Недостающее звено. 11. Финал
Источник: | Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников
19.10.19 | 2815
Первая из историй про Петровича
Ужин приговорённых
Вечерять сели в молчании. После второй дозы калгана Петрович осведомился, не замерзнет ли их пленник до утра.
— Что ему сделается? Пустое место! — Довольно равнодушно откликнулся хозяин. — Если Сергей Львович скорее жив, чем мёртв, то он скорее мёртв, чем жив.
— Резонно, резонно. Но я видел там в углу довольно опасные предметы, что если он до них докопается?
— Если докопается, то мы узнаем об этом первыми, — голос хозяина звучал всё так же равнодушно.
— Пусть так, — с некоторым сомнением заключил Петрович. — Нина, голубушка, пришла ваша очередь поделиться с нами вашими наблюдениями. Что вы обо всём этом думаете?
— Я думаю, что меня уже давно объявили в розыск.
— Родные?
— Нет, клиентура.
— Это серьёзно.
— Ещё как! Но если вы хотите знать мое мнение, то вот оно: бежать отсюда надо, сломя голову, уносить ноги, пока мы ещё живы.
— Так, понятно. Уважаемый хозяин, наш очаровательный биоэнерготерапевт полагает, что вы тайный масон. У неё на сей счет даже теория имеется, и я почти готов с ней согласиться. По всему видно, что вы знаете больше, чем говорите. Так ли это?
— Не понимаю, о чём это вы? Я знаю то, что я знаю. Вы знаете, то, что знаете вы. Я не виноват в том, что мы знаем разные вещи.
— Согласен, согласен. Однако пришла пора поделиться вашими знаниями с нами.
— Я подозревал, что душа Сергея Львовича не может покинуть мой дом, и сегодня в этом убедился окончательно. Помните, я видел в его комнате тень? Это очень плохо. Мертвец не нашел успокоения, и душа его всё ещё в теле, хотя тело давно мертво. Очень зря вы вернули на место этот проклятый презерватив.
— Почему же?
— Душа человека выходит наружу через рот или через нос. Вы закрыли ей дорогу, а я нажил домашнее привидение. Мне теперь покоя не будет, и что делать я не знаю. Я привидений не боюсь, но жить в одном доме с привидением не хочу. Это мой дом и мой хутор.
— Я тоже не боюсь привидений, — не удержалась Нина, — но есть один нюанс.
— Какой же? — Полюбопытствовал Петрович.
— А вот какой: Виктора нет, есть его труп. Сергея Львовича тоже нет, но есть покойник.
— А в чём разницца?
— Разница в том, что труп есть понятие неодушевлённое и в трупе Виктора нет души. Покойник или мертвец — понятия одушевлённые. У Сергея Львовича есть душа, хотя он тоже мёртв.
— Забавный расклад, — Петровичу явно не понравился уклон в практическое языкознание. Предлагаю тему временно закрыть до получения дополнительной информации.
Нина и Антс промолчали. Расценив молчание как знак согласия Петрович вернулся к допросу хозяина.
— Дорогой Антс, я тоже наблюдал за вами в лесу и пришёл к выводу, что ваши уверенные действия по… — тут Петрович поморщился и сделал выразительную паузу, — по оживлению камня наводят на определенные размышления. Нина полагает, что вы каким-то образом получили знание о магических ритуалах, очищенное от мистики. По её мнению, такое знание возможно только на очень высоких ступенях посвящения, что делает нас крайне нежелательными свидетелями, поскольку вы даже не сочли нужным скрыть это знание от нас. Погодите, дорогой мой, про бабушкино наследство я уже слышал. Нельзя ли поконкретнее?
— Если я скажу вам, что получил это знание во сне, то вы мне вряд ли поверите. Мне сказали, сделай так, так и вот так. Я сделал, а что сделал, я не знаю. Вот она сказала, что камни ожили.
— Понимаю, что это глупо, и тем не менее расскажите нам свой вещий сон.
— Я почти ничего не помню. Как будто большая поляна или даже долина, залитая солнечным светом. Свет очень яркий, слепит глаза. Вокруг камни, много камней. Они говорят, что мои предки жили в дружбе с камнями, и теперь настала моя очередь доказать свою дружбу. Я спрашиваю, как? Мне говорят, сам скоро поймёшь. Потом в лесу я нашел тот камень, что теперь лежит во дворе. Мне всё время казалось, что из леса кто-то следит за мной. Когда пришла Нина, то я понял, что началось.
— Простите, что началось?
— Просто началось, а что, я до сих пор не знаю. Зачем-то я рассказал им про источник с живой водой. Хуже того, я их всех повел туда. А там этот камень. Я и не знал, что надо делать, а тут руки сами зашевелились. Если бы я их туда не повел, то сейчас все были бы живы. Это моя ошибка.
Хозяин виновато развел руками.
— Антс, голубчик, опишите мне это место.
Петрович внимательно выслушал описание городища, взяв на заметку все ремарки, сделанные Ниной. Поразмыслив, он задал хозяину ещё один вопрос.
— Налейте нам ещё по чуть-чуть и не удивляйтесь моему вопросу, — Петрович, не дожидаясь остальных, опрокинул стакан в горло. — Уф! Крепка собака, как советская власть! Теперь я набрался смелости и спрошу, что ещё вы слышали от своих камней?
— Ну-у, я не помню дословно. Был какой-то разговор о том, что камни древнее человека. И вообще я теперь не уверен, что это были камни. Да поймите же вы, что это был просто сон!
— Дело в том, Антс, что я тоже видел сон про камни. Очень странный сон, особенно с учетом того, что про смерть Виктора я узнал во сне.
— Ого! И вы молчали, — оживилась Нина и с укором добавила: — Как можно, Николай Петрович!
— Молчал, каюсь. Молчал, потому что не знал, что делать с этим сном. Я вообще не уверен в том, что речь шла именно о смерти Виктора. Просто мне сказали, что кто-то уже ушел из жизни. Про Виктора не было разговора, но, знаете, как это бывает во сне: ты словно знаешь больше, чем слышишь и видишь. Вот вы, Нина, уговаривали меня уносить ноги, а во сне мне предлагали деньги, причём большие.
— Деньги, во сне?! — Опешила Нина.
— Не совсем деньги. Кажется, это называется тезаврация.
— Что-о?
— Хранение золота частными лицами.
Антс вздрогнул, и лицо его моментально покраснело. Он машинально плеснул себе самогону и осушил стакан в три мощных глотка. Теперь он понял, зачем Петрович расспрашивал его про городище. Оправившись, хозяин молча вышел из комнаты и вскоре вернулся с курткой в руках. Из вывернутого кармана на стол с тяжёлым стуком выпало несколько камешков. Антс положил их на ладонь и плеснул из стакана остывший чай.
— Вы это видели во сне?
Петрович, открыв от изумления рот, смотрел, как с камешков сползают подтеки глины, и они начинают блестеть жирным маслянистым блеском. На ладони у хозяина лежали золотые самородки. Точно такие, какие он видел во сне, взятые в том самом месте, которое ему во сне предлагалось запомнить.
Первой опомнилась Нина:
— Слушайте меня внимательно. Если это то, о чём мы думаем, то их расчёт строится на том, чтобы перессорить нас. Это проклятый металл, который обыкновенных людей сводит с ума. Вот что имел в виду Русов, когда говорил, что мы все умрём внезапно. Хутор просто набит оружием! Они ждут, что мы перестреляем друг друга.
— Вы предлагаете забыть об этом? — Хозяин энергично встряхнул на ладони самородки. — Там этого добра столько, что хватит на троих при условии, что вы будете молчать. Эти самородки из раскопа я прихватил случайно. Вес у камней был несоразмерный величине, вот я и заинтересовался. Теперь вы предлагаете всё бросить?
Нина отрицательно покачала головой и внезапно расплакалась. Ей по-настоящему стало страшно. Она почему-то представила себе, как хозяин хутора передергивает затвор своего автомата и стреляет ей в спину. Бесполезно унижаться, вымаливая жизнь, бесполезно сопротивляться силе.
— Ниночка, милая, успокойтесь! — Петрович обнял женщину за плечи. — Ничего мы делить не будем. Эти самородки были предложены мне в уплату за мое невмешательство в ваши проблемы. Будет справедливо, если решение приму я.
— Вы забываете, что это моя земля, — жёстко констатировал Антс. — Делить будем на троих по справедливости или вообще делить не будем.
— Простите великодушно, но совсем недавно вы уверяли нас в том, что городище лежит за пределами вашего леса.
— С этим, — хозяин высыпал самородки на стол, — я буду хозяином той земли уже через месяц. Мне продадут её по бросовой цене. Болото! Про городище никто и не вспомнит. Вы ничего купить не можете, вы здесь иностранцы. Так что соглашайтесь!
— Вы не сможете легализовать это золото ни в одной из стран Европейского союза и тем более, в Эстонии – Петрович был очень серьёзен. – Потому что вас зарежут раньше, чем вы оформите заявку на покупку этой земли. Зарежут и утопят в какой-нибудь заброшенной шахте, а таких здесь теперь много.
— Скажите почему?
— Потому, что это золото дьявола.
Под утро дом содрогнулся, словно кто-то ударил по земле тяжёлым молотом. Д-ду-дуп! Через долю секунде подряд: д-ду-дуп, д-ду-дуп! Первой на крыльцо выскочила Нина, как будто, и спать не ложилась. Вслед за ней нехотя выполз полуодетый Петрович. Солнце ещё не взошло, но было уже достаточно светло. На дворе ничего не изменилось. Сарай с «Тигром» и БМП стояли на своих местах, обломки штурмовика по-прежнему покоились под брезентом. Рядом ещё под одним куском брезента угадывался жертвенный камень. И только над погребом висело облачко пыли и дыма. Пахло артиллерийским порохом кислым и противным. Наконец, на крыльце появился хозяин хутора, одетый в камуфляж. В левой руке он держал любимый автомат, в правой — ломоть хлеба с салом. Бросив равнодушный взгляд на облако, Антс первым нарушил молчание.
— Жаль. Хороший был погреб, надёжный.
— Это вы его? — Тихо спросила Нина.
— Это он сам, — в голосе хозяина не угадывалось даже тени сожаления. — Сказал же ему, не распускай руки, нет, нужно было везде совать свой любопытный нос.
— Так это вы его нарочно!
— А это как вам будет угодно. Я предупреждал его, но он меня не послушал.
— Что это было, — уныло спросил Петрович, — снаряды?
— Боезапас от «Тигра». Ну, и где мне теперь взять другой?
— Как?
— Что как? А-а! Не все ли равно?
— И всё же.
— Растяжка. Говорю же: предупреждал его, – хозяин развернулся и ушёл в дом. Через минуту он вернулся на крыльцо с небольшим эмалированным тазиком. — Что вы так на меня уставились? Нет погреба, нет проблем. И никого хоронить не надо. Чем вы теперь недовольны?
— Вы убили человека, — Нина отвернулась и украдкой попыталась вытереть внезапно нахлынувшие слезы.
— Вы же сами сказали, что он скорее мёртв, чем жив. Призраков больше нет. О чём теперь сожалеть?
