 | Михаил Петров |
| Источник: ruspol.net Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников | 16.10.19 1662 |
Первая из историй про Петровича
Приговорённые
Представьте себе, что вы сели в электричку и сходить вам на третьей станции, практически в городской черте. Вы присели на скамью, не слишком-то располагая сидеть на ней долго. За окном скучный городской пейзаж: строительный мусор, старые шины, дикие свалки, гаражи. Две станции проехали и вдруг — бац! «Электропоезд следует до конечной станции без остановок». Как без остановок? Мне же сейчас сходить! А электричка уже набрала ход, и за окном мелькают столбы, мелькает перегон за перегоном. И вот уже стемнело, и ни единого огня за окном, и ни единой живой души в вагоне, и до конечной станции в начале пути было километров двести пятьдесят, а теперь так просто немерено. Рвануть бы сейчас стоп-кран, но ваш вагон последний. На переходе прилеплено от руки написанное объявление: «Проход в следующий вагон закрыт. Для прохода воспользуйтесь перроном во время остановки. Администрация». Эй, администрация! Так ведь без остановок же следует! Ну и что? А ничего! Говорят, что ещё хуже бывает только тогда, когда ты с таким трудом разогнался, только-только набрал самую скорость и вдруг — хлоп! Стоп-кран! Кто-то дернул стоп-кран, и вот уже всё летит, очертя голову, летит прямо в тартарары. И сам ты летишь в эти самые распроклятые тартарары, очертя голову. Впрочем, кому-то не нравится поп, а кому не нравится попадья, но в кадре не должно быть лишних украшений: три секунды кадр, ещё три — другой и так далее. Природы и умствований должно быть ровно столько, сколько прилично случаю, и не более того. Глаз не должен замыливаться, зрение не должно уставать, мозг не должен напрягаться сверх необходимого. Разве в романе с камнем, а тем более в романе со смертью нужны украшения?
— Извините, можно я теперь сниму ботинки? — Подал голос Русов. — Люблю, знаете ли, походить босиком, да и вопросов лишних не возникает.
Последовал испытующий взгляд в сторону Петровича. Именно в сторону, потому что он все ещё стоял за спиной Русова, удерживая его за плечи.
— Кто вопросов не задает? — Среагировала Нина.
— Люди. Вопросов не задают. — Наставительно и одновременно кокетливо просветил изящный господинчик, при этом изящество так и пёрло из него через край. — Надеюсь, это понятно без перевода?
«Причем здесь его ботинки? Да кто он вообще такой, чтобы объявлять нам приговоры? — В другое время изящество легкого противопоставления изящным господинчиком себя остальным людям оставило бы Нину равнодушной, но сейчас это противопоставление прозвучало зловеще. — Кто, кто эта мразь?»
— Я не тот, о ком вы подумали, — Русов занялся осмотром пальцев на босой ноге и, как бы, не замечая присутствия за спиной Петровича, осведомился. — Что скажите, Николай Петрович? Разве я не прав?
— Всё шутить изволите, — Петровичу очень не хотелось второй раз попадаться на всё тот же голый крючок. — Бога гневить изволите, господин Русов. Добром не кончится.
— Помилуйте, Николай Петрович, какие уж тут шутки! — Оживился изящный господинчик. — Это просто чудо какое-то, что вы до сих пор ещё живы. Знали бы, во что ввязались, бежали бы отсюда без оглядки.
— Думаете, я не узнал вас? — Петрович подавил в себе страстное желание немедленно дернуть Русова за усы, чтобы проверить настоящие ли они.
— Даже если и узнали, так что из того? Кто ж вам теперь поверит? — Произнес господинчик с явной подначкой в голосе. — Помните, что я вам говорил про паранойю? Так вот, вы параноик, уважаемый. Законченный параноик. А знаете почему? Потому что одержимы манией преследования. Хотите спасти мир от неведомой вам угрозы, но вот беда: шизофреническая-то составляющая вашей личности подавлена долголетней безупречной службой под красными знаменами. Вы всю свою жизнь прожили по принципу «я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак». Вам, дураку, теперь воображения не хватает понять, кто здесь начальник, и во что вы все вляпались. Нина, скажите ему, что я прав.
