Источник: | Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников28.09.19 | 2379
Первая из историй про Петровича
Вечер третьего дня
На хутор вернулись в одиннадцатом часу вечера. Дорога прошла в молчании. Сергей Львович натер ногу. Виктор умудрился в сумерках провалиться в яму с водой почти по пояс. Мокрые штаны здорово мешали при ходьбе, но впереди ждали камин и хозяйский самогон, который начинал ему нравиться. И чем тяжелее становилась походка в мокрых штанах, тем больше симпатий он испытывал к самогону. Всех трофеев, принесенных из экспедиции, набралось два: пластиковая бутылка с родниковой водой и пестик. Зачем унесли с собой пестик, никто объяснить не мог. Нина вызвалась помочь Антсу с приготовлением еды. Сварили картошку в мундире. Хозяин нарезал солонины и принес с огорода зеленый лук. Нина разбиралась с кислой капустой и солеными огурцами. Две трехлитровые банки огурцов она забраковала, несмотря на явное неудовольствие хозяина.
Ужин тоже прошел в молчании. Обсуждать итоги импровизированной экспедиции к городищу как-то не хотелось. После еды расселись у камина. Нина первой нарушила молчание.
— Послушайте, Виктор, что вы там болтали про механический оккультизм?
— Да это не я говорил, это нам на семинаре рассказывали про порочную практику наделения механических приспособлений сверхъестественными способностями и несвойственными функциями.
— Зачем это?
— В рамках семинара по контрпропаганде была и такая тема. Помнится, нам всем было скучно, потому что примеров из жизни было маловато. Одна голая теория. Да и лектор в теме разбирался слабо, читал нам свои конспекты с чужих лекций. Мне просто запомнился термин. Это вы, Нина, должны нам объяснить, что произошло.
— Я не знаю. То есть не знаю точно. Кровь, вода и хлеб заставили камень буквально выплюнуть огромное количество скрытой в нем энергии. Удивляюсь, как это вы ничего не заметили, а ведь там даже искры посыпались. Скажите, Антс, откуда вы узнали, что надо делать, чтобы оживить камень?
— Не могу сказать. Ничего не могу сказать. Просто сделал и всё
— Если вы не знали, что нужно делать, почему то, что вы сделали, сработало? — Допытывалась Нина.
— Не могу знать. Когда я делал, у меня не было сомнений, но и не было никакой уверенности. Я до сих пор не знаю, сработало это или нет. Это вы, Нина, что-то там почувствовали, а я не почувствовал ничего особенного. Виктор тоже ничего не почувствовал. Сергей Львович сломал ваш энергетический столб, и с ним ничего не произошло. Может быть, вам это просто привиделось?
— Видите ли, Антс, — медленно начала Нина, тщательно подыскивая слова, — вы ведь не сделали ничего особенного. Так, размешали хлеб с водой и добавили несколько капель крови. Однако бог из машины заработал. То, что вы не почувствовали этого, ещё не значит, что машина не заработала. Меня интересует, откуда вам стала известна последовательность ритуальных действий. Я видела ясно, что вначале вы не были уверенны в том, что вы все делаете правильно, но потом ваши движения стали осмысленными. Как вы узнали, что нужно делать?
— Я и сейчас не знаю, сделал ли я то, что сделал правильно сделал, — запутался в словах Антс. — Я не умею объяснить. Я не понимаю, зачем была нужна кровь, просто она была нужна. С пестиком вообще была моя импровизация, но вы утверждаете, что камень ожил.
— Нет, я так не говорила. Я сказала, что бог из машины заработал. Когда вы поставили в углубление пестик, последовал мощный выброс энергии. Рамка просто взбесилась.
— Где гарантия, что не взбесились вы, Нина? — Поинтересовался отогревшийся снаружи и внутри Виктор.
— Прекратите, я в полном порядке. Я видела сгусток энергии толщиной в руку. Я думала, что Сергея Львовича просто убьет на месте, когда он потянулся за пестиком. Но ничего не произошло. Я же не совсем ещё дура!
Женщина внезапно разозлилась. Не впервые в своей практике она сталкивалась с недоверием. Однако чтобы так, когда всё серьёзно, когда без фокусов, это обидно.
— Я пока ещё могу отличить энергетический фантом от реальности! Там был такой поток, что слона можно было завалить на месте, а ему, — последовал кивок в сторону Сергея Львовича, — хоть бы хны. А вы мне не верите!
