 | Игорь Прекуп, протоиерей. |
| Источник: ruspol.net Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников | 09.05.19 92 |
Протоиерей Игорь Прекуп
Статья была написана в 2015 г. для одного сайта, но не прошла цензуру. Я ее тогда опубликовал у себя в ФБ. Воспроизвожу с небольшой поправкой.
В 2005 г. была запущена акция «Георгиевская ленточка» с очень грамотно сформулированным девизом: «Я помню. Я горжусь!». Причем как-то очень быстро все поняли, что одно предполагает другое, и если ты помнишь, то непременно гордишься, а если не гордишься, значит, как-то не так помнишь – не с той стороны; и ты, вообще, за кого: за наших или за фашистов?!
Грамотно, да. Но только с пропагандистской точки зрения. Не с исторической и даже не с патриотической, потому что патриотизм выражается в любви к Родине, в том числе и тогда, когда понимаешь, что гордиться-то нечем. А тут как бы сразу указывается цель и смысл исторической памяти – гордость. Все то, что этой цели не служит – лишнее, вредное, и вообще, неправда. Потому что гордость – это, в свою очередь, средство солидаризации нации, если верить составителям «Декларации русской идентичности», утверждающим, что «национальное самосознание неизбежно означает солидарность с судьбой своего народа», и как бы уточняющим, что «каждый русский чувствует глубинную эмоциональную связь с главными событиями своей истории: Крещением Руси, Куликовской битвой и одолением Смуты, победами над Наполеоном и Гитлером. Особо отметим, что гордость за Победу 1945 года является одним из важнейших интегрирующих факторов современной русской нации». О как!
Из цитированной фразы можно сделать вывод, что солидарность имеется в виду исключительно «позитивная», возгревающая чувство собственной значимости, чувство величия от сознания сопричастности (хотя, с какой стати?) доблести предков.
Гордость
Именно «гордость» – связующий компонент национальной солидарности, по мнению составителей этого документа, а не солидарное чувство ответственностиза любую роль в истории, не солидарность в скорби о жертвах и в осмыслении приведших к ним заблуждений, в том числе и массового богоотступничества (не ограничиваясь формальным признанием в той же Декларации, что «значительное число русских стало неверующими»), не покаянное осмысление грехов и благодарное осознание действия Промысла Божия в достижениях и в богатстве нравственной культуры русского народа – нет, «работаем на позитиве»!.. А потому именно гордость – о которой традиционно русский человек не вспоминал применительно к себе иначе как с сокрушением сердца, помня, что «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (Иак. 4; 6; 1 Петр. 5; 5) – оказывается новой «скрепой русской идентичности»… или, может, «скрепой новых русских»?
Ничего нового. О том, что история, как учебная дисциплина, должна воспитывать чувство национальной гордости, поэтому исторические события надлежит освещать соответствующим образом – это мы слышали уже давно. Так что девиз вполне последовательно и, повторюсь, грамотно воплощал намеченный курс на консолидацию общества любой ценой и поверх любых противоречий.
Лично мне помешало присоединиться к акции именно это идеологически-корректирующее уточнение о гордости. Ведь, если я принимаю этот знак, если я его транслирую в сети, значит, присоединяюсь и к девизу. А какой я христианин, если мало того, что горжусь, так еще и заявляю об этом бесстыдно, как если бы речь шла не о пороке, а о добродетели?
К самой ленточке как символу Победы никакого отторжения, разумеется, не было, потому что мы выросли, можно сказать, с этой лентой перед глазами. Она всегда символизировала Великую Отечественную и все с ней связанное. Невзоров А.Г. может сколько угодно настаивать, что «цвет Победы – красный», но именно эти три черные и две оранжевые полосы создают устойчивую ассоциацию с тем кошмаром, через который прошли люди, приближавшие этот день, как могли.
Эти полоски не случайно появляются уже в 1941 г. на бескозырках гвардейских экипажей, затем на колодках ордена Славы (учрежденного для рядового и сержантского состава в ассоциативной связи с Георгиевским Крестом) и медали «За победу над Германией». Сталин еще в первые дни войны сообразил, что под красным знаменем всю нацию не консолидировать. Для пробуждения патриотических чувств срочно потребовались символы, уходящие корнями в так опрометчиво проклятое и заклейменное большевиками прошлое. Отсюда – погоны, отсюда и орден Александра Невского, отсюда и георгиевская ленточка – своего рода символ боевой доблести и славы преемников героев былых времен (помните гениальную песню из фильма «Офицеры»: «От героев былых времен не осталось порой имен…»?). Появление этой ленты было со стороны тогдашней власти политическим компромиссом, однако, она символизирует не идеологическую тактическую уступку и не лукавый манипулятивный прием «кремлевского горца», а факт некоего глубинного единства наших народов, уходящего в досоветское прошлое и скрепленного в пламени и дыме (что и понималось когда-то, пусть и произвольно, под сочетанием черных и оранжевых полос) минувшей войны.