— И кто здесь начальник? — За всех спросил хозяин хутора.
— Хороший вопрос, умники и умницы, — в голосе изящного господинчика зазвучали барские интонации. — Должен вас сразу успокоить, уважаемый хозяин: начальник здесь не вы и даже не Николай Петрович. Кандидатура женщины-экстрасенса в местные начальники не рассматривается вообще по причине абсурдности.
— Хотите сказать, что начальник это вы? — Не выдержала Нина. — Ну, вы и мразь, господин Русов!
— Полегче! — Прикрикнул господинчик. — Я хоть и не начальник, но доверием начальства облечен. Скрывать не буду.
— Он, наверное, имеет в виду правление союза писателей, — с издевкой резюмировал Петрович.
— Что имею, то и введу, — жёстко ответствовал Русов. — Знаете, какой тут фон?
— И какой?
— Радиационный, — господинчик стал необычайно серьезен и немедленно принялся за импровизированную лекцию. — Известно ли вам, что радиация нисходит с неба и восходит с Земли? Обычный источник радиации, суть космические излучения. Большая часть этих излучений поглощается атмосферой, но если подняться выше над землей, то доза увеличивается. Радиацию излучают гранит и химические элементы в теле человека. Подобно ветру и дождю, радиация есть неотъемлемый компонент окружающей среды. В обычный год человек получает из окружающей среды около ста миллирентген. У поверхности Земли космические излучения, отдельные компоненты почвы, такие как, например, калий-40 являются равными по силе источниками радиации. Кстати, обратите внимание, что радиоактивный калий является компонентом человеческого тела. То, что вы, Нина, принимаете за биологическую энергию, в действительности есть излучение радиоактивного калия. Общий радиационный фон в различных местах неодинаков. Он легко меняется в зависимости от интенсивности природных источников и высоты местности над уровнем моря. Хозяин, какая тут высота над уровнем моря?
— К чему всё это? — Нина обиделась и за экстрасенсов, и за биоэнерготерапевтов. — Прекратите валять дурака! У нас два трупа в погребе, а он нобелевского лауреата из себя корчит! Шут гороховый!
— А я и не шучу, уважаемая, — лектор стал ещё серьезнее, — извольте сами убедиться в справедливости моих слов.
Господинчик поднял с пола свою модную сумку и вытащил из нее какой-то прибор. Петрович не удержался от соблазна и попытался заглянуть внутрь сумки, но был немедленно пойман с поличным.
—– Хотите пива? — Господинчик был сама любезность. — Сделайте мне одолжение, прошу вас. Вам похолоднее или как?
— Кто вы?
Вместо ответа Русов извлек из сумки три банки немецкого пива и вопросительно посмотрел на Нину. Не дождавшись ответа, резюмировал. — Ну, как знаете. Неволить не буду. — Как говорится, водка без пива — деньги на ветер, а закуска градус убивает! Присоединяйтесь, уважаемый хозяин!
Антс нехотя взял банку и, помедлив, выдернул язычок.
— Кто вы? — Занудно повторил свой вопрос Петрович, всё ещё стоя за спиной Русова.
— Кто я? — Эхом откликнулся господинчик и включил свой хитрый приборчик. — Я мелкий порученец, вестник, если хотите. И принес я вам дурные вести.
Дурные вести
Петрович снял руки с плеч Русова и медленно вернулся на свое место. Антс как ни в чём, не бывало прихлебывал из банки пиво. Нина судорожно попыталась из-под стола рамкой сканировать вестника, но напоролась на грамотно поставленный блок. Русов посмотрел на нее с укоризной.
— Это чудо, господа, что вы ещё живы, – Русов продемонстрировал приборчик.
Цифры на шкале менялись с сумасшедшей скоростью, и весело подмигивал розовый светодиод.
— Скоро вы сами начнете светиться, а там…
Незваный гость безнадежно махнул рукой.
— Это и есть все ваши дурные вести? — Полюбопытствовал Петрович.
— Почти все, — Русов вновь превратился в изящного господинчика. — А вам этого мало? Да вы не стесняйтесь!