Чтобы разрядить обстановку, Антс предложил выпить ещё по маленькой. Выпили молча, но потом тишину нарушил Сергей Львович, попросивший хозяина найти Библию на русском языке. Антс нисколько не удивился. Вместе со старыми прялками, шайками и ковшами в его руки иногда попадали и книги, причем на разных языках. Он собирал старые вещи, явно не дотягивавшие до понятия антиквариата, так, этнографию доморощенную. Что-то чистил и ремонтировал сам, что-то отвозил на ремонт в город. Когда вещёй скапливалось достаточно, то заказывал в столице контейнер и отправлял скопом всё барахло в Америку своему деловому партнеру. Через два-три месяца на банковский счет приходила небольшая по антикварным понятиям сумма денег, но с лихвой окупавшая все расходы и даже приносившая ощутимую прибыль. Когда Антс познакомился с тем американцем, то ему и в голову не могло придти, что бизнес на барахле окажется таким прибыльным. Схема была простой и очень действенной: лесник вовремя сообщал ему о смерти очередной старухи или старика. Тогда нужно было поехать к наследникам и договориться о покупке всей обстановки на осиротевшем хуторе. Наследники бывали очень довольны, за бесценок избавившись от громоздкого барахла и получив возможность заниматься ремонтом или перестройкой дома по своему усмотрению. В моду стали входить туристические хутора. Старая хозяйственная утварь путалась под ногами и отнимала драгоценное место. Американцы же, лишенные в основной своей массе истории и наследства предков, с удовольствием раскупали чужие вещи ради имитации собственных корней. Тут годилось всё: от чугунного утюга под угли до хомута и книг в старинных переплетах. Поэтому когда Сергей Львович попросил Библию, то Антс просто достал из-под кровати картонную коробку, до верху набитую книгами. Он предоставил Сергею Львовичу самому найти то, что ему нужно, ни секунды не сомневаясь в том, что в коробке отыщется именно то, что он ищет. Сергей Львович принялся разбирать коробку с видимым энтузиазмом. Первым делом он вытащил великолепное издание Озаровского «Музыка живого слова», книгу, посвященную основам русского художественного чтения. Раскрыв Озаровского наугад, поклонник чистого искусства прочёл вслух первую же фразу, попавшуюся на глаза.
— Заповедь наших старых учителей декламации: свято чти знаки препинания. Итак: глазом читай по грамматике, ухом — по логике.
Следующей извлеченной из коробки книгой был «Полный письмовник-самоучитель». Книга весьма полезная в 1883 году, но совершенно бесполезная в начале третьего тысячелетия. За письмовником последовал том сочинений Гоголя с «Вечерами на хуторе близь Диканьки». И вновь Сергей Львович не удержался от выбранной наугад цитаты.
— Видно правду говорят люди, что у девушек сидит чёрт, подстрекающий их любопытство, – Гоголь глазами Сергея Львовича лукаво сверкнул в сторону Нины. – Ох, не доведет нас до добра ваше любопытство. Ага, а вот и то, что я искал! Антс, зажгите, пожалуйста, верхний свет. Здесь очень темно, а шрифт мелкий.
На свет была извлечена толстая книга в старинном переплете — синодальное издание Библии в русском переводе с параллельными местами.
— Вот слушайте, — торжественно произнес Сергей Львович, —Первое соборное послание апостола Петра, глава вторая, стих с четвертого по седьмой: «Приступая к Нему, камню живому, человеками отвергнутому, но Богом избранному, драгоценному, и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный... Ибо сказано в Писании: вот, Я полагаю вам в Сионе камень краеугольный, избранный, драгоценный; и верующий в него не постыдится. Итак, он для вас, верующих, драгоценность, а для неверующих камень, который отвергли строители, но который сделался главою угла, камень претыкания и камень соблазна, о который они претыкаются, не покоряясь слову». Ну, теперь вы понимаете, о чем идет речь, что мы с вами нашли?
— Сергей Львович, я хорошо знаю это место из Библии. — Возразила Нина. — В послании апостола Павла речь идет о Спасителе, а не о жертвенном камне,
— Это вы думаете, что речь идет о Спасителе. Слушайте ещё раз внимательно: «Я полагаю вам в Сионе камень краеугольный... он для вас, верующих, драгоценность, а для неверующих камень, который отвергли строители, но который сделался главою угла, камень претыкания и камень соблазна, о который они претыкаются, не покоряясь слову». Мы нашли не просто жертвенный камень, а камень претыкания, камень соблазна для неверующих. Местное население было языческим, неграмотным, поэтому оно и не могло покориться слову, то есть Евангелию, поэтому у них и был камень соблазна. Помните, у Иоанна сказано, что вначале Слово было у Бога и это слово было Бог?
— Вы что окончили театральный техникум или семинарию? — Поинтересовался сомлевший от самогона Виктор.
— Причем здесь техникум? — Изумился Сергей Львович. — Я вам апостола Петра толкую, а не систему Станиславского!
— Вот то-то и оно, что не систему Станиславского, — мрачно согласился Виктор. – Если бы вы мне систему Станиславского толковали, то я бы вам ещё поверил, но апостола Петра! Нет уж, увольте!
— Послушайте, мой техникум здесь не причем. Виктор, попробуйте понять, что я вам толкую: мы нашли библейский камень соблазна, камень преткновения...
— Так ведь тот камень был положен в Сионе, а не в эстонской глуши...
— Какая, чёрт побери, разница! — Сорвался на богохульство взволнованный Сергей Львович. — Сион — это не только место на карте, это ещё и духовное понятие. Сион может быть где угодно! Это ведь не только евреи отвергли Христа, не только они его оттолкнули! Таких народов было много! Они не приняли краеугольный камень веры, поэтому он и стал для них камнем соблазна!