Так что, не будь этого «я горжусь!», мне показалось бы вполне приемлемым присоединиться, если не вдаваться особо вглубь и не задумываться о том, что происхождение этой ленточки – наградное, а мы-то чем заслужили ее ношение?
Но мы же советские люди? Мы приучены не задавать лишних вопросов.
И что нам до несовместимости богопротивной гордости с именованием ленточки в честь христианского святого? Нам еще советская власть благословила гордиться. Ведь «человек – это звучит гордо»? Мы это хорошо усвоили еще со школьной скамьи. И нет нам дела до обличения богоборческой власти соловецкими узниками: «Церковь внушает верующим возвышающее человека смирение, коммунизм унижает его гордостью». Основательно же, однако, унизили, если сегодня это слово сплошь и рядом употребляется в положительном смысле, тогда как еще век назад православные христиане, если заявляли, что чем-то или кем-то гордятся, то говорили это обычно не иначе как в покаянном контексте.
Сегодня же все с ног на голову перевернуто! Это понятие даже в словоупотреблении религиозных людей пропитано положительными коннотатами: гордятся принадлежностью к народу или обществу, «испытывают гордость от оказанной чести», храм называют «гордостью города» и пр. Конечно, тут дело не только в балласте советского воспитания. Века поэтапной секуляризации общественного сознания, особенно недавняя эпоха воинствующего атеизма, оказали существенное влияние на мышление религиозных людей, ибо «вышли мы все из народа…».
Конкретный пример симптоматичного высказывания представил в прошлом году выпускник одной печально знаменитой семинарии, который, во время встречи с правящим архиереем накануне торжественного актуса сказал «от имени и по поручению» буквально следующее: «Дорогой владыка, мы, правда, гордимся тем, что учились в школе, которая является Вашим детищем».
Уместен вопрос: а стоило ли столько учиться в духовной школе, чтобы такой «оговоркой по Фрейду» проявить полное непонимание или игнорирование сущности христианского мировоззрения? А ведь, наверное, не последнему по успеваемости студенту поручили слово молвить?..
Подобные симптоматичные «проговорки» я неоднократно замечал и из уст намного более высокопоставленных в церковной среде лиц, поэтому ляп, допущенный тем семинаристом, уже не сильно-то и удивил, а всего лишь резанул, как бывает, когда услышишь фальшивую ноту. Впрочем, не менее симптоматичным показалось и то, что владыка никак не отреагировал на этот ментальный диссонанс.
И вот в этом порочном круге, образуемом гордостью, объединяющей в хоровод всех подряд, в том числе и тех, кто, согласно заявленному вероисповеданию, должен гнушаться ею и всем, что с ней связано, тем самым разрывая круг, в этом обмирщении сознания и его подогревании «демонской твердыней» и «матерью всех грехов» – причина ложной интерпретации этого славного символа и оскорбительных насмешек в его адрес.
Знак ведь может сменить символическое содержание. Вспомним, символом чего был крест в Римской империи: позорной и мучительной казни, поэтому его явление на небе св. Константину и было воспринято воинами как дурное предзнаменование. Между тем, христиане к тому времени уже без малого триста лет осознавали Крест (не всякий, но именно Христов) как Жертвенник спасения, каковое понимание распространилось вместе с легализацией христианства.
И наоборот, вполне идейно-нейтральный орнамент: свастика. Благодаря гитлеровцам он стал символом одной из наиболее отвратительных разновидностей фашизма – нацизма. Сейчас если кто-то и пытается реабилитировать свастику, под предлогом того, что это же ж «гамматический крест», он, как правило, сам не чужд настроений, символизируемых нынче этим «солярным знаком» среди нас, неискушенных в символике и геральдике.
