Игорь-Северянин. In atrium post mortem. 2
Источник: | Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников
22.01.19 | 1860
Дефис в псевдониме поэта Игорь-Северянин Шубникова и Терёхина опускают намеренно, опрощая роскошный даже по меркам Серебряного века русской поэзии псевдоним до имени и фамилии. А ведь это и свидетельство инициации, и оберег, и личная мифологема одновременно. Возможно, Шубникова и Терёхина этого не знают? Впрочем, к вопросу о псевдониме мы вернёмся чуть ниже, а пока…
 
Едва открыв томик Шубниковой и Терёхиной я споткнулся о «воспоминания» Владимира Сидорова (Вадима Баяна), в которых 20-летний Маяковский покровительственно называет старшего по возрасту – 26-летнего Игоря-Северянина деткой. В 1914 году оба они ещё в том возрасте, когда разница в возрасте даже в пару-тройку лет имеет значение, а тут унизительное для Игоря-Северянина и, главное, не свойственное Маяковскому – обращение «детка»!
 
Ко времени совместного турне по Югу России в начале 1914 года Игорь-Северянин – признанный поэт, восходящая звезда, автор множества опубликованных стихов и нашумевшего сборника «Громокипящий кубок». Маяковский же автор рукописной книжечки «Я», состоящей из четырёх стихотворений и литографированной в количестве 300 экземпляров. В этой связи крайне сомнительна телеграмма, якобы полученная Сидоровым от Игоря-Северянина, в которой он называет автора четырёх стихотворений гением. Два гения в одном турне – явный перебор. Авторских пояснений Шубниковой и Терёхиной к этому фрагменту из воспоминаний Сидорова нет.
 
А между тем история тёмная. 18 декабря 1913 года Маяковский уговаривает Игоря-Северянина взять его с собой в турне по Югу России, и на следующий день после Рождества – 26 декабря они срываются из Петербурга в Симферополь. И ведь тут важна дата: по 7 января, т.е. по праздник Крещения Господня в России запрещены все зрелищные мероприятия. Куда и зачем сорвались два гения?
 
Кое-что в ситуации проясняет замечание Маяковского, сделанное им Ивану Грузинову, о том, что только в Харькове он понял, что Игорь-Северянин глуп. Маяковский в панике бежит из Москвы, потому что общая для двух молодых людей любовница София Шамардина залетела от него. Вот почему Игорь-Северянин, не подозревающий о связи Маяковского с Шамардиной, глуп.
 
Важно ли это обстоятельство для жизнеописания Игоря-Северянина? Полагаю, что да, ибо оно позволяет лучше понять его отношения и с Шамардиной и с Маяковским. Шамардина была женщиной Игоря-Северянина, пока Маяковский не увёл её лёгкой рукой прямо с совместного выступления. Он издевается над Игорем-Северяниным потому что тот, условно говоря, рогоносец и при этом ни о чём не догадывается, а, значит, глуп. Замечание Бенедикта Лившица о том, что российский футуризм в ту пору переживал эпоху матриархата, вполне справедливо.
 
И вот вопрос: зачем эту недосказанную и необъяснённую историю с весьма скользким подтекстом Шубникова и Терёхина выносят во времена детства и юношества будущего поэта? (стр.11)
 
Эпизод с «деткой» иллюстрирует отношение Маяковского к стихам Игоря-Северянина, которые он переиначивает, что называется, на лету, приспосабливая к разным житейским ситуациям. В мемуарной литературе есть несколько упоминаний того, что Маяковский знал наизусть множество стихов Игоря-Северянина, но в посмертной описи его личных библиотек нет ни одной книги «глупого Северянина». Или их там не было вообще и тогда начитанность Маяковского враньё мемуаристов. Если применить к ситуации библиотечный тест Троцкого-Бухарина, книги и упоминание о книгах Игоря-Северянина могли быть изъяты накануне 1940 года, когда Маяковского вернули публике. Похоже, что к Маяковскому Шубникова и Терёхина не заглядывали, ограничившись недостоверным свидетельством Сидорова.
 
Документального подтверждения что будущий поэт в детстве был окружён няньками и боннами нет (стр.12). Об одной бонне упоминает сам поэт, а нянька Мария Неупокоева – Дур-Маша, прошла с ним по жизни и, судя по всему, упокоилась в двадцатых годах прошлого века на сельском кладбище в Тойла. Право слово, авторам стоило заглянуть в фонды Пушкинского дома, где хранятся открытые письма Неупокоевой.
 
Попутно заметим, что уже с 8 страницы Игорь Васильевич Лотарёв – Игорь Северянин и даже просто Северянин, хотя разговор о его псевдонимах начнётся только на странице 30 и продолжится затем на 38-й:
 
«Несомненно, и автор, и Фофанов использовали слово «Северянин» в его прямом значении — житель северных краев. Словосочетание «Игорь-Северянин» означало констатацию этого факта, то есть приложение «Северянин» являлось уточняющим определением и указывало на особое значение Русского Севера в жизни и творчестве поэта (сравнимо с распространённым уточнением фамилий писателей: Мамин-Сибиряк, Новиков-Прибой)».
 