— Пожалуй, что он в чём-то прав, — неожиданно поддержал Сергея Львовича Виктор, – хотя лучше бы он толковал нам систему Станиславского. Здесь действительно был последний в Европе заповедник язычников. Они ведь тоже Христа отвергли! Они убивали всех немцев без различия пола и возраста! Священников топили в море! Они даже покойников, погребенных по христианскому обряду, из могил вырывали и сжигали на кострах!
Виктор вскочил, воодушевляясь:
— Да, что там! Я читал, что крещёные язычники смывали с себя крещёние! Кровью, между прочим, смывали чужой! Вы только представьте себе эту картину: ночь, вокруг всё полыхает, светло как днем! Здесь разложившиеся трупы из могил вытаскивают, там немок режут, а там священников топят! Камень из Сиона — этот артефакт из Святой земли в болотистой эстонской глуши — изрядно, конечно, смахивает на голливудский сюжет о крестоносцах Ричарда Львиное Сердце в доколумбовой Америке, но… Но! Постойте...
Мысль об этом пришла в голову только Виктору, заставив его внезапно замолчать. Находка артефакта такого калибра сулила нешуточную славу со всеми вытекающими последствиями. Причем аудиенция в Ватикане представлялась ещё не самым значимым следствием открытия. «Вот правительство удивится. Это вам не памятники долбанным эсэсовцам ставить! Это вам не Фауст Гёте, — подумал Виктор, мысленно примеривая шляпу Индианы Джонса, — это будет покруче. Мировой блокбастер и Харрисон Форд… Нет, бери круче! Шварценеггер в главной роли. Меня будет играть стервец!»
— Тише, тише, господа! — Вклинилась в разговор Нина, успокаивая разошедшихся Сергея Львовича и Виктора. — Вы нашего хозяина испугали. Зачем ему скандалисты? Он нас всех прогонит на улицу, в лес, если вы сейчас же не успокоитесь, а там уже темно и холодно.
— Сергей Львович, кажется, прав, — неожиданно сказал Антс. — Бабушка говорила мне, что спящие камни нельзя оживлять… Будить, что ли. Они просыпаются голодными, очень голодными. Их трудно насытить, они будут требовать еды каждый день, много еды.
— Вы что хотите сказать, что вы моей кровью оживили камень?! — Взбеленился Сергей Львович. — Почему вы мне сразу об этом не сказали? Я же просил не вмешивать меня в эти дикие обряды! Вы теперь каждый день будете кормить его моей кровью? Господи! И зачем я только пошел за этими проклятыми грибами!
— Простите меня, Сергей Львович, я не знал, что у меня получится. Я вообще не был уверен в том, что делаю. Ещё не факт, что мы кого-то там разбудили. Я не верю ни в бога, ни в чёрта...
— Антс, вера здесь не причем, — Нина протянула руку за Библией. — Подозреваю, что вы просто выполнили ритуал. Я слышала о таких случаях. Не обязательно верить, достаточно просто выполнить набор определенных действий в определенной последовательности, чтобы получить определенный результат. Я видела, что камень ожил. Я никогда не видела энергию своими глазами. Чувствовала — да, но никогда не видела. А тут столб до неба толщиной в руку! Жар, как от огня! Не знаю, какие силы мы разбудили, но чувствую, что мы совершили грех. Может быть, даже тяжкий грех. Я знаю, что в этой книге должно быть написано о том, что такие прегрешения смываются только кровью.
Упоминание про тяжкий грех, тронуло только Виктора:
— Мы живем в двадцать первом веке! Меня комсомол и партия воспитали атеистом: я не должен верить в эту ахинею, но почему–то верю. После того, как я оказался в этом странном месте, на этом заброшенном хуторе, я могу поверить во что угодно. Прошу только учесть, что в плохое мне верится гораздо охотнее, чем в хорошее.
Виктор протянул Антсу пустой стакан.
— Компания скверная, хороший здесь только самогон!
— Нина! Антс! Виктор! Что же нам теперь делать? Я как чувствовал, что грибочками дело не обойдется...
— Хозяин, вы можете передать письмо с вашим лесником? — Сухо осведомился Виктор. — Я хочу позвать из города своего приятеля. Он большой охотник до всякого рода загадок.
— А бумага-то найдется?
— Есть бумага. Конверт купит лесник, но проще позвонить от него по телефону.