— Видите ли, уважаемый хозяин, — все так же уныло загундел Петрович, — погреба нет, трупов нет, но проблемы остались. Формально Владимир Николаевич был жив. А фактически вы сделали нас соучастниками убийства, причем тройного. Пока у нас были целые тела, был шанс доказать нашу невиновность, но теперь…
Петрович горестно помотал головой:
— Мы же не знаем, кто его послал! Сколько их ещё в лесу! Что им от нас надо!
— Успокойтесь! Чтобы раскопать погреб, понадобится специальное оборудование. Над ними почти полтора метра железобетона. Лопатой копать бесполезно. Вернемся из леса, разровняю землю и посажу картошку. Через год и следов от этой братской могилы не останется.
— Куда вы нас тащите? – Всхлипнула Нина.
— На городище. Надо забрать то, что теперь принадлежит только нам троим.
— А нас потом тоже в погреб?
— Успокойтесь, Нина! Нет у меня больше погреба. Оружие возьмёт Петрович, если пообещает не делать глупостей. Ну, послушайте же! — Кажется, что спокойствие стало изменять хозяину. — Одно дело похоронить тех, кто уже мёртв, другое дело убить живого человека. Я не стану этого делать даже ради того, за чем мы идем на городище.
Собирались молча. От завтрака Петрович отказался, и Нина собрала еды в пластиковый пакет. Антс разложил на крыльце саперную лопатку, ручную тяпку, тазик и автомат. Подумав, прибавил две армейские фляги с водой. Тазик и тяпку впихнул в рюкзак, флягу и лопатку пристроил на ремень. Вторую флягу Нина положила в пакет с едой. Петрович было отказался от автомата, но хозяин уговорил его, ссылаясь на особый случай, требующий особых мер предосторожности. Повертев железо в руках, Петрович вытащил магазин и убедился, что тот до отказа набит патронами. Вставил магазин на место, левой рукой передернул затвор и поставил на предохранитель. Антс протянул ему вещмешок и подмигнул, дескать, пригодится для сокровищ. В путь двинулись, когда взошло солнце. Шли не останавливаясь. Часа через два городище предстало перед ними во всём великолепии только что открытой золотой жилы. На месте Петрович решил проверить свой сон и довольно быстро сам нашел откос, который видел во сне. За его спиной встали Нина и Антс.
— Ну, что скажете, уважаемый хозяин?
— Скажу, что плохо дело, — всегда невозмутимый Антс, кажется, слегка разволновался.
— Что так?
— Кто-то нас опередил. Смотрите, — он указал пальцем на откос, — здесь я подобрал самородки. Их было много, а теперь только глина и песок. Смотрите, кто-то промывал в ручье породу. Видите, следы здесь и здесь?
— Что ни делается, всё к лучшему, — с облегчением вздохнула Нина и присела поодаль от жертвенного камня.
— Петрович, я тут поковыряюсь на всякий случай, а вы не забывайте про автомат. Поглядывайте по сторонам. Мало ли что!
Петрович нехотя подчинился. Он снял с плеча автомат, но предохранитель не тронул. По небу бежали легкие облака, подгоняемые свежим ещё ветерком. Ярко светило солнце. Весело журчал ручей. День обещал быть жарким. Скинув башмаки и подвернув штанины, Петрович влез в прохладную воду ручья почти по колено. Хозяин хутора достал из рюкзака тазик, бросил в него пару лопаток глины и песка. Промывка оказалась пустой. Две следующие промывки тоже были пустыми. Старатель запустил саперную лопатку под дерн, и наполнив тазик сразу до половины, потащил его к воде. Через четверть часа на дне перекатывался самородок размером почти с верхнюю фалангу мизинца. Антс удвоил усилия и в течение часа намыл ещё пару самородков поменьше. Потом снова промывка за промывкой пошла пустая порода. Справа пустая и слева пустая, ниже и вглубь тоже пустая. Петрович к этому времени совсем утратил бдительность. Автомат он положил рядом с Ниной и отправился осматривать древнее городище. Ничего нового для себя он не обнаружил, но все же любопытно было побродить по древнему языческому капищу, разоренному крестоносцами. Внешний осмотр жертвенника тоже не произвел на него никакого впечатления. Булыжник, как булыжник, только на макушке запеклась хлебная жижа.
— Нина, голубушка, при себе ли ваш прибор? Может быть, осмотрите камушек? Исключительно для моего спокойствия. Ну, чтобы исключить сюрпризы, а?
— Как хотите, — Нина вынула из кармана куртки рамку и обошла вокруг жертвенника. — Смеяться не будете?
— Помилуйте, тут уж не до смеха. Ну, не томите!
— Он очень недоволен.
— И кем же? Нами?
— Возможно, — Нина не поддержала иронию. — Антс! Долго вы ещё намерены ковыряться в земле?
Хозяин отложил тазик в сторону и медленно подошел к жертвеннику. Достав из кармана найденные самородки, он с важным видом обратился к камню.
— Это тебе не нравится, да? А где всё остальное? Я тебя спрашиваю, сволочь, где всё остальное?
— Ответа не ждите, — мизансцена рассмешила женщину. — Эта тварь бессловесная. Предлагаю перекусить и отправляться восвояси, пока ещё не поздно.
— Не густо, не густо, — буркнул Петрович. – В моем сне это была целая россыпь, однако вижу, что второй Аляски здесь не будет. Ну, не растёт бамбук в Эстонии! Вот и верь после этого снам.
Антс промолчал. Он, конечно же, был глубоко разочарован результатами старательства, но с другой стороны найденные им самородки всё же внушали надежду на скорое обогащение. Если бы он знал, что любой старатель на Аляске времён американской золотой лихорадки прыгал бы до потолка, найди он три самородка сразу в один промывочный день, то сильно бы удивился. На хутор возвращались налегке, как будто не отягощенные грузом сокровищ и новых проблем. Про вестника богов, оставшегося под обломками погреба, дорогой как-то и не вспоминали даже. Солнце припекало изрядно, и в лесу стало душно. Когда вышли на дорогу к хутору, то Антс изумленно ойкнул и присел на корточки, потянув за собой Нину. Петрович остался стоять на дороге.
— Да присядьте же вы, чёрт вас побери!
— Чего ради?
— На хуторе посторонние! Давайте сюда автомат.
— Мы так не договаривались. Автомат мой, пока мы не придём на хутор.
— Николай Петрович, миленький, кончайте торговаться, — неожиданно поддержала хозяина испуганная Нина. — Дойдет до стрельбы, Антс сделает это ловчее.
— Это меня как раз и беспокоит. А раз так, я сказал нет, значит, нет! — Резко возразил Петрович, но всё же присел.
Пока Антс прикидывал, с какой стороны удобнее незамеченным подобраться к дому, Петрович передумал:
— Все! Пиздец! Я по кустам лазить не буду. Кто бы там ни был, я хочу встретить его на ногах.
Щёлкнув предохранителем, Петрович решительно зашагал к хутору. «Нет, не соврал вестник богов, когда обещал нам сверх приговора дополнительные неприятности, — думал Петрович в такт шагам. — Хотя с другой стороны, какие уж тут могут быть неприятности, если приговор объявлен, и ты жив ещё только чудом. Можно сказать, жив в долг».
Босоногий попутчик из автобуса терпеливо дожидался Петровича у крыльца. Те же новенькие с иголочки джинсы, та же куртка, обшитая расписной мешковиной. На плече болтается всё та же холщовая сумка.
— Рад видеть вас живым и здоровым!
Парень словно не замечал автомата в руках Петровича и решительного выражения на его лице.
— Знаю. Мы живы чудом, потому что приговорённые.
— Не надо так. Это вульгарный детерминизм, — парень был очень серьёзен. — Вы живы, потому что вы … живы. Если хотите, то мы все живём в долг. Нам надо поговорить, пока ваши друзья ползают по кустам. Хотите пива немецкого? Вам похолоднее или как?
— Или как, — эхом откликнулся Петрович.
— Вы непременно хотите знать, кто я. Так?
Петрович кивнул головой, и парень на несколько секунд задумался.
— Скажем так, я сотрудник ведомства по охране специальных прав.
— Каких таких прав?
— На производство жертвенников, — босоногий открыл свою банку. — Ну, будем здоровы!
— Будем!
Вновь эхом откликнулся Петрович и машинально отхлебнул холодного пива.
— Вы тут изрядно наколбасили, — парень улыбнулся чужому смешному словечку, приглашая Петровича оценить шутку. — Кое-кто очень недоволен вами, но готов войти в ваше положение и принять извинения. Разумеется, извинения действием. Одного раскаяния будет недостаточно. Словом, надо ещё немного потрудиться.
— Что мы должны делать?
— Нейтрализовать последствия ваших необдуманных поступков, причем решительно и не откладывая дела в долгий ящик.
— А если конкретнее.
— Что ж, извольте конкретнее, — парень сделал большой глоток. — Жарко сегодня, вы не находите?
— Мало ли чего я не нахожу, — огрызнулся Петрович.
— Видите, — босоногий, прищурившись, посмотрел прямо на солнце, — наше светило находится на пике своей тысячелетней активности. Солнечный ветер дует так сильно, что у меня просто свистит в ушах. Это уже не просто магнитная буря, ураган! Торнадо!
Петрович машинально кивнул головой.
— Как, — притворно удивился босоногий, — вы этого не замечаете? Искренне жаль! На пике солнечной активности активизируются все формы жизни, и даже те, которые живыми можно назвать только условно.
— Другой метаболизм, — понимающе кивнул Петрович.
— Не совсем так. Просто это такие формы существования, которым Создатель определил иное бытие. Иное бытие — это что-то вроде наказания за проступки, которые имеют принципиальное для жизни значение. В целом принципиальное.
— Правильно ли я вас понял…
— Абсолютно, — парень надолго присосался к банке. — Своими непродуманными действиями вы едва не освободили их от наказания. Это, как вы сами понимаете, не входит в вашу компетенцию.
— Я ничего об этом не знал. У меня было подозрение, что Антс играет с нами втёмную, но сегодня я убедился, что его интересуют только деньги.
— Вы почти правы, — согласился босоногий, — но почти. И деньги его тоже интересуют, потому что он интраверт. Знаете, что это за зверь такой?
Петрович кивнул и поискал глазами Нину и хозяина хутора.
— Так вот, проблема в том, что ваш уважаемый хозяин, — парень хитро сощурился, — принадлежит к древнему роду хранителей камня. Знаете, как называется эта земля? Ida-Virumaa, вот как. Ida не в счет, а корень viro имеет очень любопытное происхождение. Вы что-нибудь слышали о сивиллах?
— Это древние предсказательницы?