Чтобы понять и правильно оценить соображения Шубниковой и Терехиной, нужно обратиться к весьма недостоверным воспоминаниям литератора Леонида Борисова, который донёс до нас некоторые мысли Игоря-Северянина, хотя и в сильно искажённом виде:
 
«— Начинают не поэты, а стихотворцы, то есть люди, которые всего лишь умеют рифмовать и даже, может быть, знают все правила стихосложения. Поэт начинающим не бывает, он берет сразу, как лошадь, с места, и пишет — как взял, так и пошёл, вот как человек с тяжёлой ношей. Где же он начинает и где по-настоящему работает? Спорно, по-вашему? А, по-моему, все понятно».
 
Шубникова и Терёхина прошли мимо этого пассажа, главная мысль которого: поэт не бывает начинающим. Прошли, потому что некритически отнеслись к текстам Борисова, потому что их интересовала история злоключений рядового Мерси, а не Игоря-Северянина. История юношеских псевдонимов Игоря-Северянина ясно говорит о том, что в его жизни был ученический период, окончание которого пришлось на знакомство с Константином Фофановым, безоговорочно признавшим в нём собрата по перу – поэта.
 
Изначальная функция псевдонима, т.е. прозвища, призванного скрывать имя данное при рождении – это защита от магического воздействия, в нашем случае от буйной российской критики. И не случайно у поэта было правило не отвечать на критику прозой. Смена случайных псевдонимов на основной символизирует акт инициации: был ученик, стал поэт. Наконец, третья функция псевдонима Игорь-Северянин не просто констатация факта – житель северных краёв, – а формула личной мифологемы, т.е. способа описания образов окружающего мира, характеризующегося глобальностью и универсальностью. Существует только то, что включено в мифологему, то, что она описывает – личную гениальность потому что это не поддающееся тиражированию безумие, отношения с женщинами, пароход, моноплан, экипаж, ветропросвист экспрессов, крылолёт буеров, телефон, телеграф, et cetera.
 
Уникальность псевдонима Игорь-Северянин – это и есть та единственная причина, по которой нельзя опрощать псевдоним до имени и фамилии. Кому как, а для меня так это ясно, как простая гамма.
 
Детство будущего поэта закончилось со смертью сводной сестры Зои, что Терёхина и Шубникова не преминули отметить:
 
«Последним радостным воспоминанием была свадьба сводной сестры Зои, но жених, приятель отца, сыграл поистине роковую роль в судьбе Игоря и его матери. Вначале «посоветовал» отцу забрать сына с собой в Сойволу, а после внезапной смерти от менингита Зои в 1907 году лишил их собственного дома генерала Домонтовича на Гороховой, завещанного дочери». (стр.15)
 
Право собственности основано на трёх составляющих – праве владеть, праве пользоваться и праве распоряжаться. Если генерал Домонтович передал или завещал дом на Гороховой в собственность дочери Зои, то, разумеется со всеми правами собственника. Про Игоря генерал знать ничего не знал и знать не мог. Юридически дом на Гороховой никогда не принадлежал вдове и её сыну от второго мужа. Правда в том, что в доме номер 66 по улице Гороховой Игорь Васильевич Лотарёв родился и жил некоторое время в младенческом возрасте. И это всё.
 
Вероятно, авторы имеют в виду доходный дом номер 5 по Средней Подьяческой, принадлежавший родственникам матери по линии Домонтовичей, в котором она с сыном имела приличную квартиру и которой как будто лишились со смертью Зои. Адрес, по которому Игорь-Северянин принимал поклонниц – Средняя Подьяческая 5 квартира 8 – это вообще отдельная история. Если придётся к слову, то о ней ниже.
 
Вообще некритическое отношение к тестам, в том числе к текстам самого Игоря-Северянина часто приводит к тому, что авторы вводят читателя в блудняк. Так на 42 странице мельком помянуто письмо Игоря-Северянина к Фофанову, в котором есть упоминание о даче во дворце Павла I:
 
«Живём мы теперь во дворце Павла; приехала мама с прислугой. Комнат много (17), и мы можем удобно устроиться; мы же пока занимаем две комнаты».
 
На странице 124 приведено письмо к Лидии Рындиной, в котором есть такой пассаж:
 
«Лето 1914 года Северянин уже восьмой год проводит на мызе “Ивановка”, где снимает дачу в Охотничьем дворце Павла I, откуда продолжает писать письма Лидии Рындиной. В письме от 6 августа 1914 года он сообщает:
 
“Я занимаю 6 больших комнат дворца, кухню, 4 кладовки и веранду. 2 хода. 200-летний парк с кедрами, пихтами, грибами, урнами, эстрадами. Дивная форелевая прозрач­ная река. Мельница. Водопад. Тень Павла I везде и во всем. Работается прекрасно”.»