Абракадабра
Ночь прошла спокойно. Утром приехал лесник, привёз продуктов – свежего мяса, крупы, макарон и увез Виктора звонить по телефону. Антс с утра ушёл куда-то в лес. Сергей Львович занялся чтением Озаровского, каковое, видимо, доставляло ему большое наслаждение. Сидя на крыльце и подставляя лицо солнцу, он разве что не похрюкивал от удовольствия. Нина в отсутствие хозяина занялась уборкой большой комнаты и кухни. Предварительно она решила побаловать мужчин настоящей домашней едой. Не обнаружив в доме холодильника, решила пустить кусок свинины на традиционную мульгикапсад. На кухне нашлась большая кастрюля. Килограмма полтора квашеной капусты, пересыпанной перловой крупой пошло на подстилку для изрядного куска свинины — мясо, кость, сало со шкурой. Посолив и поперчив мясо, Нина накрыла его сверху квашеной капустой и снова пересыпала перловой крупой, подсолила и вложила две столовые ложки сахара. Потом добавила колодезной воды и поставила на медленный огонь.
Свинина с капустой мирно булькали в кастрюле, и Нина решила немного посидеть на воздухе. Погруженный в созерцание и размышления Сергей Львович совершенно не обратил внимания на женщину. Теперь он задумчиво смотрел на лес. В лесу ничего не происходило, но Сергей Львович, не отрываясь, смотрел на верхушки елей, отложив книгу в сторону. Ему пришло в голову, что мысль Озаровского о всеобщей эстетической гармонии, которая основана на принципе симметрии, следует додумать до конца. По Озаровскому получалось так, что все в этом мире устроено симметрично. «Верхушки деревьев врезаются в небо ровно настолько, насколько небо проникает в лес, — думал Сергей Львович. — Мир симметричен. Нужно только правильно определить ось симметрии. Ствол дерева — это ось симметрии, ветка — ещё одна ось... Лицо и тело человека симметричны. Луч солнца, отраженный оконным стеклом, симметричен своему отражению. Сила действия равна силе противодействия... Интересно, добро и зло тоже симметричны? Но ведь тогда существуют и законы кармы, по которым каждому воздается по его поступкам. Каждому свое, и это тоже симметрия. Тогда высшее проявление симметрии — это справедливость! Господи! А милосердие?! А жизнь и смерть? Смерть симметрична жизни?!» Последнее соображение буквально ошарашило Сергея Львовича. Он даже застонал от внезапно нахлынувшей невыносимой муки смертного томления. Руки вцепились в книгу Озаровского. «Если моя смерть симметрична моей жизни, то смерть не будет покоем, — внезапно осознал Сергей Львович, — это будет вечный ужас. Кошмар без начала и конца!» Он вновь застонал.
Нина с явным презрением смотрела на актера-неудачника, который разыгрывал перед ней безмолвные страсти по королю Лиру. Внезапно глаза его закатились, и кожа на лице из розовой стала сначала изжелта серой, потом приобрела зеленоватый оттенок и вновь порозовела, усыпанная проступившей испариной. Метаморфоза эта произошла на глазах у изумленной женщины.
— Помогите, — прохрипел Сергей Львович. — Кто-нибудь, воды!
Только теперь Нина поняла, что это не спектакль. Она швырнула кухонное полотенце в бочку с дождевой водой и, не отжимая, прижала его к лицу Сергея Львовича. Вода намочила рубашку на груди и остудила голову, но всё тело вдруг начало содрогаться от крупной дрожи. Женщина сдернула с его лица полотенце и обмотала его вокруг левого запястья, остужая вену. Руки ее автоматически сомкнулись на затылке, закрывая энергетический пробой на голове Сергея Львовича и восполняя потери. Вместо верхней чакры зияла невидимая глазу дыра величиной с теннисный мячик. Из дыры бил фонтан жизненной энергии, с каждым толчком делавший ситуацию все опаснее и опаснее. «Бог дал, Бог взял, – подумала Нина. — Ещё минут пять и сделать будет ничего невозможно». Внезапно дрожь начала утихать, но лицо Сергея Львовича сделалось мертвенно бледным, и вновь проступила испарина. В углу рта появилась пена, но уже через минуту он задышал ровно, глаза открылись. Взгляд был на удивление осмысленным.
— Простите. Я не хотел вас напугать.
— Как вы себя теперь чувствуете?
— Спасибо, уже лучше.
— Что с вами случилось?
— Как бы это вам лучше сказать, — замялся Сергей Львович, — ну, словом, у меня было видение.
— Эпилептический припадок?
— Нет, что вы! Никогда... Это было очень страшно.
— Приступ?
— Чего приступ? Нет! Видение было очень страшным. Мне объявили приговор, как будто.
— Сергей Львович, не валяйте дурака! У вас был эпилептический припадок, и если бы я не обрубила энергетический хвост у вас на затылке, вы бы уже вели растительную жизнь.
— Я не умею объяснить... Простите. Вы мне не верите? Впрочем, это неважно. Приговор уже объявлен.
— О чем вы?
— Меня приговорили к конвейеру. Я буду закручивать одну и ту же гайку. Вечно одну и ту же. Всегда закручивать.
— Какую гайку, Сергей Львович? Какой конвейер?
— Простите... Я не умею объяснить. Я это понял как конвейер, но это не конвейер. Это определенно не конвейер. Это хуже. Это много хуже, чем конвейер. После смерти я обречен выполнять какое-то однообразное действие. Всегда слева направо и никогда наоборот.
— Понятно. И кто вас приговорил?