Банка с пивом прокатилась по столу и упала к Петровичу на колени.
— Кто вы? — Голос Петровича звучал почти просительно. — Мы хотим знать, кто вы.
— А вам не интересно, кто послал меня к вам? — Опечалился господинчик. — Вот я шёл к вам, шёл, чтобы сказать вам правду. И вы не хотите знать, кто послал меня к вам, кому я стези спрямляю?
— Допустим, мы хотим знать и это тоже, — вмешалась Нина, – но мы ясно дали вам понять, что хотим прежде знать, с кем мы имеем дело. И не кощунствуйте, прошу вас. Здесь этого никто не оценит.
— Ах, вот как! Не оценит никто… Считайте, что я Меркурий, вестник богов, а вот каких таких богов, простите, не уполномочен. Вот я и ответил на оба вопроса сразу.
— Позвольте полюбопытствовать на ваш прибор, — протянула руку Нина, и немедленно получила в руки нечто, похожее одновременно на пульт дистанционного управления и телефонную трубку.
Пояснительных надписей на приборчике было немного, и все они были выполнены иероглифами. Экранчик, светодиод, выключатель, отсек для батареек, петля для шнура вешать приборчик на шею.
— Что это?
— А чёрт его знает! — Вестник богов спрятал прибор в сумку. — Выдали под роспись…
— Подпись, — машинально поправил Петрович.
— Я и говорю: роспись. И велели вам продемонстрировать. Я думал, вы знаете. И ещё мне поручено передать, что вы обречены. Думаю, только так можно сохранить необходимую конфиденциальность. Счет уже «минус два» и, смею вас уверить, это только начало.
— У нас есть выбор? — Ни одно из объяснений Русова не удовлетворило женщину.
— Практически нет, — вестник взглянул на часы, — ждать осталось недолго. Повторяю, это чудо, что вы до сих пор ещё живы.
— А вы?
— Я должен осуществить контроль за чистотой эксперимента, — голос Русова зазвучал печально, — и подчистить хвосты, следовательно, я вне списка.
— Что вы имеете в виду под чудом?
— Необъяснимое стечение обстоятельств.
— Это не ответ, – подключился Петрович. — Объяснитесь на счет стечения необъяснимых обстоятельств.
— Необъяснимые обстоятельства необъяснимы уже в силу определения, — господинчик был очень серьёзен. — В эксперименте что-то пошло не так, а что пошло, я не знаю, и объяснить не умею.
— Зато я умею, — попытался перехватить инициативу в разговоре Петрович. — То, что вы называете необъяснимым стечением обстоятельств или чудом, имеет физическую природу.
— Ого! — Удивился Русов. — Вы не перестаете поражать меня, уважаемый Николай Петрович. Вы так легко объясняете необъяснимое, что мне даже завидно стало.
— Оставьте свою зависть при себе. Бог сотворил мир, и в нем действуют его законы. То, что вы называете чудом, по своей сути есть результат произведенной работы. Чтобы получить определенный результат, надо произвести определенную работу. Из ничего не получается нечто. Если то, что мы живы, это чудо, то мы просто не знаем, кто защитил нас. Если это удивляет вестника Богов, то логично предположить, что чудо совершили не те, кто его сюда прислал. Это обстоятельство меня радует. А вас, Нина? Бог всемогущ, но его законы незыблемы… даже для Него самого. Я так думаю.
— Барух Спиноза отдыхает! Хоть я и вестник, повидал всякого в загранкомандировках, но столь оригинальное предположение слышу в первый раз. Вы до этого сами дотумкались или кто помог? Да вы не стесняйтесь, я же никому не скажу, а они тем более.
— Прекратите говорить с нами, как с покойниками, — сжав кулачки, твердо произнесла Нина. — Себе-то вы, сколько намеряли, три века что ли?
Русов задумчиво почесал пятку, зачем-то заглянул в сумку. Всем своим видом показал, что отнесся к риторическому вопросу серьёзно и, наконец, прервал воцарившееся за столом тягостное молчание.
— Что-то около того.
— Вот и славно. Значит, некоторое время мы вас там не увидим.
