В архивах эсэсовской организации «Лебенсборн» есть данные о 26 финских женщинах, ждавших детей от немецких военных. Хотя поддерживаемые организацией дома матери и ребенка предназначались в первую очередь для арийцев, в конце Второй мировой войны услугами расположенных в Норвегии домов могли воспользоваться и финки. Одну из таких историй рассказала дочка женщины из Северной Финляндии и немецкого солдата.

В начале 1944 года перед молодой девушкой из Северной Финляндии по имени Суома стоял нелегкий выбор. Отправиться с немецкой армией в Норвегию или остаться в родной стране?

17-летняя девушка недавно познакомилась с Карлом Вильгельмом, который служил в направленных в Лапландию немецких войсках. Немец был на девять лет старше финки. Скорее всего, они познакомились, когда Суома стала работать официанткой и кухаркой в немецком гарнизоне в Кеми.

Роман только начинался, но девушка уже познакомила Карла Вильгельма с родителями и семьей. В Финляндии считали девушек, встречавшихся с немецкими военными, аморальными, однако в Лапландии в то время еще царил дух братства по оружию с немцами, и родители благословили встречи молодых.

Но внезапно братству по оружию пришел конец. В сентябре 1944 года Финляндия заключила с СССР в Москве перемирие и пообещала прервать связи с Германией. В то время в Финляндии находилось порядка 200 тысяч немецких солдат. Советский Союз настаивал на том, чтобы немецкие войска были выведены с территории страны.

Суома, которая была еще подростком, должна была срочно решать, что делать дальше. В Лапландии распространялись слухи о скором приходе Красной армии. Многие боялись, что с отъездом немцев север Финляндии станет легкой добычей для советских войск. И что тогда будет с женщинами, работавшими на немецкую армию? Если поехать с Карлом Вильгельмом, можно продолжить работать и быть рядом с женихом. Так размышляла Суома. В конце сентября девушка покинула Кеми и отправилась с Карлом Вильгельмом в Норвегию. Спустя несколько месяцев она забеременела.

Хотя немцы ушли из Финляндии, Норвегия все еще была во власти Гитлера. Рейхскомиссар по делам оккупированных норвежских территорий уже четвертый год кроил общество согласно нацистским заветам.

Из Германии в Норвегию приехали не только военные, но и медицинские сестры, которые должны были открыть в стране дома матери и ребенка. В эти дома могли обратиться женщины, ждавшие детей от немецких солдат, для сохранения на последнем этапе беременности и для родов.

Домами заведовала организация под названием «Лебенсборн», что дословно переводится как «Источник жизни». Она находилась в подчинении СС – военизированных формирований национал-социалистической партии, которые образовались из личной охраны Гитлера. Именно СС (Schutzstaffel, «Отряды охраны») были ответственны за концентрационные лагеря и массовое уничтожение евреев.

В гитлеровской Германии «Лебенсборн» считался благотворительной организацией, которая поддерживала матерей-одиночек и семьи членов СС. На деле же благотворительность распространялась только на тех матерей и детей, которых нацисты считали полезными.

Всего «Лебенсборном» было основано 17 домов матери и 6 домов ребенка, из них 6 и 3 соответственно – в Норвегии. Выбор этой страны объясняется тем, что по лженаучной расовой теории высокие и белокурые норвежцы считались представителями арийской расы. Нацисты планировали в будущем заселить норвежскими женщинами юг Германии, чтобы улучшить генетику местного населения.

– Цель «Лебенсборна» заключалась в облагораживании немецкой нации и спасении каждой расово ценной матери и каждого расово ценного ребенка, – объясняет исследователь из Хельсинки Ану Хейсканен.

Хейсканен изучала историю финских женщин, которые в 1944 году отправились на оккупированные Германией территории. Вскоре ей предстоит защита диплома по этой теме в Хельсинкском университете.

На женщин, которые хотели попасть в дома матери, составлялась подробная характеристика. С ее помощью хотели выяснить, годилась ли иностранка по «расовым качествам» в жены немецкому мужчине, а если нет – можно ли ее было использовать в качестве рабочей силы и готова ли она была переехать в Германию. По словам Хейсканен, многие были готовы.