То же и с георгиевской ленточкой. Когда я впервые услышал о том, что ее на Украине обзывают «колорадской», какое-то время не мог понять, с чего вдруг именно на этот символ так взъелись (о том, что происхождение этого «термина» отнюдь не украинское, я тогда еще не знал), ведь это не более, чем знак радостной солидарности людей, отдающих дань благодарной памяти всем, кто вынес на своих плечах тяготы войны?
Личное
Причем, честно скажу, мое недоумение было не сказать, чтобы отстраненное и совсем уж беспристрастное. Оба моих деда воевали. Один защищал Одессу, потом Севастополь, другой служил в дивизии Тудора Владимиреску – оба служили честно, у первого вся поясница была в шрамах от осколочного ранения, которое ощутимо сказалось на его здоровье. Оба о войне не любили рассказывать. Больше отшучивались. Хотя папин отец все же иногда упоминал о некоторых эпизодах, но только в качестве комментариев к каким-то глобальным вопросам. Он со смехом вспоминал о пулеметчике по фамилии Гитлер, и совсем без смеха, но с грустной улыбкой – о том, как осетинский мальчик (дед и на Кавказе воевал) открыл ему страшную тайну: «Дядя Миша! А в соседнем селе живут яввреи, у них на голове рога!..» В ответ, дед снял пилотку и дал ему пощупать свою макушку, сказав: «Смотри, я – еврей. Но рогов у меня на голове нет». Кстати от деда же я узнал, что, оказывается, евреи во время Великой Отечественной были на пятом месте по количеству Героев Советского Союза, и это меня, тогда еще едва подростка, помню, очень удивило, поскольку о малочисленности евреев, количество которых перед войной едва превышало полтора процента от общего населения, какое-то представление у меня все же было. Эти примеры он приводил в контексте вопросов, которые я задавал ему, наслушавшись по телеку профессиональных борцов с сионизмом или просто бытовых юдофобов, но уже из жизни.
Еще раз только, помню, он оживился, когда я что-то говорил о возможности для некоторых быть на войне, но не воевать: «Когда враг наступает, – сказал он, – даже повар хватает свой кухонный нож и бросается в бой». И все, больше ни слова. Ну, максимум, опять же мимоходом, как-нибудь вспомнить мог, сколько наши удерживали Севастополь, и за сколько дней оттуда выбили немцев.
И никакой ненависти. Ни слова плохого о немцах. Наоборот, отмечал честность и надежность этого народа, что меня вновь удивляло, учитывая, как началась война. Но я уже не спорил, догадываясь, что у него был и внефронтовой опыт общения с ними. Ибо глупо «спорить о вкусе устриц с тем, кто их ел». Кстати, именно этому деду я обязан своей незлопамятностью. Мы не так уж часто виделись, но он как-то умудрился привить мне иммунитет к этой страсти. Иммунитет, понятно, не гарантия, но с заразой справляться помогает. Спасибо деду!
О подвигах другого деда – отца мамы – я знал не больше. Ну капитаном закончил войну, вроде был во фронтовой разведке дивизии, сформированной после Сталинграда из пленных румын, политпросветом занимался, в том числе и после войны. Так-то он с самого начала войны рвался на фронт добровольцем, но ему, видимо, не вполне доверяли поначалу: хоть и коммунист-подпольщик бесарабский, но ведь еще и офицер румынской армии, благодаря военной кафедре в институте. Ну, а как поступило огромное количество румын, и было решено из них сформировать свою «румынскую ОА», тогда его и призвали для укрепления боевого духа румынских товарищей и обеспечения идеологической грамотности личного состава. Помню, копался в его орденах и медалях, был среди них и орден Красной Звезды. Он рано умер, потому что работал на износ. Ему не исполнилось и 54-х, как мне теперь.
Это странно может показаться, но, хотя я несколько лет прожил с ним в одном доме, общались мы еще меньше, чем с папиным отцом, потому что он уходил на работу, когда я еще спал, а приходил обычно, когда я уже спал. Я даже где-то на него по-детски немножко обижался, что он не уделяет мне внимания. Однако обида прошла, испарившись бесследно, зато остался пример самоотверженного, безупречно честного человека, служащего своей идее искренне, и не помышляющего о каких-либо привилегиях, льготах ни для себя, ни для своих родных и близких. Его личный пример оказал еще большее воспитательное значение.