— Говорят, что там время течет по-другому. Однако соскучиться не успеете. Смею вас уверить, что если и вспомните обо мне, то исключительно с сожалением.
— Мы не вспомним, — отрезала Нина, — и нам простится.
— Душевно рад за всех вас, — изящный господинчик демонстративно приложился к пиву. — Вы тут столько наколбасили, что в ближайшее время на прощение можете не рассчитывать. Во всяком случае, в ближайшую тысячу лет или что-то около того.
Русов сделал паузу, дожидаясь реакции, но за столом вновь повисло выразительное молчание, и не дождавшись реакции, он вынужден был пояснить.
— Через сутки солнце пройдет пик своей тысячелетней активности. Следующий пик наступит только в четвертом тысячелетии. Тысяча лет искупления грехов — это самое малое, на что вы можете рассчитывать. Понимаю, что это дурные вести, но я должен честно вас предупредить, что и это ещё не всё.
Завтрак для эстонца
Последняя фраза заинтересовала даже хозяина весьма далекого от представлений о бессмертной душе и адских муках. Для настоящего язычника разговоры про кару небесную — пустой звук. Древний эст вообще не был склонен делить физические явления мира на естественные и сверхъестественные. В основе его лесного мировоззрения лежали анимизм и аниматизм — наделение душой животных и одушевление неживой природы. Между природой и древним эстом царила гармония, для современного эстонца практически недостижимая. Негласный договор делал мир куда более разнообразным, чем он существует для нас. Этот мир населяли феи, домовые, лешие, русалки и прочая бесовская нежить, но для древнего эстонца они были просто соседями по лесу. Разумными для эста были рыбы, птицы и звери, деревья и даже камни. Кажется, что у лесного жителя была не одна душа, а сразу несколько. Во сне или в трансе душа или все души одновременно могли покидать тело через рот или через нос. Возможно, покойный Сергей Львович, напяливший на голову презерватив, пытался таким наивным образом удержать в теле рвавшуюся на волю душу. Древний эст верил в единство этого и того света. Верил он и в принадлежность живых и мертвых к единому роду, но их единство было для него нравственно безразличным, хотя мёртвое тело считалось опасным. Именно по этой причине предпринимались меры к тому, чтобы мертвецы сами не тревожили живых, а души умерших не возвращались в свой дом смущать родню. Окружавшая эста нежить не была ни доброй, ни злой. За совершение плохих поступков он имел право наказывать нежить. В свою очередь нежить могла наказать его за такие же поступки в отношении неё. Однако с некоторыми представителями нежити древний эст предпочитал не ссориться.
К числу особо почитаемых фетишей относились деревья и камни. Священные дубовые рощи никогда не знали топора, ни каменного, ни железного. Слух покровителя леса идола Метсика никогда не раздражал человеческий крик, громкий разговор или пение. Камням поклонялись и приносили им кровавые жертвы, их боялись. Обыкновенно жертвовали кровь, мясо и шерсть домашних животных, обязательно прибавляя к ним колоски ржи или ячменя. В особых случаях делались человеческие жертвоприношения. Отец с матерью легко могли принести в жертву младенца. Считалось, что кровь является местом обитания души человека. Безгрешная детская кровь — младенческая душа — была угодна валунам, от которых зависел душевный покой и процветание всей семьи. Ради этого покоя муж мог выгнать в лес состарившуюся, ставшую больной и немощной жену. Гнал спокойно, потому что не испытывал к ней злобы, гнал в лес, потому что лес и был настоящим домом эста. Лес был другом и защитником в лихую годину. Именно в лесу, в тихой растительной жизни у древнего эста формировалось негативное представление об обществе. В рамках этого представления идеалом для него стали не государство и власть, а своя земля, свой хутор и домашний очаг, своя семья. О языческом пантеоне древнего эста сохранились весьма скудные сведения, но доподлинно известно, что боги эстов не знали строгой божественной или, лучше сказать, социальной иерархии.