Важнее женщин для нацистов были дети немецких кровей. Необходимо было срочно рожать новых немцев, поскольку в войне погибло много мужчин. Нацистские власти открыто призывали мужчин делать внебрачных детей, а «Лебенсборн» занимался поддержкой не состоявших в официальном браке матерей, чтобы они не сделали аборт. В домах матери все женщины были наравне: и замужние, и незамужние. Их всех называли «фрау» независимо от семейного положения.

Помимо Германии и Норвегии, отдельные дома матери были основаны в Австрии, Бельгии, Люксембурге и во Франции. В Восточной Европе тысячи соответствовавших арийской внешности светловолосых детей просто похищали у родителей и либо доставляли в дома «Лебенсборна», либо сразу отправляли на усыновление в немецкие семьи.

По словам Хейсканен, в Норвегии такого не происходило, но женщины имели возможность оставить своего ребенка «Лебенсборну» для дальнейшего усыновления. И несколько финских женщин так и сделали.

Согласно оценкам Ану Хейсканен, всего осенью 1944 года в Германию и на оккупированные ею территории отправилось около тысячи финок. Исходя из дошедших до нас данных, Суома уехала с немецкими военными добровольно. Скорее всего, основной причиной ее отъезда был заработок. Немецкая армия платила заметно больше, чем могла заработать окончившая одну только народную школу молодая девушка. Помимо этого, работавшие на армию были всегда обеспечены провиантом, что было немаловажно в непростые военные годы. К тому же родители уехали в эвакуацию в Швецию, а старший брат ушел на фронт.

Хейсканен говорит, что причин для отъезда у финских женщин было обычно несколько. Возможность работать на немецкую армию, близость к мужчине и страх того, как с ними будут обращаться в родной стране. Часть женщин уговорили уехать немцы, а иногда даже обманывали, что доставят их в нейтральную Швецию.

Некоторые женщины к осени 1944 года уже ждали внебрачных детей от немецких солдат. Кого-то из них могла привлечь возможность попасть в расположенный в Норвегии нацистский дом матери.

Суома еще не была беременна, когда покидала Кеми в сентябре сорок четвертого, но к концу года уже ждала ребенка. Сама она работала швеей в немецком тылу, а Карл Вильгельм служил в транспортных войсках и мог передвигаться по Норвегии на машине, так что нередко к ней приезжал. На поздней стадии беременности немецкий жених устроил финку на более легкую работу – уборщицей в отель в Лиллехаммере.

Раньше считалось, что программа «Лебенсборн» не распространялась на финских женщин, потому что нацисты не считали финнов соответствующими представлениям об арийской расе и потому что домов матери не было внутри Финляндии. Однако в сохранившихся в Норвегии архивах общества есть данные о 26 финках, одной из которых была Суома.

По словам Ану Хейсканен, все эти женщины не обязательно даже жили в доме матери: общество хранило данные также о тех, кто только обращался к ним. Но многие женщины из списка «Лебенсборн» рассказывали о проведенном в домах времени во время допросов, на которые они попали после возвращения в Финляндию.

О быте в этих домах известно немного: его характеризовал жесткий контроль, распорядок дня и труд. Новорожденные лежали вместе в одной большой палате, а уже чуть-чуть подросшие дети проводили время в других помещениях. Беременных старались держать отдельно от родивших. Из сотрудников в домах присутствовали медсестры и обслуживающий персонал, но многие работы матери выполняли сами.

В Норвегии дома «Лебенсборна» были нередко расположены в роскошных отелях в горах, и в них были все последние блага цивилизации вроде горячей воды из крана. Персонала решительно не хватало, и бывало так, что финских женщин нанимали в качестве работниц: пока они ухаживали за своими детьми, они еще следили за другими.

При этом наличие финок в нацистских домах матери не означало, что немцы вдруг стали считать их ценным генетическим материалом. По словам исследователя, то, что темноволосая Суома, больше походившая на саамку, чем на скандинавку, попала в дом матери, было своеобразным компромиссом:

– Просто было решено, что норвежские и финские женщины, отцы детей которых служили в немецких или оккупационных войсках, имели право на нахождение в домах «Лебенсборна».

Компромисс касался исключительно Норвегии: в Германии финки права на дома матери и ребенка не имели. К тому же, организация прикладывала большие усилия, чтобы удостовериться в том, что отцы детей были немцами.

Хейсканен добавляет, что для оказавшихся в «Лебенсборне» финок это не было поддержкой нацистов. Исследователь нашла в архивах письма финских беременных женщин к «Лебенсборну» с просьбой о помощи, но в них не содержалось никаких указаний на одобрение нацистской идеологии. Она предполагает, что сама идея об обращении в организацию чаще всего исходила от немецкого отца будущего ребенка.