Эти оба деда мне очень дороги; не только память о них, а они, вот, какие они были и есть, ибо у Бога
все живы. И я помню, как серьезно они относились к воинскому долгу и чести, как глубоко они были ранены душевно на той войне, как высоко ценили принесенные ради победы жертвы, как дорожили миром. Для того, чтобы дать это почувствовать им не требовалось долго о чем-то рассказывать.
В чем ленточка-то виновата?..
Так вот, я к чему, собственно, веду: с ленточкой Георгиевской у меня, благодаря, в первую очередь, моим дедам, вполне ясные, прочные, положительные ассоциации. Это память о таких людях, как они; это форма почтения воинов, живущих и умерших как на полях войны, так и после; это способ освежения коллективной памяти, если угодно, благодарной памяти, памяти, нравственно отрезвляющей и побуждающей быть достойными принесенных жертв.
Поэтому, когда пошли все эти фыркания в ее адрес, и не где-нибудь, а на Украине, причем не только западной, я какое-то время недоумевал, как это может быть, ведь столько украинцев полегло на этой войне, столько среди них отличились мужеством – в чем дело? А потом дошло.
Дошло, когда я вспомнил апрельские события 2007 г. с «Бронзовым солдатом» и все, что этому предшествовало. А дело было так. Сначала в 2002 г. в Таллинне сорвалось установление памятника павшим за свободу Эстонии (под «свободой» понималась свобода от СССР). Автор не нашел более подходящего образа, чем изображение солдата в форме СС, держащего автомат наперевес (изобрази он какого-нибудь «лесного брата», никто бы слова не сказал). После неудачи в Таллинне, энтузиасты «приютили» памятник в парке г. Пярну (http://www.moles.ee/02/Jul/24/1-1.php). Однако вскоре городские власти разобрались и подогнали к нему кран, который уволок его на склад коммунальной службы города (http://www.moles.ee/02/Jul/25/4-1.php). Добавлю в качестве поправки ценный комментарий Илья Никифоров о "памятнике неизвестному эсэсовцу" к моей тогдашней публикации: «В Таллине его и не собирались ставить. Первый раз его "снесли" с подачи Постимеэс под давлением лично Калласа, хотя формально по решению пярнуских властей. Ну, так вы на мою статью и ссылаетесь. Затем его пристроил у себя на кладбище в Лихула Мадисон, но уже с другой надписью. Там уже его демонтировали по распоряжению Партса с помощью полиции. Сейчас он на территории частного музея». Уточню, что в Лихула его натурально сгребли и уволокли под негодующие возгласы немногих оказавшихся поблизости горожан.
В представлении жителей Лихула, возмущенных произволом властей, это не был «памятник неизвестному эсэсовцу», никто в нем не усматривал почитания «подвигов» карательных батальонов, предшествовавших созданию 20-й гренадерской дивизии («Эстонского легиона»), и не гордился участием эстонцев (кстати, набирали не только эстонцев и отнюдь не всегда на добровольной основе) в этих формированиях. Для них это просто был памятник их родственникам, знакомым, которые воевали, как они думали, за освобождение своей Родины на стороне Германии, успешно делавшей вид, что несет народам Прибалтики свободу и процветание. Поэтому снос памятника вызвал у некоторых жителей Пярну вполне предсказуемую реакцию: унижение, негодование, возмущение, непонимание, наконец, почему и за что?!..
Спустя несколько лет, в 2006 г. произошли осквернения ряда памятников советским воинам, а сам «Бронзовый солдат» стал мишенью ультра-националистически настроенных людей, как памятник, символизирующий оккупацию со всеми ее прелестями: расстрелами, концлагерями, ссылками, унижением национального достоинства, нарушением всевозможных прав человека (а эстонцам было с чем сравнить: родственники за границей – обычное дело, а «ручной финн» в эстонской семье – дело чести). Когда в обществе развернулась полемика по вопросу быть или не быть в центре столицы этому памятнику, выяснилось, что большинство эстонцев (а уж не говорю о прочих) совсем даже не против этого монумента, и не усматривают в нем символ оккупации. Но у нас же демократия, а демократия – это власть меньшинства, когда это удобно большинству в руководстве. В итоге, правительство ЭР, наплевав с высоты Вышгорода на мнение большинства таллиннцев, приняло решение о демонтаже памятника и его переносе на воинское кладбище вместе с останками захороненных при нем военнослужащих. Решение это было осуществлено жестоко и цинично, с массой нарушений прав человека при подавлении беспорядков, но что касается самого памятника павшим во Второй мировой войне в борьбе с фашизмом, то с ним обошлись намного учтивей, чем с памятником павшим в той же войне на стороне нацистов. Его, как и планировалось, перенесли на воинское кладбище, где, спустя некоторое время, правительство организовало своего рода «презентацию» ссыльного памятника (поминальную церемонию с возложением венка – все «как положено»), в которой приняли участие, как высшие лица государственной власти, так и представители посольств.