В течение тысячелетий в жилах эстов смешивалась кровь разных народов, но и сегодня современному эстонцу свойственна тихая лесная сущность, северная статичность и обращенность внутрь себя. Он не любит государство и не сроднился с ним за краткое время второй независимости, он равнодушен к общине и даже к соседям. Сосед существует только для того, чтобы завидовал вам или вы завидовали ему: «Лучший завтрак для эстонца — это другой эстонец». Свой дом, свой хутор, своя земля, наконец, свой лес, которым можно распорядиться единолично, вот его настоящие идеалы. Не потому ли этот маленький народ — язык, как назвала бы его Библия, имеет более тридцати малопонятных друг другу диалектов? Душа эста, оказавшись вне тела, становится настоящей злодейкой. Она разоряет чужое добро, изводит домашний скот, мучает людей болезнями и даже способна вызвать в небе северное сияние.
Maarahvas — народ земли — таково было самоназвание эстов ещё в начале XIX века, хотя по логике вещей эсты должны были бы называться metsarahvas — народ леса. Современное название maarahvas восходит к римскому историку Тациту, который называл население этого берега нынешнего Финского залива aestii — восточные. Более тысячи лет спустя после Тацита арабский географ Идриси уже называет саму эту землю Astlanda — Восточная земля. Название эстонцы — estones — принадлежит орденскому хронисту Генриху Латвийскому. До начала ХХ века эсты не знали собственной государственности, а о собственной истории навеки вечные будут вынуждены судить по хроникам завоевателей. Археологи насчитывают в Эстонии до тысячи четырехсот древних жертвенных камней, но ни один из них не украшен рунами, хотя по ту сторону Финского залива, в Швеции, Дании и Норвегии руны и наскальные рисунки встречаются во множестве. На восточном берегу залива нет даже примитивных наскальных рисунков. Может быть, maarahvas так боялись гранитных валунов, что страшились оскорбить их своими рисунками? Кроме всего прочего, отсутствие собственного исторического опыта в построении независимого государства, как и отсутствие собственной потомственной знати – дворянства, чрезвычайно вредят народу, поощряя в нём замашки внезапно разбогатевшей черни.
Интравертность эста слегка видоизменилась при столкновении с германским миром. Немцы сумели привить миролюбивому лесному народу частицу экстравертного индогерманского духа. Правда, семьсот и потом ещё пятьдесят лет под пятой иностранных завоевателей приучили гордого эста смирять экстраветную составляющую свободолюбивого духа, любить деньги, творить заклинания против барина и надсмотрщиков-кубьясов. Впрочем, и здесь не обошлось без курьеза. В 1924 году торжественно отпраздновали семисотлетие эстонского освободительного движения, вычеркнув из истории борьбы целых шестнадцать лет. Оно и понятно: семьсот лет с начала освободительной войны пришлось на 1908 год. В этот момент Эстляндия была частью России, и праздник был неуместен, хотя именно в 1208 году немцы вторглись в Южную Эстонию. Новоиспеченная Эстонская Демократическая Республика остро нуждалась в праздниках, поэтому семисотлетие перенесли на шестнадцать лет вперед и приурочили к осаде епископом Альбертом славянского (!) города Юрьева в августе 1224 года. При этом из истории выпали осада Линданисе – будущего Таллинна датским королем Вольдемаром II в 1219 году и завоевание шведами острова Сааремаа в 1220 году. Легенда гласит, что датскому королю в розовеющем закатном небе пригрезился белый крест как обетование победы над язычниками. В 1999 году под стенами Тоомпеа датчане в присутствии первых лиц эстонского государства торжественно отпраздновали 780 годовщину обретения государственного флага датского королевства — белого креста на красном фоне — Даннеброга. Потомки maarahvas, забыв про национальную гордость, пришли почтить праздник своих завоевателей. Несколько лет спустя другие первые лица государства почтят очередную годовщину эстляндского рыцарства, того самого немецкого рыцарства, которое методично истребляло их предков. Шведы тоже не особенно церемонились, когда открывали здание нового посольства в Таллинне. Не было стены, на которой бы не красовалась копия с какой-нибудь старинной карты с Эстляндией в составе Шведского королевства. Пятьдесят последних лет оккупации пришлись на советскую власть и стали апофеозом общенационального коллаборационизма и процветания партийных кубьясов. Придёт время, и годовщину этой оккупации тоже будут отмечать как государственный праздник.