В послевоенной Европе за детьми, прошедшими «Лебенсборн», закрепилось позорное клеймо. Дома матери описывались как своеобразные бордели, в которые обращались женщины, желавшие заиметь ребенка от эсэсовца. Ученые говорят, что эти легенды не имеют под собой никаких оснований и, очевидно, возникли из-за раскрывшихся ужасов концентрационных лагерей и таинственности, окружавшей организацию «Лебенсборн».

Суома рассказала о своем пребывании в доме матери в Норвегии две отличных друг от друга истории. Первую – сотруднику Государственной полиции Финляндии, вторую – своей дочери.

Согласно протоколу допроса, Суома провела в норвежском доме матери всего две недели, а потом вынуждена была отправиться в лагерь, расположенный в городе Эльверум недалеко от границы со Швецией. После капитуляции Германии, летом 1945 года ее якобы перевели в лагерь для интернированных, где она родила в начале августа девочку.

Сначала дочку назвали Хилде Марианне, а позже окрестили именем Хелена. В октябре мать и дитя вернули из Норвегии в Финляндию через Турку и направили в так называемый «Лагерь для возвращающихся финнов» в Ханко. По мнению Хейсканен, многие не хотели возвращаться на родину, но норвежцы спешили избавиться от связанных с немецкими военными женщин.

Дочери Суома рассказала историю более длительного путешествия. Согласно этой истории, Хелена родилась в Германии, в военном госпитале недалеко от Дортмунда. Туда она отправилась из норвежского дома матери вместе с женихом, уехавшим на фронт. Условия в Германии накануне краха она описывала как ужасающие: не хватало еды, не было даже туалетной бумаги, зато ежедневно были авианалеты и бомбежки. По рассказанной дочери версии, в Финляндию она вернулась через Норвегию.

Ану Хейсканен не верит в эту историю. По ее словам, очень сложно представить, что Суома могла в одиночку проделать такой путь. К тому же, в Германии тщательно следили за передвижениями людей как во время войны, так и после нее.

Дочь Хелена тоже не особо верит в эту историю. Рассказ матери был путанным, она перепрыгивала с факта на факт, и в итоге дочери осталось непонятно, кем мать работала в Германии.

Однажды рассказав свою историю, Суома больше никогда не возвращалась к ней. По словам Хелены, они так и не смогли стать близкими людьми. Побывавшая в доме «Лебенсборн» Суома умерла в девяностых годах.

Лишь об одном Суома рассказала дочери правду, о чем соврала на допросе. В протоколе отцом ребенка значится младший сержант Франц Хёльгенберге, тогда как на самом деле его звали Карл Вильгельм.

В протоколе также записано, что против женщины было выдвинуто обвинение в суде Кеми, однако в архивах суда данных о таком деле нет. Хейсканен говорит, что многих возвращавшихся после войны на родину финнов обвиняли в нарушении государственной границы, однако приговоры обычно были условными.

Дочь Хелена говорит, что мать попала в тюрьму, а ее отдали в приют. В двухлетнем возрасте ее удочерила семья из Тампере, которая считала немцев просвещенной нацией и никогда не попрекала Хелену ее происхождением. Над немецким именем Хильде поначалу издевались в школе, но потом это сошло на нет. О своих родителях девочка знала совсем немного: имя матери и то, что отец был немецким солдатом.

Всего у финских женщин и немецких военных родилось около семисот детей. Обида на немцев нередко вымещалась на их детях, особенно в Северной Финляндии, поэтому матери старались как могли скрывать их настоящие корни. В Норвегии детей таких союзов было значительно больше – порядка 10 тысяч. Их происхождение не замалчивалось, а обсуждалось на самом высоком уровне. Норвежские власти считали их общественной проблемой и боялись, что из них вырастет нацистская пятая колонна.

Ведущий норвежский психиатр своего времени заключил, что среди матерей этих детей чаще обычного встречаются случаи психопатии и слабоумия, что наверняка будет отражаться на самих детях. Поэтому многие родившиеся в домах «Лебенсборна» дети вынуждены были расти в специальных заведениях для лиц с расстройствами личности.