Тогда мы тоже недоумевали, почему кто-то настойчиво хочет видеть в «Бронзовом солдате» символ оккупации? Ведь это обычный солдат, а не СМЕРШевец и не НКВДшник, занимавшийся арестами, высылкой и пр. репрессивными действиями… А вот таково мышление многих людей: предшествующее – причина последующего, т.е. солнце встало, потому что петух прокукарекал. И, соответственно, на предшествующем – вина и ответственность за последующее. Если после их (советских солдат) прихода, начались репрессии, значит, они в этом виноваты.
Бесспорно, местные коммунисты никогда бы не установили в Эстонии своей власти, если бы не ее инкорпорация в СССР в 1940 г. и не восстановление силой оружия советской власти в 1944 г. Не будь превращена Эстония в советскую республику, ее народ не знал бы ни вынужденного массового бегства на Запад, ни чуть более вынужденного, хотя и чуть менее массового переселения на Северо-Восток необъятной страны… Но ведь воины советские не за это воевали! Если памятник борцу якобы за независимость Эстонии изображал эсэсовца, который (если уж обобщать, так обобщать, вне зависимости от того, помнят это его почитатели или нет) участвовал еще в карательных экспедициях на Новгородчине, Псковщине, в Белоруссии (хороший, кстати, фильм поставил когда-то Элем Климов «Иди и смотри»), а стало быть, являлся памятником военному преступнику и прославлением его преступлений, то с «Бронзовым солдатом» все было настолько непросто, что его в сталинское время чуть было не демонтировали, поскольку он способствовал всестороннему осмыслению истории, ведь его неслучайно называли «скорбящим солдатом». Вполне можно было догадаться, что у солдата, воевавшего в советском Эстонском стрелковом корпусе, было много оснований для скорби: не только о павших товарищах по оружию, но и о родственниках и друзьях, воевавших на стороне противника, убитых, искалеченных, а то и не воевавших, но по решению власти, которую он принес сюда на своих плечах, все равно уничтоженных или отправленных в лагеря и ссылки.
Во время обсуждения темы этого памятника всерьез ставился вопрос о необходимости разъяснительным путем постепенно менять в массовом сознании понимание «послания» монумента, очищать его от ложных стереотипов. Вероятно, именно это и побудило к энергичным мерам тех правителей, которые не мыслят иного способа управления народом, кроме как манипулируя этими самыми старыми, разделяющими нас, стереотипами, создавая попутно новые.
Аналогично и с георгиевской ленточкой. Есть лица, заинтересованные в дискредитации, а лучше – в уничтожении всего, что нас ранее объединяло. И есть лица, декларирующие это единение как безусловную, высшую ценность. От того, как последние будут аргументировать свои тезисы, напрямую зависит, насколько преуспеют в своих намерениях первые. Так уж получилось, что лица, не склонные видеть в Украине государство и объявляющие ее «австро-венгерским проектом», а украинцев не воспринимающие как нацию, позиционируют себя как преемники воевавших против фашизма дедов, с которыми они теперь плечом к плечу «врастают в землю ту», знаком чего является георгиевская ленточка. Ну и какая после этого должна быть реакция на георгиевскую ленточку у тех, кого декларируемая ее носителями позиция глубоко оскорбляет? А если люди с георгиевскими ленточками добиваются расчленения их государства, то символом чего эти ленточки будут являться в представлении тех украинцев, которым дорог и родной язык, и национальное достоинство, и государственность, территориальная целостность?..
Если бы не приватизация георгиевской ленточки теми, кто норовит «грудью своей простреленной прикрыть украинку», и «притянуть ее к своей груди», принципиально не интересуясь ее согласием (она ведь не чувствует «когтей полосатых воронов», чего ж ее, неадекватную, спрашивать?); если бы не мощная пропагандистская кампания, представляющая всех сторонников территориальной целостности Украины как фашистов и их пособников, то дурацкая шутка Невзорова, уверен, не была бы так подхвачена и не прижилась, тем более, что ее автор для патриотически настроенных украинцев – однозначно нерукопожатная личность.