— Хуже. Это воровки, крадущие знания, которые им не принадлежат. Одну из них звали Самвифь Халдейская. Халдейская — это прозвище, хотя правильно было бы называть её Евреенина. Она происходит из халдейского рода Виро, начало которого теряется где-то в древнем Вавилоне или даже в Шумере. Её отцом был довольно могущественный маг Виросос Халдеянин. Жили они в Греции. Фактически, конечно, это была Греция, но впоследствии завоеванная персами, то есть предками современных турок. Короче, Туркогреция. Опять же иногда Евреенину называют Персидской. Интересная, знаете ли, была дамочка, пожизненная девственница. Любила щеголять в золотых ризах и до самой смерти молодилась. Оставила после себя двадцать четыре книги предсказаний на все случаи жизни. Я позволю себе процитировать по памяти: «Посереди же палаты тоя царския показаша нам Сивилля Евреенина престол из единого камени усеченный и глаголаху: се есть престол мира яко от праотцев своих слышаху и бысть ему навершием мира до скончания веку». Ну, дальше не так интересно, поэтому изложу своими словами. Это каменное «навершие», по предсказанию Самвифи Евреенины, должны унаследовать потомки Вирососа Халдеянина, переселившиеся из Туркогреции, сиречь Византии в холодную северную страну, название которой будет Viro. Здесь они три тысячи лет будут хранить «навершие», пока солнце не освободит скрытое в нем. Ну и таскали они это «навершие» за собой почти тысячу лет в поисках земли Viro, пока, наконец, не окопались в этих холодных и неприветливых, прямо скажем, сырых краях. Городище вы сегодня видели.
— Стало быть, на этот год приходится пик тысячелетней активности солнца, и это значит, что…
— Это значит, что сегодня вы беседовали с навершием, и оно выразило вам свое неудовольствие. Не так ли?
— Так, понятно. Вы мне что-то не договариваете, любезный, так дело не пойдет, — довольно грубо ответствовал Петрович, и ствол автомата ненароком уперся босоногому сотруднику патентного ведомства прямо в живот. — Вы что, тоже «вестник богов»?
— Нравится мне это ваше «тоже». Нет, я из другой компании, если можно так выразиться. И не надо со мной так, — парень двумя пальцами отвел ствол в сторону. — Если что, то вместо меня пришлют кого-нибудь другого, а вам на счёт запишут ещё один «неуд», и ваш долг возрастет многократно. Вам это надо?
— Нам это не надо, — согласился Петрович, — но я хочу знать правду. Я должен знать правду!
— Правда такова, что вы всё ещё живы чудом и вам прекрасно известно, кого следует за это благодарить. А как благодарить, я вам уже подсказал.
— Если я вас правильно понял…
— Даже и не сомневаюсь, что правильно. В сообразительности вам не отказать, хотя она у вас особенно крепка задним умом.
— Но Антс, он же хранитель…
— Пусть это вас не беспокоит. У него своя судьба, впрочем, и в пределах этой судьбы у него тоже есть право выбора. Двери открыты для всех.
— А женщина?
— Понеже и Аристотель в метафисике пишет: несовершенный мужеский пол есть, зане жена студенший имать и мокротейший, нежели мужеский пол сложение. Сего ради скорее ростет, и скорее исчезает, и разум имать мягчайший и непостоянший, — загадочно ответил парень.
— Ведьма, что ли?
— Низшего разряду. Имеет дар немного врачевать. Вредить категорически запрещёно. За свои грехи ответит сама, а когда и как, не вашего ума дело. Если выкрутитесь, для вразумления рекомендую перечесть «Молот ведьм». Всё это, разумеется, строго между нами.
Собеседники немного помолчали. Солнце палило нещадно, хотя день уже клонился к вечеру. Парень единым махом прикончил свое пиво и поставил пустую банку на крыльцо.
— Хотите ещё пива?
— Могу ли я вам доверять?
— Решайте сами. Учитывая вашу редкую сообразительность и мое сверхлояльное к вам отношение, вы теперь проинформированы значительно более того, на что имеете формальное право. Вам остается только выбрать.
— Уже выбрал. И всё же, что я должен делать?
— Я же сказал, решайте сами, Николай Петрович, всё в ваших руках и на все воля Божья, — парень развернулся в сторону леса и что есть мочи рявкнул. — Хозяин! Вам ещё не надоело в такую жару ползать по траве? Вылезайте, а не то наживете себе луговой дерматит. Век потом своё биополе не излечите, и никакая Нина вам не поможет.
Антс и Нина неожиданно покорно и поспешно вылезли из травы. Парень властно поманил их рукой. Как две ощипанные курицы, которых хозяин застал за неприличными действиями, они виновато приблизились к крыльцу.
— Пива хотите немецкого?
Нина отрицательно помотала головой, Антс молча протянул руку за банкой.
— Будем знакомиться, меня зовут Олег.
— Вещий Олег, — тихо буркнул Петрович, но был услышан.
— Я никому не собираюсь мстить, но в пределах своей компетенции вместо волхва охотно отвечу на некоторые ваши вопросы. Итак, хозяин, ваша очередь.
— У меня вопросов нет.
— Жаль, что вы даже не хотите узнать, кто вы есть на самом деле. Если потом решитесь, узнайте у Петровича что почём. А что вы скажете, Нина?
— Кто я?
— Вы знаете сами. Это был ваш выбор. Никто вас за руку не тянул, и в зад, извините, не толкал. Вы знаете, что церковь не одобряет то, чем вы занимаетесь.
— Что-то конкретное не одобряет?
— А всё!
— Это можно как-то искупить?
— Теоретически да, практически при массовом распространении явления история знает лишь единичные случаи. Впрочем, всё возможно и зависит только от искренности желания. Если оно искреннее, то надежда всегда есть.
— То, что я чувствую — это бесовщина или реальность?
— Хороший вопрос, — похвалил Олег, — отвечу охотно. Всё, что дано вам в ощущениях и откровениях, это реальность. Реальность, как тут правильно подметили, всегда одна и та же. Реальность везде одна и та же, здесь и там.
Олег ткнул пальцем в небо.
— Если угодно, нет другой реальности, кроме реальности. Другие измерения и виртуальная реальность — это отголоски древних ересей, технически помноженные на современный механический оккультизм. Кстати, вещие сны и наваждения — это тоже реальность.
— А биополе?
— И биополе — это тоже реальность. Только это не совсем то, что вы думаете.
— А что я думаю?
— Хотите знать? — Олег ничуть не рассердился. — Сейчас расскажу. В голове у вас эзотерическая каша. Компот из тайных знаний и чудовищных суеверий. Вот что у вас в голове. Вам внушили, что биополе — это защитная энергетическая оболочка всех живых организмов, состоящая из совокупности неких физических полей, каковые в глаза никто не видел. Вы верите в то, что эту оболочку можно повредить с помощью сглаза или порчи. Ещё вы верите в то, что способны латать дыры в этой оболочке. Так, я спрашиваю?
Нина утвердительно кивнула головой.
— Вы верите также, что существуют энергетические вампиры, питающиеся энергией чужих биополей, и думаете, что имеете против них силу и власть. Вы тщитесь с помощью куска проволоки управлять тем, что изначально находится вне вашей компетенции. Хуже того, вы верите, что с помощью коррекции биополя можно реализовать врожденный потенциал счастья. Интересно знать, как? Ужасно и то, что вы — умная женщина, а верите в какой-то там «Ночной дозор»! При этом надеетесь, что вы сами и ваша деятельность вне договора. Так, я вас спрашиваю?
— Так, — одними губами подтвердила Нина.
— Так вот я вам вполне официально заявляю, что никакого договора нет, не было в помине и вообще быть не может. Нет деления на светлых и тёмных магов. Магия — это всегда кража и попытка присвоить то, что вам не принадлежит или выполнить работу за чужой счет или таскать из огня каштаны чужими руками. Но за всё нужно платить. Запомните это хорошенько. Нет другой жизни, кроме жизни. Нет деления на живых и мёртвых. Для Бога все живые, но есть деление на живых и лишенных жизни. То, что вы называете корявым термином биополе, даже язычники китайцы уже несколько тысяч лет называют ци и уважают его. Ци пронизывает все сущее. Если ци заканчивается, то и человек перестает жить. Видите, даже китайцы и то правильно понимают суть бытия. То, что они называют ци – это Святой Дух. Лишенный благодати Святого Духа, считается лишенным жизни. Лишение жизни — это серьёзное наказание.
— Это же смерть!
— Вы крайне невнимательны, но я вас прощаю. Для Бога нет мёртвых, потому что Он — Бог живых. Смерть, конечно, это болезненный процесс, но в итоге это просто переход из одного состояния жизни в другое. Смерть — это не наказание, это лишь неизбежное последствие непослушания. Лишение благодати Святого Духа — это уже наказание. Лишенный благодати — лишен жизни и обречен существовать вне её.
— Ад населен, лишенными жизни, — догадался Петрович.
— Термин населен здесь вряд ли уместен, но в целом подмечено правильно. Вы делаете успехи, Николай Петрович. Ну, развивайте успех!
— Получается, что ад может быть везде, где нет жизни.
— Правильно, но с одной поправкой. То, что вы называете адом, это место, где жизнь не была предусмотрена изначально. Собственно говоря, ваш ад может быть везде. Каждый из вас носит в душе свой персональный ад. В любой момент он может стать реальностью. Настоящий ад начинается ещё при этой части жизни.
— Но…
— Без комментариев, Николай Петрович, без комментариев.
— Получается, что наши камни лишены жизни! Как я этого не понял раньше!
— Феноменально, Николай Петрович! Вижу, что мои уроки не прошли даром. Вы талантливый ученик.
— Кто я? – Внезапно напомнил о себе Антс. — Я хочу знать, кто я?
— Кто вы? — Олег развеселился. — Ну, наконец-то, прорвало нашего горячего эстонского парня!
— Не смейтесь, прошу вас! Я имею право знать, кто я?
— Конечно, имеете. Вы последний мужчина в роду халдейского мага Вирососа. По сути, вы соль этой земли, вы последний настоящий эстонец. Простите, виронец. Так будет правильно. Вы хранитель навершия. Что такое навершие? Это то, что вы откопали на городище. Это тот, кому вы, не имея на то никакого права, подали надежду на жизнь. Мало того, вы приложили руку ещё к двум лишенным жизни. Вы вступили в запрещённую связь с обитателями ада. Наказание за такой поступок — это посмертное лишение жизни, вечная ссылка в ад.
— Я не знал. Простите меня.
— Бог простит. И не лукавьте, хозяин, — Олег словно удивился этому «хозяин» в приложении к последнему настоящему эстонцу, — бабушка часто рассказывала вам эту древнюю сказку. Помните, что вам бабушка рассказывала про хлыстов? Хлыстовство было отличной крышей для хранителей навершия. Не нравится быть халдеем, будьте хлыстом. Наконец, имейте мужество публично признать свои магические способности.
— Постойте, Олег, так это он нас здесь собрал? Неужели я была права?
— Ему, Нина, нужны были доноры, и не хватало вашей волшебной рамки.
— Но вы же сами только что сказали, что рамка — это блеф?
— Не знаю. Она может реагировать на что угодно! На распашку биополя, на энергетические хвосты и черные дыры, на семь уровней между верхней и нижней чакрами. В конце концов вы же сами управляете рамкой и сами интерпретируете ее показания. Откуда мне знать…
— Снимите штаны!