И все же хозяин хутора был прав: лес всегда был домом для эстонца, будет он им и впредь, будет даже несмотря на частицу пресловутого экстравертного индогерманского духа, присутствующего в душе всего народа.
Индогерманский дух
Антс никогда не задумывался об истоках своего национального характера. К дедовскому лесу он, конечно, испытывал почтение, но видел в нем, прежде всего, источник собственного благосостояния. О душе думать было некогда, а отсутствие в роду знати совершенно не огорчало его. Соседей у него не было, к оставленной в городе жене он относился равнодушно. Продавая в Америку старинные прялки и ковши, Антс ни на минуту не задумывался о том, что разбазаривает бесценное национальное достояние. Государство существовало помимо него, точнее за пределами его мира и его леса. Ему было совершенно наплевать, кто он — maarahvas, metsarahvas или estones и на каком из двух языков он думает. Может быть, это и правильно, потому что кровь, в которой живет душа настоящего эста, была избавлена от излишних раздумий и переживаний. Совесть этот тихий лесной житель воспринимал исключительно в виде обостренного чувства справедливости и тогда только, когда дело касалось его самого. Привитый древнему эсту индогерманский дух проявился в хозяине хутора в виде страсти к всякого рода железкам, имевшим армейское происхождение. Большую часть — интраверт! — он оставлял себе, а кое-что — экстраверт! — сбывал в городе через перекупщиков, нимало не задумываясь над тем, кому предназначена толовая шашка или ведро патронов.
Прихлебывая пиво из банки, Антс вовсе не думал о карах небесных, его заботила лишь тема справедливости. По-справедливости дедовский лес принадлежал ему, и уступать теперь лес кому бы то ни было, будь то само государство или какие-то там волшебные камни, он не собирался. К Бальтазару Русову Антс был совершенно равнодушен: и не сосед, и не эстонец, так — вестник богов! «Какой он к черту Меркурий! — не без оснований думал хозяин. — Полицейский соглядатай, агент хренов. Никто не видел, как он сюда пришел. Никто не увидит, как он отсюда уйдет. Эти будут молчать, потому что влипли по самые уши, если, конечно, доживут до того времени, когда понадобится их молчание». О том, как он сам во всё это влип, Антс старался не думать. Кое в чём была виновата бабушка, привившая внуку интерес к древним обычаям, но конкретно он влез в это дело сам, поверив своим странным снам. Одиноким мужчинам иногда снятся такие странные сны. Что именно им снилось, они быстро забывают, но потом потихоньку начинают воплощать приснившееся в жизнь. Так начинается вторая жизнь, так раздваивается личность и начинается шизофрения.
А разве оживление камней — это не шизофрения? Если у вас во дворе завелся оголодавший за тысячелетие булыжник, за которым вы ухаживаете, как за малым дитем, то соседи за вашей спиной непременно будут вертеть указательным пальцем у виска: «Псих какой-то!». И ведь, что характерно, будут правы. Таким образом, Антс был вынужден признать, что поход на городище за живой водой был крупной ошибкой. Если бы не раскопки на городище, то все его незваные гости сейчас были бы живы. Вынужденное гостеприимство дома всё же лучше, чем месяц-другой в ментуре на казенных харчах. Но ошибка была сделана, и теперь рядом с теми двумя придется положить третьего, чтобы следующим незваным гостем не стал местный кордник с ручными кандалами вместо рождественского подарка.
— Скажите, господин всезнайка, — Нина пыталась изо всех сил побороть отвращение, — мне любопытно, как мы все умрем?.. Как я умру?
— Всё, что я могу сказать вам — это внезапно. Вы все умрете внезапно, а как именно я не знаю.
— А внезапно, это когда?
— Если я скажу, что внезапно — это скоро, то мне придется выйти за рамки моих полномочий, — господинчик хитро сощурил поросячьи глазки от чего сходство с настоящим поросенком заметно усилилось, несмотря на пижонскую бородку и усы. — Никто не знает часа своей смерти, за исключением…
Русов ткнул пальцем в потолок.