На данном изображении может находиться: на улице
Развалины путевого домика Павла I (Охотничьего дворца) . Пудость 1999 год. Фото автора. 

Мне в таких случаях вспоминаются строки Саши Чёрного, обращённые к критику:
 
Когда поэт, описывая даму,
Начнёт: «Я шла по улице. В бока впился корсет»,—
Здесь «я» не понимай, конечно, прямо —
Что, мол, под дамою скрывается поэт.
Я истину тебе по-дружески открою:
Поэт — мужчина. Даже с бородою.

На данном изображении может находиться: один или несколько человек, люди стоят, на улице и природа
Определение глубины культурного слоя у входа в домик в присутствии работников Гатчинского музея.

 Летом 1999 года вместе с научным сотрудником Гатчинского музея Ириной Рыженко в Пудости на территории мызы «Ивановка» я нашёл вне территории дворцового парка последнее гатчинское строение начала XIX века, облицованное жёлтым парицким камнем – путевой (охотничий) домик Павла I – фундамент и три стены. Могу засвидетельствовать, что ни о каких 17 или даже 6 комнатах с кухней и четырьмя кладовками и речи быть не может. В советское время здесь была ветеринарная лаборатория, занимавшая всё одноэтажное здание целиком – одну большую комнату с печкой размером около 30 квадратных метров. Увы, стен уже нет, но фундамент как будто ещё остался.
 
На данном изображении может находиться: растение, дерево, на улице и природа
Вид на развалины путевого домика Павла I в 2003 году.

Возможности снимать дачу в большом охотничьем домике Павла I на территории дворца у Игоря-Северянина не было и быть не могло, поскольку строение было утрачено ещё в 19 веке. Семнадцати комнат не насчитать даже у его приятеля на водяной мельнице Штакеншнейдера, что на противоположном берегу Ижорки, а вот на его же огромной «Розовой даче» – это пожалуйста. В 1999 году на даче ещё жила одинокая бабушка, хотя строение, охраняющееся государством, уже разбирали на дрова.

На данном изображении может находиться: небо, дерево, растение, на улице и природа
Розовая дача архитектора Андрей Штакеншнейдера, охраняемая государством. Справа видна каминная труба в помещении, где проходили поэтические элоквенции с участием Игоря-Северянина и Петра Ларионова. 2003 год
 
Понимаю, что и это такая же мелочь, как опрощённый псевдоним, но из таких мелочей вы складываете жизнь замечательного, но совершенно чужого вам человека. Помните, Mesdames, как это у Игоря-Северянина:
 
«Если о живом человеке осмеливаются писать таким гнусным тоном небывалые гнусности, забывая об ответственности, о что же способны написать о мёртвом, не могущем оправдаться?»
 
Наконец, о необходимости критического подхода к текстам самого Игоря-Северянина. Погружение в биографию поэта я начинал с его текстов, потому что в конце 80-х годов прошлого века многое из мемуарной литературы ещё не было опубликовано. Группировал стихи по датам и указаниям на место, искал повторяющиеся сюжеты и характеристики героинь, сравнивал с архивными материалами и доступными документами. Многократно проверял и перепроверял, выстраивая хронику жизни.
 
В девяностых случился обвал биографических материалов, спровоцированный публикацией писем поэта к Августе Барановой. В начале двухтысячных накрыла лавина мемуарной литературы, в которой каждый автор врал, как очевидец – есть такая юридическая оговорка. Следующий вал случится, когда будут опубликованы собранные о.Сергием (Положенским) письма Игоря-Северянина к разным его заграничным знакомым. Без этих писем, хранящихся в Швеции, любое жизнеописание поэта в эмиграции будет неполным, чтобы не сказать ущербным.
 
Я же всегда держу в уме замечание Георгия Шенгели, хотя когда-то несколько сомневался в его умозаключении:
 
«Игорь обладал самым демоническим умом, какой я только встречал. (...) Вы знаете, что Игорь никогда (за редчайшими исключениями) ни с кем не говорил серьёзно? Ему доставляло удовольствие пороть перед Венгеровым чушь и видеть, как тот корёжится “от стыда за человека”. Игорь каждого видел насквозь, непостижимым чутьём, толстовской хваткой проникал в душу и всегда чувствовал себя умнее собеседника, но это ощущение неуклонно сопрягалось в нем с чувством презрения. (...) Вы спросите, где гарантия, что и меня не рядил он в дураки? Голову на отсечение не дам, но очень думаю, что это было не так».
____________
 
Начало смотри здесь
Продолжение следует.
 


Последние новости