— Голубушка, это уже слишком! Ну, не любите вы мужчин, так зачем же демонстрировать это прилюдно? Хотите, я скажу, что вам в них не нравится, а? Вам не нравится, как они пахнут. Вы терпеть не можете запах мужского пота, а запах одеколона просто выводит вас из себя. Вы любите, чтобы они вам подчинялись и презираете их за то, что они подчиняются вам…
— Снимайте штаны! Немедленно!
— Вы презираете их, когда они оказывают вам знаки внимания, и ещё больше презираете их тогда, когда они на вас никакого внимания не обращают…
— Штаны-ы! — Нина сорвалась на визг.
— Нина, прошу вас успокоиться. Не надо вымогать то, что дается даром. В данном случае абсолютное знание. Какая вам разница, что у меня в штанах? Ну, успокойтесь, прошу вас! С вас будет довольно и этого, — Олег продемонстрировал босую пятку. — Вам всё понятно? Надеюсь, истерика исчерпана?
— Нет! Я желаю знать, кто вы такой!
— Я тот, кого вы видите перед собой. А вы что подумали?
— Тогда снимайте куртку! Живо!
— Это всегда, пожалуйста, — Олег приспустил на плечах куртку и продемонстрировал майку, плотно облегающую мускулистую спину. — Вот это и есть влажная и студенистая сущность женщины. Николай Петрович, обратите внимание, как прав был Аристотель, утверждая, что женщина обладает мягким, но не постоянным умом. Своими глупостями она может любой философский диалог привести в тупик. Ну, Нина, какие вам ещё нужны доказательства?
— Я требую знать, кто вы такой!
— Даже Понтий Пилат сказал бы обо мне «Се человек!». Нина, однако полна сомнений. И обратите внимание, Николай Петрович, что её мокрый и размягченный разум не желает верить ни зрению, ни слуху. Чтобы поверить, ей обязательно надо вложить персты в чужие раны. Но нет никаких гарантий, что даже сунув руку туда, куда ее совать не следовало бы, она сделает правильные выводы. Голубушка, вот вам мой добрый совет: не усугубляйте своей вины недоверием. Это может плохо сказаться на вашем будущем.
Олег строго посмотрел на женщину.
— Что ж, наша дружеская беседа исчерпала себя до дыр, да и мне пора.
— Олег, постойте! Ещё один вопрос. Вы назвали нашего хозяина последним виронцем, он что же не эстонец?
— В некотором смысле да. Антс последний прямой потомок Вирососа Халдеянина. Род обмельчал, выродился и смешался с другими пришлыми языками. Те другие… Нет, пожалуй, что все они и есть теперь эстонцы, хотя Антс последний настоящий хозяин земли Viro. Все прочие на этой земле иностранцы и безродные мигранты. Aliens, если хотите. Немцы знали о халдеях-виронцах, потому и держали их в чёрном теле. Кстати, великая битва местных гернгутеров с виронскими хлыстами продолжается. А вы думали, почему толстый центрист никак не мог договориться с усатым реформистом? Потому что первый по сути своей хлыст, а второй полноценный гернгутер. Один мистик, другой рационалист. Они друг друга на дух не переносят. Эта взаимная непереносимость у них на генетическом уровне. Можно сказать, баронское наследство, экстравертный индогерманский дух по сей день воюет с древним халдейским мистицизмом за право обладания этой землей. Даже советы за пятьдесят лет оккупации не справились с интеграцией халдеев и гернгутеров в дружную семью советских народов. Что уж тут теперь-то волосы на себе рвать!
— А наш хозяин?
— А-а, хозяин! Ну, что хозяин? И не такие роды пресекались. Если начну перечислять, то никакого времени не хватит. Понимаю, обидно, конечно, столько тысячелетий отсиживаться по лесам, владея таким богатством, чтобы потом в одночасье все просрать каким-то там гернгутерам из Европейского союза.
— Олег, у вас концы с концами не сходятся. Какие хлысты, какие гернгутеры?
— Сводить концы с концами не в моей компетенции, — Олег выразительно посмотрел в зенит. — За сим, компаньоны, прощайте! И не забывайте, кому вы обязаны жизнью.
Олег подхватил сумку на плечо и зашагал прочь от хутора. Однако сделав несколько шагов, он обернулся и пристально посмотрел на Антса.
— Мой вам последний совет, хозяин. Когда дойдет дело до посадки картофеля, непременно примените квадратно-гнездовой метод. Фирма оплатит все расходы!
Компаньоны молча смотрели вслед Олегу. Антс мысленно пережевывал густо приправленного иронией «хозяина». Бабушкины сказки, неожиданно оказавшиеся правдой, так и остались для него всего лишь бабушкиными сказками. После ответа на крайне наивный и одновременно весьма принципиальный вопрос «Кто я?» хуторянина более всего поразило то, что таинственный гость совершенно не интересовался содержимым «братской могилы». Быть последним из рода чрезвычайно льстило и слегка пугало. «Я ещё совсем не старый, – Антс почесал в затылке. – Разгребусь с делами и заведу себе сына, пусть растёт хозяином земли. А ведь бабка мне говорила, что эта земля наша! Эх, если бы какие документики раздобыть в архиве. Должно же было хоть что-то там сохраниться».
Если бы он узнал, что последние «документики» ещё в девятнадцатом столетии гернгутеры повытаскали из всех архивов государства российского, то амбиции бы поумерил. А ещё раньше уничтожением письменных свидетельств чрезвычайно увлекались остзейские немцы, все эти фон Бэры и фон Бреверны. Но ничего такого Антс не знал, да и знать не мог.
Нина изо всех сил пыталась успокоиться. Из уст босоногого парня она услышала очень неприятные вещи, именно те, что она постоянно гнала от себя прочь. Нина действительно верила в «договор» и даже поддерживала знакомство с одним православным священником, у которого несколько лет безуспешно вымогала благословение на врачевание больных телом и духом. Благословение, пусть даже формальное, мнилось ей чем-то вроде отпущения всех целительских грехов. Священник, хотя и придерживался передовых взглядов на современные общественные отношения и медицину, от благословения увиливал и настоятельно рекомендовал Нине побеседовать с кем-нибудь более авторитетным и даже попробовать исповедоваться, но… в другом храме. В свою очередь Нина старательно увиливала от исповеди, которая подразумевала для нее безоговорочное признание греховности занятия, которое кормило и довольно неплохо.
«А ведь я действительно не люблю мужчин, — призналась самой себе женщина. — Я не люблю, как они пахнут, а когда они не пахнут, то они мне и вовсе не интересны. Он забыл сказать, что я не люблю мужиков, которые пьют, и боюсь тех, кто не пьет вообще. А ещё я не люблю толстых и с подозрением отношусь к худым. Культуристов презираю и всех спортсменов считаю недоумками. Для меня прекратить целительство страшнее, чем потерять бессмертную душу. Власть над людьми, которую дает мне профессия, помогает мне всегда держаться на плаву. Любой пациент зависит от врача, так почему экстрасенсорная зависимость хуже зависимости врачебной?» Постепенно Нине становилось понятно, что к исповеди она всё же не готова, но в храм теперь станет ходить регулярно.
Петрович размышлял над последними словами Олега. Что это он имел в виду под квадратно-гнездовым методом? Как это связано с обещанием хозяина устроить над бункером картофельное поле? Может быть, указание на метод никак не связано с картофелем? Но тогда с чем? Размышления прервал Антс.
— Что он там молол про фирму и возмещение ущерба?
— А? — Не поняла Нина. — Кто молол?
— Олег пообещал нашему хозяину возмещение ущерба от фирмы, — пояснил Петрович, — а от какой такой фирмы не сказал.
— Интересно, как возмещать-то будут? Леса что ли прибавят или болота? Вот козёл!
Хуторянин в сердцах пнул стоявшую на крыльце пивную банку и в следующее мгновение взвыл от боли. Лицо его страдальчески исказилось, на глазах выступили крупные слезы. Банка с глухим стуком тяжело опрокинулась, но по крыльцу не покатилась. Хозяйские слезы ничуть не взволновали Петровича. Он хорошо помнил, что Олег допил свое пиво, а пустую жестянку поставил на крыльцо и больше к ней не прикасался. Сняв с плеча автомат, Петрович аккуратно прислонил его к крыльцу и поднял с земли крупную щепку. Щепкой он слегка развернул банку и убедился, что она изрядно потяжелела. Из отверстия вывалился камешек.
— А вот и обещанное возмещёние, — тихо сказал Петрович и ещё тише прибавил, — золото дьявола.
— Я не прикоснусь к нему, — Нина демонстративно засунула руки в карманы куртки.
— Теперь я знаю, что делать, — тяжело вздохнул Петрович. — Антс, что вы там притащили из своего леса? Из леса, что вы там притащили? Э-э! Оглох, что ли?
— Всякое, — неохотно отозвался хозяин, потому что, забыв про ушибленные пальцы на ноге, прикидывал в уме вес банки, и по всему получалось, что «камешков» в ней килограмма на три или даже четыре. — Как делить будем?
— Без меня, — заявила Нина.
— До дележки ещё надо дожить, — Петрович дернул хозяина за рукав. — Где ваша сумка? Тащите ее сюда! Немедленно! Банка от вас никуда не денется. Ну, живее!
Антс, прихрамывая, удалился в кусты и через пару минут вернулся с сумкой, которую положил на крыльцо. Банку с самородками унёс в дом. Сумка оказалась почти под завязку набита самодельными толовыми шашками. В их форме угадывался черенок саперной лопатки. Петрович повертел одну из них в руке и пришёл к выводу, что тол плавили прямо в лесу, разливая в отверстия в земле, проделанные ручкой лопатки. Каждое из изделий тянуло граммов на 200, а то и на все 250. Ещё в сумке обнаружились электродетонаторы советского производства, каждый в аккуратном пластиковом пакетике. Перерыв всю сумку, Петрович не обнаружил главного. Его вполне устроил бы моток провода, но ничего подобного в сумке не было. Зато на дне под толом обнаружились три ручные гранаты времен последнего нашествия.
— Хозяин! Куда вас черти унесли?
— Я прятал банку.
— Зачем? Хотя, впрочем, не моё дело. Знаете, как этим пользоваться? — Петрович сунул хозяину под нос детонатор. — Провод есть? Машинка?
— Провода нет, в погребе остался, а подорвать можно гранатой. В сумке есть три штуки.
— Видел. А сработают?
— Почему нет? — Антс выразительно кивнул в сторону погреба. — Бросать не будем. Аккуратно за веревочку дернем, и всё сработает.
— Вот и славно! Несите лопатку, она нам сейчас очень пригодится.
Первым делом с камня сдернули брезент. Хозяину очень не понравилось, что камень лежит так близко к углу дома, но ещё меньше ему хотелось выгонять из сарая танк. Из толстых досок на скорую руку сколотили щиты, которыми прикрыли два окна на фасаде. Антс лопаткой подкопал под камнем. В отверстие положили две шашки и гранату. Подумав, хуторянин вынул гранату и добавил ещё одну шашку. Петрович одобрительно кивнул головой. К кольцу гранаты привязали почти десятиметровый кусок бельевой веревки. Положив гранату в подкоп, Антс осторожно сложил вместе усики чеки и засыпал мину землей.
— Петрович, берите Нину и прячьтесь за сараем.