Нина вздрогнула. Даже у хозяина хутора во взгляде сквозь озабоченность промелькнула тревога.
— Да вы не бойтесь! Это не больно. Он дал, — кивок в потолок, — а он взял.
Последовал неопределенный жест изящного господинчика в сторону двора.
— Всё пугаете, а вот и нестрашно. Любопытно, конечно. И не такой уж вы всезнайка, — разочаровалась Нина. — А скажите, кто поставил вам такой шикарный блок от сканирования? Конечно, если это не секрет.
— Что за блок? – оживился Антс, прикончив пиво.
– Наш друг наглухо закрыт от сканирования, — пояснила женщина. — Блок поставлен весьма и весьма профессионально.
— Что значит профессионально? — Удивился Петрович.
— Это значит, что биоэнергетическое поле господина замкнуто на себя. Для рамки его не существует, так, пустое место. Массовая галлюцинация, если хотите. Я слышала о таких штучках, это что-то вроде колдовства вуду. Говорят, что такой блок под силу только очень могущественному магу. В Эстонии я ни одного такого колдуна не знаю. Поле есть даже у трупа, хотя оно быстро рассеивается, но оно всё же есть. А это, если хотите, зомби какой-то, живой труп во плоти. Кто-то очень постарался ради этого фантома.
— Неужели это вы обо мне? — Притворно удивился Русов. — Вот уж не думал, что я похож на массовую галлюцинацию, а тем более на живой труп. Кстати, у нас есть с кем, простите, с чем сравнить. Позвольте вам напомнить, что в погребе уже два трупа и скоро их станет ещё больше.
— Он блефует, — в голосе Петровича слышалась явная насмешка, — я не верю ни одному его слову. Хозяин, погасите свет. Я хочу посмотреть, кто из нас светится в темноте. Хотя, нет! У меня есть идея получше. Мы сейчас отправимся в погреб и сравним, кто у нас живее всех живых! Готов поспорить, что господин Русов, просачкует под каким-нибудь благовидным предлогом. Нина, голубушка, доставайте-ка свой прибор. Пришло время играть в открытую, мы это заслужили. Ну, Владимир Николаевич, если это только излучение радиоактивного калия, то вам нечего бояться. Вставайте, вставайте! Нечего отсиживаться! Но если это блок, то берегитесь, потому что у меня накопилась масса вопросов! Готово? Нина, приступайте.
Антс рывком выдернул стул из-под сконфуженного Русова, и волей неволей ему пришлось встать. Нина достала рамку, и теперь начала открыто сканировать Русова. Петрович терпеливо ждал результат. Женщина обошла вокруг стола и повторила сканирование с близкого расстояния. Рамка не шевельнулась даже у головы изящного господинчика.
— Довольно! Ну, голубушка, не томите! И каков же результат?
— А никакого. Либо это очень профессиональный блок, либо мы имеем дело с пустым местом.
— Ошибки быть не может? Ну-ка, сканируйте нашего хозяина для примера. Впрочем, нет! Мы сейчас отправимся в погреб и сравним это пустое место с другими пустыми местами, пардон, с трупами.
— Николай Петрович, не надо горячиться! Я сейчас все объясню. Я отнюдь не пустое место и не галлюцинация!
— Кто вы?!
— Я всего лишь вестник! Меня послали, уверяю вас! Я уже сказал вам все, что я знаю! Я не могу сказать больше! Меня ваши проблемы не касаются! Я — Меркурий! Меня нельзя сканировать! — Господинчик откровенно валял дурака. – Хозяин! Нина! Что вы молчите?!
— Это мы уже слышали. В погреб! Хозяин, фонари!
— Николай Петрович, мне кажется, что это плохая идея. Я осматривала Виктора всего несколько часов назад.
— А Сергея Львовича? Вы же его не сканировали, так? Так! В погреб! Хозяин, фонари!
