потом неожиданно выдал:
 
Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма
И ступили серафимы в фимиаме на ковер.
Я воскликнул: «О несчастный, это Бог от муки страстной
Шлет непентес, исцеленье от любви твоей к Линор!
Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!»
Каркнул Ворон: «Nevermore».
 
Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных нор
Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу.
Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор,
Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?»
Каркнул Ворон: «Nevermore».
 
Поражённый до глубины души Смуул, слушал сурового администратора раскрыв рот.
— Память у меня хорошая, — несвойственным ему извиняющимся тоном произнёс Шустров. — Это, к сожалению, всё, что я помню из своего участия в художественной самодеятельности. Вы уж просветите меня, но что там всё-таки произошло у Галаадских гор?
— Не вопрос, — внезапно изменил своей привычке Смуул. — Примерно четыре тысячи лет назад там, у Галаадских гор, мой предок пощадил вора.
— Почему?
— Потому что дети вора приходились моему предку внуками.
— Сколько воды утекло! Зачем ему теперь мстить?
— Вот вы мне тут декламировали Эдгара Алана По в переводе Михаила Зенкевича, а того понять не можете, что вор украл не только имущество и скот у моего предка, но еще и первородство у своего брата. Да, что там первородство! Он Бога украл у евреев!
— Вы же антисемит?
— Что с того? Я же теперь еврей! А нам заповедано глаз за глаз, и никакого прощения. Тем более за Бога.
— Что-то вы темните, Смуул.
— Шмуль моя настоящая фамилия. Не напрягайтесь, Юрий Михайлович, это моя история, и вам её не понять. Это даже не воду носить решетом. Я носил, теперь я православный. Примите, как есть.
Шустров уже петлял по улицам Маарду, проверяя нет ли за ними хвоста. Наконец, машина нырнула в какую-то тёмную подворотню и оказалась в глухом дворике, неожиданном для этого приморского городка.
— Отсюда пешком.
Шустров левой рукой указал на проходной подъезд, а правой рукой под брючным ремнём поправил рукоять кинжала. Со стороны эти непроизвольные движения показались Смуулу невероятно смешными, но смеяться он почему-то не стал. 
 