— Они.
— Кто они? – переспросила Нина.
— Они — это они, — просто ответил Сергей Львович. — Я не умею объяснить, а сами вы не поймете.
— Я попытаюсь.
— Нет! — На этот раз ответ Сергея Львовича звучал неоправданно жёстко. — Я не могу вам это открыть. Это было только для меня.
За препирательством оба они не заметили, как рядом с ними появился Антс. Хозяин хутора был чем-то озабочен. Убедившись, что Сергей Львович пришел в себя, Нина отправилась на кухню приглядеть за мульгикапсад. Антс снял с плеча немецкий автомат и спрятал его в прихожей. На крыльцо он вернулся уже с топором, и, не вникая в детали самочувствия своего гостя, сделал жест, приглашая последовать за собой. За сараем он сообщил Сергею Львовичу, что им предстоит быстро разобрать стену. В голове у последнего ещё шумело, но и противиться воле хозяина не было сил. В другое время он бы ещё удивился объему работы, но сейчас послушно кивнул, будучи не в силах ответить вразумительно. Сначала оттащили в сторону какие-то ржавые железки, напоминавшие очень крупное сито. Заметив вопросительный взгляд Сергея Львовича, Антс пояснил, что это секции взлетно-посадочной полосы полевого аэродрома. Тяжелые секции сложили аккуратной стопкой, после чего хозяин ушел внутрь сарая, предоставив Сергею Львовичу время отдышаться. Минут через пять он вернулся и топором отжал от стены две тяжелые балки, которые тоже оттащили в сторону. Только теперь стало понятно, что нижняя часть стены образована двумя створками. Когда створки растащили, то Сергей Львович увидел в сарае что-то вроде большого гусеничного вездехода.
Полагая, что объяснения излишни, Антс ограничился коротким замечанием:
— В болоте нашел. Это настоящий «Тигр». Всё никак времени не хватает вернуть на место башню.
Когда в сарае взревел танковый двигатель, то Нина оторвалась от плиты и вышла на крыльцо. Из сарая медленно выползал танк без башни. На броне сидел Сергей Львович и корректировал движение. Он настолько увлекся танком, что забыл даже о своем приговоре. Танк выполз из сарая и замер. Антс и его помощник ушли в сарай, чтобы через некоторое время вытащить из него длинный стальной трос, который они принялись крепить на корпусе. Нина так увлеклась этим необычным зрелищем, что не заметила, как рядом с ней оказался Виктор. Он взял ее под руку и прошептал на ухо солдатскую присказку.
— Пока связист тянул катушку, танкист имел его подружку!
— Пошляк! Отпустите руку! Руку отпустите, я вам говорю!
— Ну, вот, уже и пошутить нельзя. Синий чулок какой-то!
— Достали вы меня сегодня, — ворчливо произнесла Нина. — У одного видения с приговорами, у другого подружки с катушками. Лучше зовите-ка их обедать.
За обедом Антс и Виктор нахваливали мульгикапсад. Вопреки ожиданиям Виктора обедали на сухую. Сергей Львович вкушал капусту со свининой молча. Всем своим видом он будто показывал, сколь мрачные думы его одолевают. Виктор начал было подтрунивать над ним, но напоролся на осуждающий взгляд Нины. В конце обеда Антс объявил, что хочет проверить одну догадку, и что ему понадобится помощь. Помогать вызвались все, тем более что прогулка на болото верхом на настоящем «Тигре» представлялась весьма и весьма романтичной. Когда танк развернулся на месте и медленно перевалил через канаву, Антс позволил забраться на броню. Подминая под себя молодой ельник, машина двинулась вглубь леса. Трясло немилосердно. До болота не доехали с полкилометра. Танк снова крутанулся на месте и замер. Из чрева вылез Антс с пачкой новеньких холщовых рукавиц и махнул рукой в сторону невысокого, но густого ельника.
–— Что там? — Полюбопытствовал Виктор.
— Камень.
— Ещё один? — Удивилась Нина.
— Может быть.
Сергей Львович промолчал, в основном, потому что уже начал разматывать стальной трос, навитый на броню. Виктор спрыгнул на землю и полез в ельник. Там он увидел обыкновенный гранитный валун. Тщательно осмотрев его, не обнаружил ничего необычного. Валун как валун, разве что не совсем обычной формы. Камень напоминал конфету из набора шоколадного ассорти с широким округлым основанием и сужающейся кверху верхушкой. Нина не удержалась от того, чтобы проверить его рамкой. Валун как будто слегка «фонил», но делал это очень неубедительно. Вокруг камня аномалий не обнаружилось. Разочарованная женщина спрятала рамку в карман куртки. Антс притащил трос. С помощью Сергея Львовича и Виктора заложил за камень петлю, подложив под нее толстый стальной прямоугольник. Концы троса вытащили из ельника и закрепили на танке. Антс посоветовал держаться от камня подальше на тот случай, если трос не выдержит. С третьей попытки валун выкатили из ельника. Из двух поваленных танком молодых сосен соорудили волокушу, на которую закатили валун и обвязали толстой веревкой. Потом снова завели трос, и танк медленно двинулся в сторону хутора.