— А вы?
— Дерну за веревку, и к вам. Думаю, что секунд шесть у меня будет.
Без лишних слов Петрович взял Нину за руку, а другой рукой подхватил с крыльца сумку с взрывчаткой. «От греха подальше, — подумал он, глядя на хозяина хутора, застывшего с веревкой в руке. — Под камнем без малого полкило тола, а что как перебор?» Антс проводил парочку взглядом. Ели на окраине леса отбрасывали длинные тени. Если бы умел, перекрестился бы на заходящее солнце, но потомственному магу это ни к чему. Известно, жить в лесу, так и молиться колесу! Последний виронец думал о том, что после того, как он дернет за веревку, хранить будет нечего, и род халдейского мага Вирососа прервется навсегда. Думал об этом без сожаления, потому что в доме была припрятана банка, полная золотых самородков. Нина от своей доли отказалась. Похоже, что откажется и Петрович. Хозяин хутора опустил конец веревки на землю и бросился в дом. Нина и Петрович напряженно застыли за сараем с открытыми ртами, чтобы уровнять давление от взрыва на барабанные перепонки. Вид у них был довольно глупый. Наконец, из-за угла появился Антс, но не бегом, как ожидалось. Поспешно сунул в руки Петровичу тяжелую банку и вновь скрылся за углом. Через несколько секунд прискакал обратно уже сломя голову. Вслед за ним громыхнуло, но не так сильно, как ожидалось. Земля изрядно дрогнула, и по крыше сарая загрохотали мелкие обломки камня. Стены сарая и дома сильно посекло, и стекла в окнах осыпались. Валун раскололся крестообразно. Его внутренности превратились в крошку, в такие маленькие правильные кубики.
Оглохшие мужчины осторожно осмотрели в воронке остатки камня. Хозяин прикинул в уме, что обломки и крошку он на руках отнесет в лес и там закопает. Петровича так и подмывало попросить Нину проверить обломки своим приборчиком, но он сдержался. Нина трясла головой, пытаясь сбросить с себя наваждение взрыва.
— Вот и всё! — Прокричал Антс, забирая у Петровича драгоценную банку. — Остальное завтра!
— Не стоит беспокоиться о будущем. Оно наступит вне зависимости от вашего беспокойства. Живите в настоящем, но так, чтобы потом, в будущем, вам не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Прожитые здесь. Смотрите, — босоногий сделал неуловимое движение рукой, и лес стал прозрачным, — смотрите, вот они мои подопечные. Тихие и смирные, не кричат, не ругаются и не кусаются.
Перед спутниками простиралась долина, усеянная гранитными валунами. Северный сад камней. Босоногий спустился по тропинке вниз.
— Смотрите, какие здесь красавцы.
Тропинка затейливо петляла между валунами. Это только со стороны они казались однообразно-одинаковыми. Вблизи взгляд поражало обилие цвета и разнообразие узоров. Вот совершенно черный валун с ярко желтой прожилкой, а вот камень как уголек со всеми оттенками от нежно-розового до ярко-алого. Рядом светло-зеленый красавец, осыпанный малахитовыми вкраплениями.
— Пройдет дождь, и здесь будет настоящий цветник.
— Наказание пожизненное?
— Скажем так, бессрочное. Они ведь лишены жизни.
— А что происходит, если камни разрушаются?
— Здесь, в этом влажном лесу для них настоящий заповедник. Меньше повезло тем, кого ледник затащил в полосу прибоя. Там разрушение идет интенсивнее, но никто не жалуется.
— Жалуется? Они имеют право жаловаться?
— Это шутка. В них нет жизни, нет сознания в общепринятом смысле слова. Вероятно, они способны чувствовать тепло и холод, но лишь при очень высоких или очень низких температурах. Возможно, феномен сознания и существует, но на общение с ними наложен категорический запрет.
— А как же мы?
— Вы нарушили запрет, но я вас не виню. Вас просто использовали. Это была инициатива последнего хранителя. Тайной организации больше не существует, и с вас сняты все обвинения.
— Благодарю вас.
— Это не ко мне, это к Нему.
— Понятно. А кто они?
— Вы что-нибудь слышали о воинстве, которое было низвергнуто?
— Это было очень давно.
— Да, очень давно, в начале четвертичного периода. Первоначально предполагалось, что местом вечной ссылки им будет определен север, но ледник не выдержал такого нашествия и пополз в сторону экватора. Четыре раза его пришлось возвращать на место, и нет никакой гарантии, что этого не произойдет вновь.
— Воинство – это падшие ангелы?
— Что-то вроде того. Смотрите, вон ваш клиент! Бывший, разумеется.
На берегу ручья в небольшой воронке покоились обломки гранитного валуна и каменная крошка. Воронку уже начало заносить лесным мусором и песком. Пройдет ещё лет сто, и от неё не останется следа.
— Ему было больно?
— Не думаю. Однако нарушение целостности не освобождает от наказания. Он был главным зачинщиком бунта.
— Вы же сказали, что у них нет сознания.
— Вы меня неправильно поняли. Если на общение с ними наложен запрет, значит, есть основания. Никто ведь их не изучал. Халдеи им поклонялись и пытались использовать, но на самом примитивном уровне. Прошу вас, не забивайте себе голову всякой ерундой. Лучше смотрите и наслаждайтесь. Это самая совершенная в мире тюрьма на свежем воздухе. Она никому не мешает и не портит пейзажа. Здесь нет заборов и решеток, здесь нет охраны.
— А вы?
— А что я? Какая из меня охрана! Я просто смотритель в саду камней. Я даже не садовник.
— Могу я узнать имя садовника?
— Вы его знаете…
<<< Начало ищи здесь
Источник: | Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников
19.10.19 | 2815
Михаил Петров
Первая из историй про Петровича
Ужин приговорённых
Вечерять сели в молчании. После второй дозы калгана Петрович осведомился, не замерзнет ли их пленник до утра.
— Что ему сделается? Пустое место! — Довольно равнодушно откликнулся хозяин. — Если Сергей Львович скорее жив, чем мёртв, то он скорее мёртв, чем жив.
— Резонно, резонно. Но я видел там в углу довольно опасные предметы, что если он до них докопается?
— Если докопается, то мы узнаем об этом первыми, — голос хозяина звучал всё так же равнодушно.
— Пусть так, — с некоторым сомнением заключил Петрович. — Нина, голубушка, пришла ваша очередь поделиться с нами вашими наблюдениями. Что вы обо всём этом думаете?
— Я думаю, что меня уже давно объявили в розыск.
— Родные?
— Нет, клиентура.
— Это серьёзно.
— Ещё как! Но если вы хотите знать мое мнение, то вот оно: бежать отсюда надо, сломя голову, уносить ноги, пока мы ещё живы.
— Так, понятно. Уважаемый хозяин, наш очаровательный биоэнерготерапевт полагает, что вы тайный масон. У неё на сей счет даже теория имеется, и я почти готов с ней согласиться. По всему видно, что вы знаете больше, чем говорите. Так ли это?
— Не понимаю, о чём это вы? Я знаю то, что я знаю. Вы знаете, то, что знаете вы. Я не виноват в том, что мы знаем разные вещи.
— Согласен, согласен. Однако пришла пора поделиться вашими знаниями с нами.
— Я подозревал, что душа Сергея Львовича не может покинуть мой дом, и сегодня в этом убедился окончательно. Помните, я видел в его комнате тень? Это очень плохо. Мертвец не нашел успокоения, и душа его всё ещё в теле, хотя тело давно мертво. Очень зря вы вернули на место этот проклятый презерватив.
— Почему же?
— Душа человека выходит наружу через рот или через нос. Вы закрыли ей дорогу, а я нажил домашнее привидение. Мне теперь покоя не будет, и что делать я не знаю. Я привидений не боюсь, но жить в одном доме с привидением не хочу. Это мой дом и мой хутор.
— Я тоже не боюсь привидений, — не удержалась Нина, — но есть один нюанс.
— Какой же? — Полюбопытствовал Петрович.
— А вот какой: Виктора нет, есть его труп. Сергея Львовича тоже нет, но есть покойник.
— А в чём разницца?
— Разница в том, что труп есть понятие неодушевлённое и в трупе Виктора нет души. Покойник или мертвец — понятия одушевлённые. У Сергея Львовича есть душа, хотя он тоже мёртв.
— Забавный расклад, — Петровичу явно не понравился уклон в практическое языкознание. Предлагаю тему временно закрыть до получения дополнительной информации.
Нина и Антс промолчали. Расценив молчание как знак согласия Петрович вернулся к допросу хозяина.
— Дорогой Антс, я тоже наблюдал за вами в лесу и пришёл к выводу, что ваши уверенные действия по… — тут Петрович поморщился и сделал выразительную паузу, — по оживлению камня наводят на определенные размышления. Нина полагает, что вы каким-то образом получили знание о магических ритуалах, очищенное от мистики. По её мнению, такое знание возможно только на очень высоких ступенях посвящения, что делает нас крайне нежелательными свидетелями, поскольку вы даже не сочли нужным скрыть это знание от нас. Погодите, дорогой мой, про бабушкино наследство я уже слышал. Нельзя ли поконкретнее?
— Если я скажу вам, что получил это знание во сне, то вы мне вряд ли поверите. Мне сказали, сделай так, так и вот так. Я сделал, а что сделал, я не знаю. Вот она сказала, что камни ожили.
— Понимаю, что это глупо, и тем не менее расскажите нам свой вещий сон.
— Я почти ничего не помню. Как будто большая поляна или даже долина, залитая солнечным светом. Свет очень яркий, слепит глаза. Вокруг камни, много камней. Они говорят, что мои предки жили в дружбе с камнями, и теперь настала моя очередь доказать свою дружбу. Я спрашиваю, как? Мне говорят, сам скоро поймёшь. Потом в лесу я нашел тот камень, что теперь лежит во дворе. Мне всё время казалось, что из леса кто-то следит за мной. Когда пришла Нина, то я понял, что началось.
— Простите, что началось?
— Просто началось, а что, я до сих пор не знаю. Зачем-то я рассказал им про источник с живой водой. Хуже того, я их всех повел туда. А там этот камень. Я и не знал, что надо делать, а тут руки сами зашевелились. Если бы я их туда не повел, то сейчас все были бы живы. Это моя ошибка.
Хозяин виновато развел руками.
— Антс, голубчик, опишите мне это место.
Петрович внимательно выслушал описание городища, взяв на заметку все ремарки, сделанные Ниной. Поразмыслив, он задал хозяину ещё один вопрос.
— Налейте нам ещё по чуть-чуть и не удивляйтесь моему вопросу, — Петрович, не дожидаясь остальных, опрокинул стакан в горло. — Уф! Крепка собака, как советская власть! Теперь я набрался смелости и спрошу, что ещё вы слышали от своих камней?
— Ну-у, я не помню дословно. Был какой-то разговор о том, что камни древнее человека. И вообще я теперь не уверен, что это были камни. Да поймите же вы, что это был просто сон!
— Дело в том, Антс, что я тоже видел сон про камни. Очень странный сон, особенно с учетом того, что про смерть Виктора я узнал во сне.