На улице уже смеркалось. С фонарями вышел прокол. Оба найденных Антсом электрических фонаря не работали. Нине и Петровичу достались свечи, а Русову всучили старый железнодорожный фонарь. Перед дверями погреба женщину пробрала дрожь, и Петрович обнял ее за плечи. Наконец, хозяин отпер двери и пропустил своих спутников внутрь погреба. Два десятка бетонных ступеней, тени на стенах, могильный холод и атмосфера старого склепа.
— Ну, господин Русов, помогайте, — Петрович отдал свечу хозяину и взялся за ноги Виктора, вынудив Русова поставить железнодорожный фонарь на пол, — надо разнести тела для чистоты эксперимента. Вот так! Нина, приступайте!
Труп Виктора опустили в полутора метрах от трупа Сергея Львовича. Немного успокоившаяся Нина нехотя принялась обследовать сначала тело Виктора, а потом тело Сергея Львовича. От свечей и стоявшего на полу фонаря по стенам погреба гуляли причудливые тени. В тишине был ясно слышен каждый шорох одежды. Со двора доносилось стрекотание цикад. А, может быть, и не цикад. Что у нас там верещит летними вечерами в густой траве? Трупы на полу и полутрупы вокруг. Лицо Русова, подсвеченное снизу, приняло демоническое выражение. Ни дат, ни взять старые голландцы: антом у похищенных с кладбища свежих трупов. Нет, пожалуй, логово чернокнижника или что похуже. Для полноты картины на стене не хватало каббалистических символов, а на полу пентаграммы. Казалось, что губы женщины беззвучно шепчут тарабарские заклинания в такт колеблющемуся пламени свечей.
— Ну, и? — Проявил нетерпение Петрович. — Не томите с выводами.
— Что-то очень странное. Труп Виктора почти остыл, и поле угасает так, как и должно угасать полю трупа. Мне мешает заземление, но в целом картина понятная. Со вторым трупом проблема.
— Тоже пустое место?
— Нет. Труп остыл, но поле почти, как у живого человека. В нижней части тела небольшой энергетический хвостик. Должна быть дыра, а там хвостик.
— Что это значит?
— Если бы я не была уверена в том, что он мёртв на сто один процент, то я бы сказала, что он скорее жив, чем мертв.
— Вот так сюрприз, — тихо произнес озадаченный Петрович. — Что прикажете делать? Везти его в реанимацию?
— Не вижу смысла. Сергей Львович мёртв, а мне никто не поверит.
— Душа не покинула тело, — тихо и очень серьезно сказал Антс, — можете мне поверить, нас ждут большие неприятности.
— Успокойтесь, хозяин, мертвые не причинят нам вреда. Нина, голубушка, на выход. Там договорим.
Нина двинулась к выходу, за ней пробирался Петрович. Замыкал шествие Русов с железнодорожным фонарем в руках. Выбравшись из склепа, Нина с удовольствием вдохнула полной грудью свежий вечерний воздух. Петрович пристроился рядом и взял ее под локоток. За спиной лязгнул засов и в то же мгновение раздался приглушенный дверями погреба удивленный возглас Русова.
— Не ори! — прикрикнул Антс. — Посидишь здесь до утра. Ничего с тобой не сделается, если шариться не будешь и руки распускать.
Петрович и Нина изумленно уставились на хозяина. Такого поворота событий никто из них не ожидал. Однако надо признаться, что решительный поступок хозяина хутора требовал скорее одобрения, чем осуждения.
— Ну, что вы на меня так смотрите? Не будет мешаться под ногами.
— Так. Понятно. Нам есть, что обсудить без вестника богов?
Антс неопределенно пожал плечами. Жест можно было понять, как угодно.
— А я хочу есть, и не откажусь от рюмки калгана, — Нина зябко поежилась. — Нам действительно есть, что обсудить. Похоже, что у хозяина есть какой-то план.
— Что ж, голубушка, продолжим нашу вечерю, которая в отсутствие господина Русова из явной становится тайной. — взял себя в руки Петрович и заключил. — Ведите нас, хозяин!
| Последние |
| Реклама |
| Лучшее за неделю |
| Общество и политика |
| Из жизни |
| Культура |
| Публицистика |
| Читательская проза |
| Казачьи вести |
| Соотечественники |
| Рецепт дня |