Нине было позволено сесть рядом с водителем. Сергей Львович и Виктор шли сзади, наблюдая за тем, чтобы волокушу не выдернуло из-под валуна. Перед канавой танк остановился. Хозяин хутора принёс бензопилу и в расход пошли две старые ивы, росшие неподалеку. Бревнами тщательно заложили канаву. Танк легко перевалил через препятствие, а вот волокуша едва не развалилась. Камень бросили посередине двора, и Антс загнал танк обратно в сарай. Он вернулся с двумя тяжёлыми ломами. Было заметно, что его одолевает нетерпение. Ломами валун откатили чуть в сторону от дома и положили на основание. Зубилом и кувалдой Антс начал выравнивать верхушку камня. Он провозился не меньше двух часов, пока на верхушке не стала различаться небольшая выемка. Все это время незваные гости стояли рядом и наблюдали за работой. Время от времени Нина проверяла камень рамкой, но «фон» не менялся. Иногда Антс проверял углубление пестиком, который нашли в городище. В конце концов углубление в камне получилось, хотя и не такое гладкое, как у жертвенного камня, но вполне отчетливое. Болгаркой хозяин прорезал небольшой желоб.
Чем ближе работа подходила к завершению, тем больше мрачнел Сергей Львович. Левую руку он спрятал глубоко в карман и старался не смотреть Антсу в глаза. Тот сходил домой и принес воду, кусок хлеба и зеркало.
— Нина, вы одолжите мне ещё раз свою булавку?
— Зачем?
— Я хочу кое-что проверить.
— Что же это, если не секрет?
— Мой сон, — просто ответил Антс, — мне приснилось, что этот камень зовёт меня.
При этих словах хуторянина Сергей Львович помрачнел ещё больше. Ему хотелось немедленно бежать отсюда, с этого ненавистного хутора, заваленного старым железом, пропахшего кислым запахом пороха. Бежать подальше от этого сумасшедшего аборигена, возомнившего себя шаманом. Ему было страшно той единственной формой страха, которой только и стоит бояться. Страх небытия овладел им, парализуя движения, парализуя волю. Виктор смотрел на Антса с насмешкой. То, чему он стал невольным свидетелем, так разительно отличалось от его партийного прошлого, так не вязалось с его марксистским мировоззрением, так далеко было от практического атеизма, что могло быть воспринято только с иронией. Между тем Антс разломил хлеб на две части. Одну он опустил в миску с водой, другую положил на валун.
– Булавку!
Слегка поколебавшись, Нина извлекла из кармана булавку. Антс достал из своего кармана огарок свечи и запалил его. Прикрывая пламя свечи телом, он тщательно прокалил булавку и повернулся к Сергею Львовичу. Тот жалобно смотрел то на Нину, то на мерзко лыбившегося Виктора.
— Надо, Федя, надо! — Насмешливо сказал Виктор. — Надо для чистоты эксперимента. Я не могу, я уже принял чутка, пока вы тут возились.
Презирая себя до мозга костей, Сергей Львович протянул Антсу левую руку и укола не почувствовал. Он отвернулся, когда хозяин выжимал на зеркальце несколько капель крови и потом тщательно подтирал их хлебом. Хлеб с кровью Антс положил в углубление, сверху добавил ещё один, размоченный в воде. Прижал пестиком и слегка растер жертву, пока из жёлоба не показалась хлебная жижа. Смеркалось. Камень молчал. Нина застыла с рамкой в руке. Сергей Львович сгорбился, словно под непосильной ношей. Крепившийся до сих пор Виктор громко расхохотался:
— Антс! А заклинание? Слабо выдать на государственном языке? Куле муле сиську гнули! Юкс самму сиссе поле! Ситту рутту, кару тулеб!
Виктор захлебнулся хохотом. Внешне хозяин отреагировал спокойно.
— Это не эстонский язык, это ваша русская абракадабра.
Утро пятого дня
Хуторянин поднялся с рассветом. Стараясь не шуметь, выбрался из дома во двор. Во дворе, не глядя в сторону валуна, занялся хозяйственными делами. В одиночку перетаскал секции взлетной полосы и сложил их у задней стены сарая. Спустился к канаве и повытаскал из нее обрубки ивы. Бревна потолще отнес к сараю, ветки оттащил в сторону для просушки. Граблями тщательно ликвидировал следы танковых гусениц у сарая, во дворе и у канавы. Начал было в лесу приводить в порядок след от волокуши, но быстро понял, что одному и в неделю не управиться. Махнул рукой: чужие здесь не ходят! Солнце уже начало подниматься над верхушками деревьев, когда на крыльце дома показалась Нина. Следом за ней во двор вышел Виктор. Антс следил за ними из-за канавы. Гости умывались дождевой водой из бочки, поливая друг другу на руки. Умывшись, Нина подошла ко вчерашнему валуну. Внешне ничего не изменилось, только хлебная жижа подсохла на его покатом боку.