— Ого! И вы молчали, — оживилась Нина и с укором добавила: — Как можно, Николай Петрович!
— Молчал, каюсь. Молчал, потому что не знал, что делать с этим сном. Я вообще не уверен в том, что речь шла именно о смерти Виктора. Просто мне сказали, что кто-то уже ушел из жизни. Про Виктора не было разговора, но, знаете, как это бывает во сне: ты словно знаешь больше, чем слышишь и видишь. Вот вы, Нина, уговаривали меня уносить ноги, а во сне мне предлагали деньги, причём большие.
— Деньги, во сне?! — Опешила Нина.
— Не совсем деньги. Кажется, это называется тезаврация.
— Что-о?
— Хранение золота частными лицами.
Антс вздрогнул, и лицо его моментально покраснело. Он машинально плеснул себе самогону и осушил стакан в три мощных глотка. Теперь он понял, зачем Петрович расспрашивал его про городище. Оправившись, хозяин молча вышел из комнаты и вскоре вернулся с курткой в руках. Из вывернутого кармана на стол с тяжёлым стуком выпало несколько камешков. Антс положил их на ладонь и плеснул из стакана остывший чай.
— Вы это видели во сне?
Петрович, открыв от изумления рот, смотрел, как с камешков сползают подтеки глины, и они начинают блестеть жирным маслянистым блеском. На ладони у хозяина лежали золотые самородки. Точно такие, какие он видел во сне, взятые в том самом месте, которое ему во сне предлагалось запомнить.
Первой опомнилась Нина:
— Слушайте меня внимательно. Если это то, о чём мы думаем, то их расчёт строится на том, чтобы перессорить нас. Это проклятый металл, который обыкновенных людей сводит с ума. Вот что имел в виду Русов, когда говорил, что мы все умрём внезапно. Хутор просто набит оружием! Они ждут, что мы перестреляем друг друга.
— Вы предлагаете забыть об этом? — Хозяин энергично встряхнул на ладони самородки. — Там этого добра столько, что хватит на троих при условии, что вы будете молчать. Эти самородки из раскопа я прихватил случайно. Вес у камней был несоразмерный величине, вот я и заинтересовался. Теперь вы предлагаете всё бросить?
Нина отрицательно покачала головой и внезапно расплакалась. Ей по-настоящему стало страшно. Она почему-то представила себе, как хозяин хутора передергивает затвор своего автомата и стреляет ей в спину. Бесполезно унижаться, вымаливая жизнь, бесполезно сопротивляться силе.
— Ниночка, милая, успокойтесь! — Петрович обнял женщину за плечи. — Ничего мы делить не будем. Эти самородки были предложены мне в уплату за мое невмешательство в ваши проблемы. Будет справедливо, если решение приму я.
— Вы забываете, что это моя земля, — жёстко констатировал Антс. — Делить будем на троих по справедливости или вообще делить не будем.
— Простите великодушно, но совсем недавно вы уверяли нас в том, что городище лежит за пределами вашего леса.
— С этим, — хозяин высыпал самородки на стол, — я буду хозяином той земли уже через месяц. Мне продадут её по бросовой цене. Болото! Про городище никто и не вспомнит. Вы ничего купить не можете, вы здесь иностранцы. Так что соглашайтесь!
— Вы не сможете легализовать это золото ни в одной из стран Европейского союза и тем более, в Эстонии – Петрович был очень серьёзен. – Потому что вас зарежут раньше, чем вы оформите заявку на покупку этой земли. Зарежут и утопят в какой-нибудь заброшенной шахте, а таких здесь теперь много.
— Скажите почему?
— Потому, что это золото дьявола.
Золото дьявола
Под утро дом содрогнулся, словно кто-то ударил по земле тяжёлым молотом. Д-ду-дуп! Через долю секунде подряд: д-ду-дуп, д-ду-дуп! Первой на крыльцо выскочила Нина, как будто, и спать не ложилась. Вслед за ней нехотя выполз полуодетый Петрович. Солнце ещё не взошло, но было уже достаточно светло. На дворе ничего не изменилось. Сарай с «Тигром» и БМП стояли на своих местах, обломки штурмовика по-прежнему покоились под брезентом. Рядом ещё под одним куском брезента угадывался жертвенный камень. И только над погребом висело облачко пыли и дыма. Пахло артиллерийским порохом кислым и противным. Наконец, на крыльце появился хозяин хутора, одетый в камуфляж. В левой руке он держал любимый автомат, в правой — ломоть хлеба с салом. Бросив равнодушный взгляд на облако, Антс первым нарушил молчание.
— Жаль. Хороший был погреб, надёжный.
— Это вы его? — Тихо спросила Нина.
— Это он сам, — в голосе хозяина не угадывалось даже тени сожаления. — Сказал же ему, не распускай руки, нет, нужно было везде совать свой любопытный нос.
— Так это вы его нарочно!
— А это как вам будет угодно. Я предупреждал его, но он меня не послушал.
— Что это было, — уныло спросил Петрович, — снаряды?
— Боезапас от «Тигра». Ну, и где мне теперь взять другой?
— Как?
— Что как? А-а! Не все ли равно?
— И всё же.
— Растяжка. Говорю же: предупреждал его, – хозяин развернулся и ушёл в дом. Через минуту он вернулся на крыльцо с небольшим эмалированным тазиком. — Что вы так на меня уставились? Нет погреба, нет проблем. И никого хоронить не надо. Чем вы теперь недовольны?
— Вы убили человека, — Нина отвернулась и украдкой попыталась вытереть внезапно нахлынувшие слезы.
— Вы же сами сказали, что он скорее мёртв, чем жив. Призраков больше нет. О чём теперь сожалеть?
— Видите ли, уважаемый хозяин, — все так же уныло загундел Петрович, — погреба нет, трупов нет, но проблемы остались. Формально Владимир Николаевич был жив. А фактически вы сделали нас соучастниками убийства, причем тройного. Пока у нас были целые тела, был шанс доказать нашу невиновность, но теперь…
Петрович горестно помотал головой:
— Мы же не знаем, кто его послал! Сколько их ещё в лесу! Что им от нас надо!
— Успокойтесь! Чтобы раскопать погреб, понадобится специальное оборудование. Над ними почти полтора метра железобетона. Лопатой копать бесполезно. Вернемся из леса, разровняю землю и посажу картошку. Через год и следов от этой братской могилы не останется.
— Куда вы нас тащите? – Всхлипнула Нина.
— На городище. Надо забрать то, что теперь принадлежит только нам троим.
— А нас потом тоже в погреб?
— Успокойтесь, Нина! Нет у меня больше погреба. Оружие возьмёт Петрович, если пообещает не делать глупостей. Ну, послушайте же! — Кажется, что спокойствие стало изменять хозяину. — Одно дело похоронить тех, кто уже мёртв, другое дело убить живого человека. Я не стану этого делать даже ради того, за чем мы идем на городище.
Собирались молча. От завтрака Петрович отказался, и Нина собрала еды в пластиковый пакет. Антс разложил на крыльце саперную лопатку, ручную тяпку, тазик и автомат. Подумав, прибавил две армейские фляги с водой. Тазик и тяпку впихнул в рюкзак, флягу и лопатку пристроил на ремень. Вторую флягу Нина положила в пакет с едой. Петрович было отказался от автомата, но хозяин уговорил его, ссылаясь на особый случай, требующий особых мер предосторожности. Повертев железо в руках, Петрович вытащил магазин и убедился, что тот до отказа набит патронами. Вставил магазин на место, левой рукой передернул затвор и поставил на предохранитель. Антс протянул ему вещмешок и подмигнул, дескать, пригодится для сокровищ. В путь двинулись, когда взошло солнце. Шли не останавливаясь. Часа через два городище предстало перед ними во всём великолепии только что открытой золотой жилы. На месте Петрович решил проверить свой сон и довольно быстро сам нашел откос, который видел во сне. За его спиной встали Нина и Антс.
— Ну, что скажете, уважаемый хозяин?
— Скажу, что плохо дело, — всегда невозмутимый Антс, кажется, слегка разволновался.
— Что так?
— Кто-то нас опередил. Смотрите, — он указал пальцем на откос, — здесь я подобрал самородки. Их было много, а теперь только глина и песок. Смотрите, кто-то промывал в ручье породу. Видите, следы здесь и здесь?
— Что ни делается, всё к лучшему, — с облегчением вздохнула Нина и присела поодаль от жертвенного камня.
— Петрович, я тут поковыряюсь на всякий случай, а вы не забывайте про автомат. Поглядывайте по сторонам. Мало ли что!
Петрович нехотя подчинился. Он снял с плеча автомат, но предохранитель не тронул. По небу бежали легкие облака, подгоняемые свежим ещё ветерком. Ярко светило солнце. Весело журчал ручей. День обещал быть жарким. Скинув башмаки и подвернув штанины, Петрович влез в прохладную воду ручья почти по колено. Хозяин хутора достал из рюкзака тазик, бросил в него пару лопаток глины и песка. Промывка оказалась пустой. Две следующие промывки тоже были пустыми. Старатель запустил саперную лопатку под дерн, и наполнив тазик сразу до половины, потащил его к воде. Через четверть часа на дне перекатывался самородок размером почти с верхнюю фалангу мизинца. Антс удвоил усилия и в течение часа намыл ещё пару самородков поменьше. Потом снова промывка за промывкой пошла пустая порода. Справа пустая и слева пустая, ниже и вглубь тоже пустая. Петрович к этому времени совсем утратил бдительность. Автомат он положил рядом с Ниной и отправился осматривать древнее городище. Ничего нового для себя он не обнаружил, но все же любопытно было побродить по древнему языческому капищу, разоренному крестоносцами. Внешний осмотр жертвенника тоже не произвел на него никакого впечатления. Булыжник, как булыжник, только на макушке запеклась хлебная жижа.
— Нина, голубушка, при себе ли ваш прибор? Может быть, осмотрите камушек? Исключительно для моего спокойствия. Ну, чтобы исключить сюрпризы, а?
— Как хотите, — Нина вынула из кармана куртки рамку и обошла вокруг жертвенника. — Смеяться не будете?
— Помилуйте, тут уж не до смеха. Ну, не томите!
— Он очень недоволен.
— И кем же? Нами?
— Возможно, — Нина не поддержала иронию. — Антс! Долго вы ещё намерены ковыряться в земле?
Хозяин отложил тазик в сторону и медленно подошел к жертвеннику. Достав из кармана найденные самородки, он с важным видом обратился к камню.
— Это тебе не нравится, да? А где всё остальное? Я тебя спрашиваю, сволочь, где всё остальное?
— Ответа не ждите, — мизансцена рассмешила женщину. — Эта тварь бессловесная. Предлагаю перекусить и отправляться восвояси, пока ещё не поздно.
— Не густо, не густо, — буркнул Петрович. – В моем сне это была целая россыпь, однако вижу, что второй Аляски здесь не будет. Ну, не растёт бамбук в Эстонии! Вот и верь после этого снам.