Сон Соллафа
 
Соллафу надоело слоняться по квартире — пять шагов сюда, шесть шагов туда. От постной физиономии Петровича, следившего за старухами во дворе, его едва не стошнило. Только он прилёг на диван, как его немедленно сморило. Бороться с дремотой Соллаф не стал и скоро оказался в том таинственном состоянии, в котором по верованиям древних эстонцев душа или души могут покидать тело человека через нос и путешествовать по Вселенной, творя всяческие проказы. Состояние это нечто среднее между глубоким сном и бодрствованием. Время в нём течёт по своим особым законам. Сознание легко принимает всё, что видит и ощущает. В такой дрёме проживаешь полжизни тогда, как в реальном мире прошло всего десять минут.
Соллафу приснилось, что вернулся Шустров, но не просто Шустров-администратор, а Шустров-мудрец, Шустров-учитель, и не Шустров даже, а сам Конфуций в диковинной китайской шляпе со спицей, в халате с длинными разрезными рукавами. Руки учителя сложены на животе, а рукава халата свисают почти до пола.  
— Как я пойму тебя, учитель?
Шустров-Конфуций делает приглашающий жест рукой в сторону уютной тенистой аллеи. В аллее тепло, а за её пределами лежит снег и веселится поздняя мартовская вьюга.
— Тебе не пристало суетиться, Соллаф. Разве двум мудрецам нужен ещё язык, если они говорят на языке истины?
—Что есть истина, учитель?
— То, что ты познаёшь, Соллаф.
— Как я у знаю, что это истина?
— Узнаешь, когда она освободит тебя.
— От кого, учитель?
— Прежде всего, от самого себя.
— Я хочу быть свободным от других.
— Тогда познай других.
— Ты предлагаешь мне умереть?
— Почему ты так думаешь?
— Прожить миллион жизней, значить умереть миллион раз.
— Я сказал не «умереть», а «умирать». Жизнь и умирание суть одно и то же, но жизнь и смерть — разные вещи.
— Я хочу жить, учитель, и не хочу умирать каждую секунду.
— Тогда не думай об этом, просто живи.
— Не могу.
— Почему?
— Потому, что они крадут моё время.
— Ты должно быть богат.
— Почему, учитель?
— Потому, что им есть, что у тебя красть. У некоторых и этого нет.
— Но это же время!
— Какая разница, если они крадут его у тебя, а ты всё ещё жив.
— Мне это неприятно.
— Относись к этому как философ. Смотри, здесь тепло и сухо, а там холодно и лежит снег. Разве тебя это не удивляет?
— Удивляет, но не настолько, чтобы перестать думать о себе.
— Думай о других.
— Не могу.
— Тогда не думай!
— Не могу, учитель. Знаешь ли ты притчу о двух напившихся вина?
— Расскажи.
— Двое напились вина. Один из них пошёл отлить за угол. За этим делом его застал император. Он ему приказал убрать орган и прекратить. Пьяница возразил императору: «Я, конечно, могу убрать, но даже ты не можешь заставить меня прекратить». Пьяница был прощён.
— В чём же смысл твоей притчи?
— Смысл в том, учитель, что, единожды начав думать, невозможно остановиться.
— Нет ничего невозможного: и моча и мысли, когда-нибудь заканчиваются.
— Возможно, ты прав, учитель.
— Скажи мне, Соллаф, почему ты не можешь простить?
— Потому, что он достоин смерти.
— Скажи, Соллаф, ты понимаешь, что ты сейчас сказал?
— Я сказал, что есть некто достойный смерти, и он должен умереть.
— А кто решил, что он достоин смерти?
— Я так решил, потому что он покушался на мою жизнь и на жизнь моих друзей.
— Разве ты император, чтобы на тебя покушаться?
— Нет.
— Разве он убил тебя?
— Нет.
— Тогда, почему ты приговорил его к смерти?
— Потому что он убил других людей вместо меня.
— Значит, ты император.
— Я – Соллаф.
— Нет, ты — император. Ты же осудил этого человека. Только император может судить других людей.
— Он не совсем человек.
— Откуда ты это знаешь?
— Он не отбрасывает тени.
— Разве это преступление?
— Речь идёт не о преступлении как таковом, а о том, что он недостоин жизни, потому что не совсем жив.
— Кто может сказать о себе, что он достоин жизни?
— Если жив, значит, достоин. Жизнь не нуждается в оправдании.
— А смерть? По-твоему, Соллаф, смерть нуждается в оправданиях?
— Это, смотря, какая смерть. Какая нуждается в оправданиях, а какая — нет.
— Ты не прав, мудрец, потому что смерть более простительна, чем жизнь.  Простительна, потому что неизбежна. О чём вы молите вашего бога? Вы молите о безболезненной и непостыдной смерти.
— Твоя правда учитель, если бы я мог просить Бога о смерти, то я попросил бы его, чтобы я мог умереть только от него одного и больше ни от чего. Но я боюсь просить.
— Разве ваш бог не говорит вам: просите и дано будет, стучите и откроется?
— Прости, учитель, у нас стучат и стар и млад, но не в двери Царствия Небесного, а друг на друга. Так повелось.
— Если ты знаешь, кого просить и куда стучать, то почему не научишь других?
— Если я буду их учить, они снова украдут мое время.
— Если кража неминуема, то зачем бояться её? Я расскажу тебе свою притчу, Соллаф. Однажды во дворце императора испортилось отхожее место. Поправить дело пригласили двух мастеров — старого и молодого. Случайно император увидел, как старый мастер полез прямо в отхожее место. Время от времени он просил подмастерье подать ему тот или другой инструмент. Император спросил старого мастера, почему он полез в отхожее место сам, а не отправил туда подмастерье. Вот, что ответил императору старый мастер: «Если он не будет учиться у меня, то всю свою оставшуюся жизнь будет подавать мастеру инструмент».
— Что ты хочешь сказать этим, учитель?
— Иногда лучше оставаться юным подмастерьем, чем стремиться стать умудрённым мастером. Живая собака гораздо веселее мёртвого льва. Лучше пусть украдут у тебя, чем украдёшь ты.
Аллея кончилась. В конце аллеи мудрецов ждала весна и цветущая сакура. Солнце стояло точно за головой человека, которого Соллаф не сразу признал. Лицо незнакомца оставалось в тени Курчавые волосы шевелил ласковый ветерок, и они искрились в солнечных лучах.
— Учитель, это бог?
— Нет, Соллаф, это выкрест Эдик Шмуль, который сегодня потерял твою любимую трубку.

_______________
Начало ищи здесь http://ruspol.net/?p=191&news=8732 <<<<<
 
Последние новости