Машинально достав рамку, Нина проверила «фон». Рамка словно сошла с ума, вращаясь то по часовой стрелке, то против нее, то замирала, указывая на камень словно привязанная. Ладонь ее моментально вспотела, и при прокручивании рамки кожу стало слегка покалывать. Волосы на голове явственно зашевелились. Ощущение было такое, словно она попала в сильное электрическое поле. Подошел Виктор и попытался взять её за руку, но его ударило зарядом статического электричества. Удар был настолько чувствительным и неожиданным, что Виктор не удержался от крика.
— Твою мать! — Выдохнул он, растирая ладонь правой руки. — Надо же, твою мать! Попал, как электрик под фазу! Нина, что это было?
— Кажется, он ожил.
— Кто это он, камень что ли?
— Камень.
— Надо же, — удивился Виктор, — ожил! Вот Антс удивится. Кстати, а где наш Сергей Львович?
— Спит ещё, как сурок. Антс! Идите сюда! — Нина позвала хозяина. — Поздравляю! Ваш камень ожил.
На лице хуторянина не отразилось никаких эмоций. Он застыл в двух шагах от камня и довольно тупо уставился на пробужденное им к жизни чудовище. Ему бы испугаться ответственности, а он стоял и соображал, можно ли верить этой загадочной русской женщине. Внешне камень ничуть не изменился. Он не зарычал и не загавкал при приближении хозяина, даже не сказал ему «Tere!» На его округлом боку мирно застыла хлебная жижа. Одно Антс знал точно, эта женщина не имеет никакого отношения к его снам, а оживший как будто камень был сбывшимся сном.
— Антс, я где-то читал, что жители древних Афин точно такой же валун положили у входа в город и написали на нем «Неведомому богу». Это у них самый классный жертвенник был. Представляете, все боги известны, но есть такой, про которого никто ничего не знает.
Виктор энергично потер руки:
— А вдруг он могущественнее других богов? Давайте и мы по примеру греков выбьем на камне «Неведомому богу». Не знаю, как это будет на древнегреческом. А знаете, что, давайте напишем на древнеэстонском? Вы умеете писать на древнеэстонском? Нет? Жаль! Это было бы роскошно. Это…
— Не надо так шутить, — оборвала Нина. — У меня какое-то нехорошее предчувствие. Что-то произойдет и очень скоро.
— Что же такое может здесь произойти? Ураган? Цунами? Землетрясение? Ружье на стенке у хозяина выстрелит? Всем дадут местное гражданство? Или нас выгонят из НАТО?
— Гораздо хуже. Гораздо.
— Нина, — наконец, заговорил Антс, — а его можно теперь остановить?
— Это у вас надо спрашивать, вам бабушка шаманские секреты передавала.
— Я не знаю, она об этом мне ничего не говорила. Только я тоже чувствую, что случится что-то нехорошее.
— Ладно, хозяин, дама у нас экстрасенс. А вы-то каким местом чувствуете? — Продолжал дурачиться Виктор.
— Мне сон приснился.
— Позвольте поинтересоваться, какой же, страшный?
— Нет, не страшный, но неприятный очень. Мне снилось, что гуляю по странному саду. Вместо цветов одни камни, вроде этого. Камней в саду тринадцать. Я об этом знаю, но никак сосчитать не могу. С какой бы стороны не посмотрю на камни, всегда вижу только двенадцать. Так всю ночь и считал эти камни. Знаю, что тринадцать, а сосчитать никак не могу.
— Вот бы не подумал, что в нашей эстонской глубинке могут сниться японские сны. Но что ж тут неприятного? Считать-то вы умеете?
— Считать я умею, а неприятно то, что камни как будто живые. Говорят мне что-то, а я не понимаю. Если бы понимал, то сумел бы их сосчитать.
— Ваш сон, Антс, был не про наш камень, а про пользу языкознания. Хотите, я ваш сон истолкую? Нет? А зря! Мое толкование простое. Когда вы нас, русских, понимать перестанете, мы превратимся в камни на ваших полях. Вот где начнется ужас! Никакой Евросоюз распахать не сможет, и станете вы загибаться от голода. Придут десять тощих коров и пожрут ваших толстозадых буренок. И опять Евросоюз ничего не сможет сделать. А из лесу выйдут десять тощих зайцев и сожрут всю капусту, а заодно и морковку. Станет не из чего мульгикапсад делать, и свинья начнет дохнуть от тоски. Мор пойдет на свинью. А картошку всю пожрет колорадский жук из Пскова, у них там свое Колорадо имеется. А салака вся утонет в Финском заливе. А молоко все скиснет. И так до тех пор, пока вы все поголовно не выучитесь говорить по-японски. Или по-китайски, что предпочтительнее.
— Виктор! Это уже хамство! — Вступилась за хозяина Нина.
— Я не обиделся, — тихо произнес Антс, — все это я уже видел во сне. Я видел, как люди превращались в камни. Камни рассыпались в песок. Песок носило по ветру. Я видел, как огромное озеро засыпало песком. Потом с той, русской, стороны пришли камни. Такие же, как этот.