Иванов день 1969 года запомнился Хелене на всю жизнь. Она стала студенткой и начала интересоваться подробнее своим происхождением. Разыскав свою настоящую мать, она связалась с ней и договорилась о встрече в доме, где жила Суома, под Рованиеми.

Для выросшей в южной части Финляндии Хелены летний ночной свет в Лапландии казался чем-то невероятным. В самое позднее время в гостиной было так же светло, как днем.

Эльверум, Осло, Гамбург, Дортмунд...

Суома перечисляла дочери тихим и отрешенным голосом места, в которых та успела побывать в младенчестве. Говорить надо было шепотом, потому что в той же комнате спали другие дочери женщины, сводные сестры Хелены. Во второй комнате спал муж, которому слышать эту историю было нельзя.

После войны Суома вышла замуж за человека гораздо старше себя. У пары было пятеро детей, трое из которых к тому времени уже умерли. Муж испытывал неприязнь к немцам, поведала Суома. В Лапландии они в мгновение ока превратились из собратьев по оружию в разорителей, поскольку, уходя, оставляли после себя дымящиеся города и подорванные мосты.

В тот Юханнус Хелена впервые узнала имя своего отца и увидела его фотографию. Наконец-то он приобрел настоящие, человеческие черты. Автомеханик с чувством юмора, который по возможности старался заботиться о своей возлюбленной. Мать рассказала, что Карл Вильгельм действительно ее любил, а еще любил копаться в моторах и мечтал просто взять и вернуться с войны домой.

– Тогда мы с мамой решили разыскать отца, – рассказывает Хелена.

Суома начала поиски немца ради дочери. Весной следующего года Хелена получила от матери письмо, в котором значился адрес отца. Контакты нашлись благодаря Красному кресту, Армии спасения, немецким архивам и отчасти по воле случая.

Карл Вильгельм жил недалеко от Висбадена в Западной Германии. Девушка сразу решила написать ему письмо, но формулировала его и проверяла на наличие ошибок целых два месяца.

– Поскольку я не очень хорошо говорила по-немецки, надо было очень четко продумать, что я ему напишу. Как я поведаю о своей жизни и какими словами скажу, как сильно мне его не хватало, – вспоминает Хелена.

Ответ из Германии пришел, но – неожиданно – от жены Карла Вильгельма. А вернее, от его вдовы. На Первомай отец внезапно скончался.

– Я была так расстроена и даже зла на то, что он взял и умер как раз тогда, когда я так желала с ним встретиться.

Вместе с адресом отца Хелена узнала, что у нее есть сводный младший брат в Германии, однако она сочла тон ответа вдовы Карла Вильгельма оскорбительным, и это лишило ее всякого желания связываться со своими немецкими родственниками.

Желание вернул спустя 35 лет после этих событий сын Хелены. Он захотел выяснить, что из себя представлял человек, который на молодых фотографиях так похож на него самого. В итоге нашлись контакты сводного брата Хелены Карла Адольфа. Ему написали письмо, и вскоре из Германии пришел ответ, автор которого с нотками сомнения интересовался, откуда финны взяли его адрес. Хелена объяснила в обратном письме.

Со следующим письмом Карла Адольфа неожиданно пришел целый компакт-диск с фотографиями отца и матери Хелены. Карл Вильгельм хранил их с другими снимками времен войны в коробке из-под обуви и никогда не показывал их сыну, пока был жив.

Летом 2009 года Хелена наконец-то собралась и приехала к брату в немецкое местечко Кислег в федеральной земле Баден-Вюртемберг. Встреча с братом стала для нее радостным событием.

У обоих было много вопросов друг к другу. Карл Адольф наконец-то понял, что на самом деле постоянно отравляло отношения его матери и отца, но о чем никогда не говорилось напрямую. Хелена, в свою очередь, узнала, что отец не всегда был тем нежным мечтателем, в которого влюбилась Суома. Брат рассказал, что война сделала его в итоге жестким человеком.

И все-таки путешествие в Германию не было для Хелены разочарованием. Карл Адольф оказался добродушным человеком с похожим чувством юмора и схожими взглядами на жизнь. Даже хобби у них было общее – оба любят фотографировать природу.

Хелена считает, что эта поездка поставила некую точку во всей этой истории длиною в 65 лет. Хотя детство ее было в целом счастливым, мысли о настоящих родителях никогда не покидали ее. Немецкий брат смог дополнить картину о том, что произошло с двумя людьми, встретившимися на войне и полюбившими друг друга.