Антс промолчал. Он, конечно же, был глубоко разочарован результатами старательства, но с другой стороны найденные им самородки всё же внушали надежду на скорое обогащение. Если бы он знал, что любой старатель на Аляске времён американской золотой лихорадки прыгал бы до потолка, найди он три самородка сразу в один промывочный день, то сильно бы удивился. На хутор возвращались налегке, как будто не отягощенные грузом сокровищ и новых проблем. Про вестника богов, оставшегося под обломками погреба, дорогой как-то и не вспоминали даже. Солнце припекало изрядно, и в лесу стало душно. Когда вышли на дорогу к хутору, то Антс изумленно ойкнул и присел на корточки, потянув за собой Нину. Петрович остался стоять на дороге.
— Да присядьте же вы, чёрт вас побери!
— Чего ради?
— На хуторе посторонние! Давайте сюда автомат.
— Мы так не договаривались. Автомат мой, пока мы не придём на хутор.
— Николай Петрович, миленький, кончайте торговаться, — неожиданно поддержала хозяина испуганная Нина. — Дойдет до стрельбы, Антс сделает это ловчее.
— Это меня как раз и беспокоит. А раз так, я сказал нет, значит, нет! — Резко возразил Петрович, но всё же присел.
Пока Антс прикидывал, с какой стороны удобнее незамеченным подобраться к дому, Петрович передумал:
— Все! Пиздец! Я по кустам лазить не буду. Кто бы там ни был, я хочу встретить его на ногах.
Щёлкнув предохранителем, Петрович решительно зашагал к хутору. «Нет, не соврал вестник богов, когда обещал нам сверх приговора дополнительные неприятности, — думал Петрович в такт шагам. — Хотя с другой стороны, какие уж тут могут быть неприятности, если приговор объявлен, и ты жив ещё только чудом. Можно сказать, жив в долг».
Жизнь в долг
Босоногий попутчик из автобуса терпеливо дожидался Петровича у крыльца. Те же новенькие с иголочки джинсы, та же куртка, обшитая расписной мешковиной. На плече болтается всё та же холщовая сумка.
— Рад видеть вас живым и здоровым!
Парень словно не замечал автомата в руках Петровича и решительного выражения на его лице.
— Знаю. Мы живы чудом, потому что приговорённые.
— Не надо так. Это вульгарный детерминизм, — парень был очень серьёзен. — Вы живы, потому что вы … живы. Если хотите, то мы все живём в долг. Нам надо поговорить, пока ваши друзья ползают по кустам. Хотите пива немецкого? Вам похолоднее или как?
— Или как, — эхом откликнулся Петрович.
— Вы непременно хотите знать, кто я. Так?
Петрович кивнул головой, и парень на несколько секунд задумался.
— Скажем так, я сотрудник ведомства по охране специальных прав.
— Каких таких прав?
— На производство жертвенников, — босоногий открыл свою банку. — Ну, будем здоровы!
— Будем!
Вновь эхом откликнулся Петрович и машинально отхлебнул холодного пива.
— Вы тут изрядно наколбасили, — парень улыбнулся чужому смешному словечку, приглашая Петровича оценить шутку. — Кое-кто очень недоволен вами, но готов войти в ваше положение и принять извинения. Разумеется, извинения действием. Одного раскаяния будет недостаточно. Словом, надо ещё немного потрудиться.
— Что мы должны делать?
— Нейтрализовать последствия ваших необдуманных поступков, причем решительно и не откладывая дела в долгий ящик.
— А если конкретнее.
— Что ж, извольте конкретнее, — парень сделал большой глоток. — Жарко сегодня, вы не находите?
— Мало ли чего я не нахожу, — огрызнулся Петрович.
— Видите, — босоногий, прищурившись, посмотрел прямо на солнце, — наше светило находится на пике своей тысячелетней активности. Солнечный ветер дует так сильно, что у меня просто свистит в ушах. Это уже не просто магнитная буря, ураган! Торнадо!
Петрович машинально кивнул головой.
— Как, — притворно удивился босоногий, — вы этого не замечаете? Искренне жаль! На пике солнечной активности активизируются все формы жизни, и даже те, которые живыми можно назвать только условно.
— Другой метаболизм, — понимающе кивнул Петрович.
— Не совсем так. Просто это такие формы существования, которым Создатель определил иное бытие. Иное бытие — это что-то вроде наказания за проступки, которые имеют принципиальное для жизни значение. В целом принципиальное.
— Правильно ли я вас понял…
— Абсолютно, — парень надолго присосался к банке. — Своими непродуманными действиями вы едва не освободили их от наказания. Это, как вы сами понимаете, не входит в вашу компетенцию.
— Я ничего об этом не знал. У меня было подозрение, что Антс играет с нами втёмную, но сегодня я убедился, что его интересуют только деньги.
— Вы почти правы, — согласился босоногий, — но почти. И деньги его тоже интересуют, потому что он интраверт. Знаете, что это за зверь такой?
Петрович кивнул и поискал глазами Нину и хозяина хутора.
— Так вот, проблема в том, что ваш уважаемый хозяин, — парень хитро сощурился, — принадлежит к древнему роду хранителей камня. Знаете, как называется эта земля? Ida-Virumaa, вот как. Ida не в счет, а корень viro имеет очень любопытное происхождение. Вы что-нибудь слышали о сивиллах?
— Это древние предсказательницы?
— Хуже. Это воровки, крадущие знания, которые им не принадлежат. Одну из них звали Самвифь Халдейская. Халдейская — это прозвище, хотя правильно было бы называть её Евреенина. Она происходит из халдейского рода Виро, начало которого теряется где-то в древнем Вавилоне или даже в Шумере. Её отцом был довольно могущественный маг Виросос Халдеянин. Жили они в Греции. Фактически, конечно, это была Греция, но впоследствии завоеванная персами, то есть предками современных турок. Короче, Туркогреция. Опять же иногда Евреенину называют Персидской. Интересная, знаете ли, была дамочка, пожизненная девственница. Любила щеголять в золотых ризах и до самой смерти молодилась. Оставила после себя двадцать четыре книги предсказаний на все случаи жизни. Я позволю себе процитировать по памяти: «Посереди же палаты тоя царския показаша нам Сивилля Евреенина престол из единого камени усеченный и глаголаху: се есть престол мира яко от праотцев своих слышаху и бысть ему навершием мира до скончания веку». Ну, дальше не так интересно, поэтому изложу своими словами. Это каменное «навершие», по предсказанию Самвифи Евреенины, должны унаследовать потомки Вирососа Халдеянина, переселившиеся из Туркогреции, сиречь Византии в холодную северную страну, название которой будет Viro. Здесь они три тысячи лет будут хранить «навершие», пока солнце не освободит скрытое в нем. Ну и таскали они это «навершие» за собой почти тысячу лет в поисках земли Viro, пока, наконец, не окопались в этих холодных и неприветливых, прямо скажем, сырых краях. Городище вы сегодня видели.
— Стало быть, на этот год приходится пик тысячелетней активности солнца, и это значит, что…
— Это значит, что сегодня вы беседовали с навершием, и оно выразило вам свое неудовольствие. Не так ли?
— Так, понятно. Вы мне что-то не договариваете, любезный, так дело не пойдет, — довольно грубо ответствовал Петрович, и ствол автомата ненароком уперся босоногому сотруднику патентного ведомства прямо в живот. — Вы что, тоже «вестник богов»?
— Нравится мне это ваше «тоже». Нет, я из другой компании, если можно так выразиться. И не надо со мной так, — парень двумя пальцами отвел ствол в сторону. — Если что, то вместо меня пришлют кого-нибудь другого, а вам на счёт запишут ещё один «неуд», и ваш долг возрастет многократно. Вам это надо?
— Нам это не надо, — согласился Петрович, — но я хочу знать правду. Я должен знать правду!
— Правда такова, что вы всё ещё живы чудом и вам прекрасно известно, кого следует за это благодарить. А как благодарить, я вам уже подсказал.
— Если я вас правильно понял…
— Даже и не сомневаюсь, что правильно. В сообразительности вам не отказать, хотя она у вас особенно крепка задним умом.
— Но Антс, он же хранитель…
— Пусть это вас не беспокоит. У него своя судьба, впрочем, и в пределах этой судьбы у него тоже есть право выбора. Двери открыты для всех.
— А женщина?
— Понеже и Аристотель в метафисике пишет: несовершенный мужеский пол есть, зане жена студенший имать и мокротейший, нежели мужеский пол сложение. Сего ради скорее ростет, и скорее исчезает, и разум имать мягчайший и непостоянший, — загадочно ответил парень.
— Ведьма, что ли?
— Низшего разряду. Имеет дар немного врачевать. Вредить категорически запрещёно. За свои грехи ответит сама, а когда и как, не вашего ума дело. Если выкрутитесь, для вразумления рекомендую перечесть «Молот ведьм». Всё это, разумеется, строго между нами.
Собеседники немного помолчали. Солнце палило нещадно, хотя день уже клонился к вечеру. Парень единым махом прикончил свое пиво и поставил пустую банку на крыльцо.
— Хотите ещё пива?
— Могу ли я вам доверять?
— Решайте сами. Учитывая вашу редкую сообразительность и мое сверхлояльное к вам отношение, вы теперь проинформированы значительно более того, на что имеете формальное право. Вам остается только выбрать.
— Уже выбрал. И всё же, что я должен делать?
— Я же сказал, решайте сами, Николай Петрович, всё в ваших руках и на все воля Божья, — парень развернулся в сторону леса и что есть мочи рявкнул. — Хозяин! Вам ещё не надоело в такую жару ползать по траве? Вылезайте, а не то наживете себе луговой дерматит. Век потом своё биополе не излечите, и никакая Нина вам не поможет.
Вспашка биополя
Антс и Нина неожиданно покорно и поспешно вылезли из травы. Парень властно поманил их рукой. Как две ощипанные курицы, которых хозяин застал за неприличными действиями, они виновато приблизились к крыльцу.
— Пива хотите немецкого?
Нина отрицательно помотала головой, Антс молча протянул руку за банкой.
— Будем знакомиться, меня зовут Олег.
— Вещий Олег, — тихо буркнул Петрович, но был услышан.
— Я никому не собираюсь мстить, но в пределах своей компетенции вместо волхва охотно отвечу на некоторые ваши вопросы. Итак, хозяин, ваша очередь.
— У меня вопросов нет.
— Жаль, что вы даже не хотите узнать, кто вы есть на самом деле. Если потом решитесь, узнайте у Петровича что почём. А что вы скажете, Нина?
— Кто я?
— Вы знаете сами. Это был ваш выбор. Никто вас за руку не тянул, и в зад, извините, не толкал. Вы знаете, что церковь не одобряет то, чем вы занимаетесь.
— Что-то конкретное не одобряет?
— А всё!
— Это можно как-то искупить?
— Теоретически да, практически при массовом распространении явления история знает лишь единичные случаи. Впрочем, всё возможно и зависит только от искренности желания. Если оно искреннее, то надежда всегда есть.
— То, что я чувствую — это бесовщина или реальность?
— Хороший вопрос, — похвалил Олег, — отвечу охотно. Всё, что дано вам в ощущениях и откровениях, это реальность. Реальность, как тут правильно подметили, всегда одна и та же. Реальность везде одна и та же, здесь и там.