Антс кивнул на валун.
— Интересные сны снятся в этой эстонской глуши. Хозяин, вы их записываете? — Продолжал дурачиться Виктор. — Нина, как вам нравится эта японо-эстонская сага?
— Вы мне тоже перестали нравиться. Помолчите хоть пять минут… Послушайте, Антс, я и сейчас не очень-то верю в шаманские рассказы вашей бабушки. Я внимательно наблюдала за вами в городище. Я видела, что вы всё делаете осмысленно. Есть такое понятие, как мышечная память. Ваши руки двигались почти автоматически, когда вы переставали их контролировать. Вы можете мне объяснить, что мы сделали?
— Не могу, — пожал плечами хозяин. — Я сам ничего не понимаю.
— Не обманывайте меня, Антс, вы же спрашивали меня, как его остановить. Поймите, наконец, что это очень важно.
— Я спрашивал, потому что вы уедете, а как я буду знать, работает он или нет. Я и теперь не понимаю: работает он или нет.
— Антс, дорогуша, — не выдержал Виктор, — поймите, что есть разница между ожил и работает!
— Какая? — Почти равнодушно откликнулся Антс.
— Какая-какая! — Передразнил Виктор. – А вот какая. Если камень работает, то это механика. Пусть это оккультизм, но это механический оккультизм. Бог из камня! Механизм можно изучить, понять и остановить. А что, если это жизнь, другая жизнь, и ей нужны кровь и хлеб? Живое надо умертвлять, а как? Кто возьмет на себя ответственность за убийство? Что, если мы все приплыли? Что, если мы разбудили конкурента, и теперь история жизни на Земле пойдет другим путем? А если это бесовщина? Что если это договор с дьяволом? А? Что станет с моей бессмертной душой? Кто мне за нее ответит?
— Виктор! Вы же атеист!
— Нина, к дьяволу ваш атеизм! Меня учили верить своим глазам! Да, я марксист, но не настолько, чтобы не верить своим глазам. Эта собака дышит, пьет кровь и ест хлеб. Она ударила меня током. Вам мало? Что ещё должно произойти, чтобы вы, наконец-то, поняли, что это уже не камень?
— А что?
— Что-что, — передразнил Виктор, — чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй! Вот что!
— Виктор! Не надо так!
— А как надо?! Как надо? Я вас спрашиваю! — Наседал Виктор. — У меня отняли всё. Всё! Родину, партию, заслуги, гражданство и даже родной язык. У меня язык отняли! А теперь ещё этот кирпич будет мной командовать. Да, если хотите знать, то меня тошнит от вашего Евросоюза, вот! Мало было вам Советского Союза, так нет! Пустите Дуньку в Европу! Брюссель, дай порулить! Мы тут самые умные, мы меняем трёх драных котов на курицу со свастикой. Нам с курицей престижнее. Арийцы грёбаные! Куда там всяким немцам и шведам! Так надо, я вас спрашиваю?!
— Надо позвать Сергея Львовича, — тихо сказал Антс, — он имеет право знать, что камень ожил. Нина, пожалуйста, разбудите его, а мы с Виктором подождем вас здесь.
Женщина ушла в дом. Мужчины молча смотрели на «оживший» камень. Антс прикидывал в уме, что после отъезда гостей никто не сможет определить, жив камень или нет. А чтобы не мозолил глаза, его можно будет оттащить за сарай. Виктор смотрел на камень и вспоминал сон, приснившийся ему незадолго до того, как он оказался на хуторе. Оба они не заметили, что Нина уже несколько минут стоит на крыльце и сквозь пальцы, сощурившись, смотрит на полуденное солнце. Тонкие пальцы просвечивали розовым. Солнечный свет распадался на лучи. Жить стоило хотя бы ради того, чтобы иногда нежиться в лучах этой желтой звезды. Говорят, уникальной. Уникальной, потому что согревает жизнь на маленькой голубой планете и поддерживает непрерывность пищевой цепочки. Подательница жизни. Можно сказать, кормилица, но не причина. Отнюдь не причина.
Первым женщину заметил Виктор.
— Эй! Где этот режиссер из погорелого театра?
Нина не ответила. Она зажмурила глаза, сжала пальцы в кулак и, повернув кисть, тыльной стороной ладони стерла со лба капли пота. Губы ее что-то беззвучно шептали.
— Говорите громче! Мы ничего не слышим!
Увидев, что женщина не реагирует на окрик, Виктор подошел ближе к крыльцу, пытаясь разобрать, что она там шепчет.
— Молилась ли ты на ночь, Дездемона? — Не удержавшись, схохмил Виктор. — Эй, вы меня слышите? Нина!
Женщина посмотрела на него невидящим взглядом и тихо, очень тихо, но достаточно внятно произнесла почти не шевеля губами:
— Вот, накликали абракадабру. Теперь расхлебывать.
— Дурдом какой-то! Где Сергей Львович?
__________
<<< Начало ищи здесь