И что теперь?
Определенных рецептов тут быть не может. Если некая ценность или символ дискредитированы, следует ли из этого, что от них в любом случае следует отказаться? Нередко люди именно так и реагируют: если что-то превратно используется и в массовом сознании распространяется именно этот дискредитированный образ, то ценностей этих сторонятся, во всяком случае, их не декларируют, а символы прячут подальше. За последнее время дискредитации подверглось очень много понятий. Наряду с упоминавшейся выше толерантностью, стали ругательными такие слова как «демократия» и «либерализм», под которыми многие упорно понимают не сами именуемые явления, а собственные представления, сформировавшиеся вследствие происходящих на почве этих понятий злоупотреблений. Та же печальная участь постигла еще в XIX в. понятие «интеллигенция». Одно время, вроде бы, оно освободилось от ленинского содержания, однако, в последние четверть века ленинский «статус-кво» в массовом сознании был восстановлен.
И что теперь? Мало ли кто недолжным образом осуществляет некую ценность? Если это злоупотребление, искажающее ценность, подменяющее понятие, тогда этому явлению должно быть дано свое наименование и не надо путать с истинным явлением, личину которого на себя натягивает ложь. Если кто-то злоупотребляет словом «духовность», это не основание выбрасывать его из словаря. А «любовь»? Уж насколько истасканное, перетолкованное слово. Тоже откажемся? На всех уровнях и во всех аспектах? Будем стыдиться говорить, что «Бог есть любовь» (1 Ин. 4; 16)? Или перестанем признаваться в любви? Так сатана может растащить одно за другим все прекрасные слова и все понятия подменить, если мы это позволим, соблазняясь чьим-то дурным примером, злоупотреблениями, фальсификациями. Мало ли кто, как захочет подменить понятие?!! С какой стати все должны идти на поводу и понимать слово в том извращенном виде, в котором его нам навязывают? Причем, что немаловажно: подмена понятий опасна еще и тем, что вызывая неприятие злоупотребления, ошибочно называемого именем ценности, которой злоупотребляют, одновременно отрицается и сама дискредитируемая ценность. Например, понимая демократию как развал государственных ни нравственных устоев, беспомощность власти в наведении порядка и раздолье коррупционерам и мошенникам, человек отвергает и демократию как таковую, всего лишь на том основании, что лица, провозглашавшие демократию как ценность, ввергли страну в хаос.
И что теперь? От того, что глашатаи демократии не сумели построить в России демократическое общество, сделать вывод о ложности этой ценности? Или по тому, что ими было построено под вывеской демократии, делать вывод, что это она и есть? Знаете, на сарае тоже много, чего написано, а там – дрова. И очень уж это напоминает анекдот: «Шо вы мне говорите за Шаляпина? Подумаешь – ничего особенного!» – «А вы таки слушали самого Шаляпина?» – «Таки зачем? Мне Рабинович напел».
Аналогично и с символами Великой Отечественной войны, в том числе и с георгиевской ленточкой. Мало ли кто ее цепляет и какие у него ассоциации возникают? Мало ли кому и как вздумается эксплуатировать патриотические чувства, и какое содержание вкладывать в понятие Победы, и какое представление создавать о той войне?
Человеку дан разум, чтобы различать добро и зло. В том числе и тогда, когда они переплетены. Человеку дана свободная воля, чтобы, следуя голосу совести, просвещаемой разумом, «плавающим в Евангелии» (свт. Игнатий Брянчанинов), избирать добро и жизнь. Человеку дано Откровение Божие, чтобы он просвещал им свой разум и питал совесть, для различения добра и зла и волевого выбора добра.
Что еще нужно, чтобы не вестись на чьи бы то ни было манипуляции? Что еще, чтобы самим разобраться в ценностных символах, и другим помочь? Что еще, чтобы перестать отчуждаться, перестать предпочитать единству во Христе – единство крови, земли, страны, государства, идеологии, перестать поляризоваться по этим признакам? Что нам еще может помочь за идеологическими заграждениями увидеть то истинное, что представляет собой подвиг советского воина, вне зависимости от того, кто и как этим злоупотребил?
| Последние |
| Реклама |
| Лучшее за неделю |
| Общество и политика |
| Из жизни |
| Культура |
| Публицистика |
| Читательская проза |
| Казачьи вести |
| Соотечественники |
| Рецепт дня |