Олег ткнул пальцем в небо.
— Если угодно, нет другой реальности, кроме реальности. Другие измерения и виртуальная реальность — это отголоски древних ересей, технически помноженные на современный механический оккультизм. Кстати, вещие сны и наваждения — это тоже реальность.
— А биополе?
— И биополе — это тоже реальность. Только это не совсем то, что вы думаете.
— А что я думаю?
— Хотите знать? — Олег ничуть не рассердился. — Сейчас расскажу. В голове у вас эзотерическая каша. Компот из тайных знаний и чудовищных суеверий. Вот что у вас в голове. Вам внушили, что биополе — это защитная энергетическая оболочка всех живых организмов, состоящая из совокупности неких физических полей, каковые в глаза никто не видел. Вы верите в то, что эту оболочку можно повредить с помощью сглаза или порчи. Ещё вы верите в то, что способны латать дыры в этой оболочке. Так, я спрашиваю?
Нина утвердительно кивнула головой.
— Вы верите также, что существуют энергетические вампиры, питающиеся энергией чужих биополей, и думаете, что имеете против них силу и власть. Вы тщитесь с помощью куска проволоки управлять тем, что изначально находится вне вашей компетенции. Хуже того, вы верите, что с помощью коррекции биополя можно реализовать врожденный потенциал счастья. Интересно знать, как? Ужасно и то, что вы — умная женщина, а верите в какой-то там «Ночной дозор»! При этом надеетесь, что вы сами и ваша деятельность вне договора. Так, я вас спрашиваю?
— Так, — одними губами подтвердила Нина.
— Так вот я вам вполне официально заявляю, что никакого договора нет, не было в помине и вообще быть не может. Нет деления на светлых и тёмных магов. Магия — это всегда кража и попытка присвоить то, что вам не принадлежит или выполнить работу за чужой счет или таскать из огня каштаны чужими руками. Но за всё нужно платить. Запомните это хорошенько. Нет другой жизни, кроме жизни. Нет деления на живых и мёртвых. Для Бога все живые, но есть деление на живых и лишенных жизни. То, что вы называете корявым термином биополе, даже язычники китайцы уже несколько тысяч лет называют ци и уважают его. Ци пронизывает все сущее. Если ци заканчивается, то и человек перестает жить. Видите, даже китайцы и то правильно понимают суть бытия. То, что они называют ци – это Святой Дух. Лишенный благодати Святого Духа, считается лишенным жизни. Лишение жизни — это серьёзное наказание.
— Это же смерть!
— Вы крайне невнимательны, но я вас прощаю. Для Бога нет мёртвых, потому что Он — Бог живых. Смерть, конечно, это болезненный процесс, но в итоге это просто переход из одного состояния жизни в другое. Смерть — это не наказание, это лишь неизбежное последствие непослушания. Лишение благодати Святого Духа — это уже наказание. Лишенный благодати — лишен жизни и обречен существовать вне её.
— Ад населен, лишенными жизни, — догадался Петрович.
— Термин населен здесь вряд ли уместен, но в целом подмечено правильно. Вы делаете успехи, Николай Петрович. Ну, развивайте успех!
— Получается, что ад может быть везде, где нет жизни.
— Правильно, но с одной поправкой. То, что вы называете адом, это место, где жизнь не была предусмотрена изначально. Собственно говоря, ваш ад может быть везде. Каждый из вас носит в душе свой персональный ад. В любой момент он может стать реальностью. Настоящий ад начинается ещё при этой части жизни.
— Но…
— Без комментариев, Николай Петрович, без комментариев.
— Получается, что наши камни лишены жизни! Как я этого не понял раньше!
— Феноменально, Николай Петрович! Вижу, что мои уроки не прошли даром. Вы талантливый ученик.
— Кто я? – Внезапно напомнил о себе Антс. — Я хочу знать, кто я?
— Кто вы? — Олег развеселился. — Ну, наконец-то, прорвало нашего горячего эстонского парня!
— Не смейтесь, прошу вас! Я имею право знать, кто я?
— Конечно, имеете. Вы последний мужчина в роду халдейского мага Вирососа. По сути, вы соль этой земли, вы последний настоящий эстонец. Простите, виронец. Так будет правильно. Вы хранитель навершия. Что такое навершие? Это то, что вы откопали на городище. Это тот, кому вы, не имея на то никакого права, подали надежду на жизнь. Мало того, вы приложили руку ещё к двум лишенным жизни. Вы вступили в запрещённую связь с обитателями ада. Наказание за такой поступок — это посмертное лишение жизни, вечная ссылка в ад.
— Я не знал. Простите меня.
— Бог простит. И не лукавьте, хозяин, — Олег словно удивился этому «хозяин» в приложении к последнему настоящему эстонцу, — бабушка часто рассказывала вам эту древнюю сказку. Помните, что вам бабушка рассказывала про хлыстов? Хлыстовство было отличной крышей для хранителей навершия. Не нравится быть халдеем, будьте хлыстом. Наконец, имейте мужество публично признать свои магические способности.
— Постойте, Олег, так это он нас здесь собрал? Неужели я была права?
— Ему, Нина, нужны были доноры, и не хватало вашей волшебной рамки.
— Но вы же сами только что сказали, что рамка — это блеф?
— Не знаю. Она может реагировать на что угодно! На распашку биополя, на энергетические хвосты и черные дыры, на семь уровней между верхней и нижней чакрами. В конце концов вы же сами управляете рамкой и сами интерпретируете ее показания. Откуда мне знать…
— Снимите штаны!
— Голубушка, это уже слишком! Ну, не любите вы мужчин, так зачем же демонстрировать это прилюдно? Хотите, я скажу, что вам в них не нравится, а? Вам не нравится, как они пахнут. Вы терпеть не можете запах мужского пота, а запах одеколона просто выводит вас из себя. Вы любите, чтобы они вам подчинялись и презираете их за то, что они подчиняются вам…
— Снимайте штаны! Немедленно!
— Вы презираете их, когда они оказывают вам знаки внимания, и ещё больше презираете их тогда, когда они на вас никакого внимания не обращают…
— Штаны-ы! — Нина сорвалась на визг.
— Нина, прошу вас успокоиться. Не надо вымогать то, что дается даром. В данном случае абсолютное знание. Какая вам разница, что у меня в штанах? Ну, успокойтесь, прошу вас! С вас будет довольно и этого, — Олег продемонстрировал босую пятку. — Вам всё понятно? Надеюсь, истерика исчерпана?
— Нет! Я желаю знать, кто вы такой!
— Я тот, кого вы видите перед собой. А вы что подумали?
— Тогда снимайте куртку! Живо!
— Это всегда, пожалуйста, — Олег приспустил на плечах куртку и продемонстрировал майку, плотно облегающую мускулистую спину. — Вот это и есть влажная и студенистая сущность женщины. Николай Петрович, обратите внимание, как прав был Аристотель, утверждая, что женщина обладает мягким, но не постоянным умом. Своими глупостями она может любой философский диалог привести в тупик. Ну, Нина, какие вам ещё нужны доказательства?
— Я требую знать, кто вы такой!
— Даже Понтий Пилат сказал бы обо мне «Се человек!». Нина, однако полна сомнений. И обратите внимание, Николай Петрович, что её мокрый и размягченный разум не желает верить ни зрению, ни слуху. Чтобы поверить, ей обязательно надо вложить персты в чужие раны. Но нет никаких гарантий, что даже сунув руку туда, куда ее совать не следовало бы, она сделает правильные выводы. Голубушка, вот вам мой добрый совет: не усугубляйте своей вины недоверием. Это может плохо сказаться на вашем будущем.
Олег строго посмотрел на женщину.
— Что ж, наша дружеская беседа исчерпала себя до дыр, да и мне пора.
— Олег, постойте! Ещё один вопрос. Вы назвали нашего хозяина последним виронцем, он что же не эстонец?
— В некотором смысле да. Антс последний прямой потомок Вирососа Халдеянина. Род обмельчал, выродился и смешался с другими пришлыми языками. Те другие… Нет, пожалуй, что все они и есть теперь эстонцы, хотя Антс последний настоящий хозяин земли Viro. Все прочие на этой земле иностранцы и безродные мигранты. Aliens, если хотите. Немцы знали о халдеях-виронцах, потому и держали их в чёрном теле. Кстати, великая битва местных гернгутеров с виронскими хлыстами продолжается. А вы думали, почему толстый центрист никак не мог договориться с усатым реформистом? Потому что первый по сути своей хлыст, а второй полноценный гернгутер. Один мистик, другой рационалист. Они друг друга на дух не переносят. Эта взаимная непереносимость у них на генетическом уровне. Можно сказать, баронское наследство, экстравертный индогерманский дух по сей день воюет с древним халдейским мистицизмом за право обладания этой землей. Даже советы за пятьдесят лет оккупации не справились с интеграцией халдеев и гернгутеров в дружную семью советских народов. Что уж тут теперь-то волосы на себе рвать!
— А наш хозяин?
— А-а, хозяин! Ну, что хозяин? И не такие роды пресекались. Если начну перечислять, то никакого времени не хватит. Понимаю, обидно, конечно, столько тысячелетий отсиживаться по лесам, владея таким богатством, чтобы потом в одночасье все просрать каким-то там гернгутерам из Европейского союза.
— Олег, у вас концы с концами не сходятся. Какие хлысты, какие гернгутеры?
— Сводить концы с концами не в моей компетенции, — Олег выразительно посмотрел в зенит. — За сим, компаньоны, прощайте! И не забывайте, кому вы обязаны жизнью.
Олег подхватил сумку на плечо и зашагал прочь от хутора. Однако сделав несколько шагов, он обернулся и пристально посмотрел на Антса.
— Мой вам последний совет, хозяин. Когда дойдет дело до посадки картофеля, непременно примените квадратно-гнездовой метод. Фирма оплатит все расходы!
Возмещение ущерба
Компаньоны молча смотрели вслед Олегу. Антс мысленно пережевывал густо приправленного иронией «хозяина». Бабушкины сказки, неожиданно оказавшиеся правдой, так и остались для него всего лишь бабушкиными сказками. После ответа на крайне наивный и одновременно весьма принципиальный вопрос «Кто я?» хуторянина более всего поразило то, что таинственный гость совершенно не интересовался содержимым «братской могилы». Быть последним из рода чрезвычайно льстило и слегка пугало. «Я ещё совсем не старый, – Антс почесал в затылке. – Разгребусь с делами и заведу себе сына, пусть растёт хозяином земли. А ведь бабка мне говорила, что эта земля наша! Эх, если бы какие документики раздобыть в архиве. Должно же было хоть что-то там сохраниться».
Если бы он узнал, что последние «документики» ещё в девятнадцатом столетии гернгутеры повытаскали из всех архивов государства российского, то амбиции бы поумерил. А ещё раньше уничтожением письменных свидетельств чрезвычайно увлекались остзейские немцы, все эти фон Бэры и фон Бреверны. Но ничего такого Антс не знал, да и знать не мог.
Нина изо всех сил пыталась успокоиться. Из уст босоногого парня она услышала очень неприятные вещи, именно те, что она постоянно гнала от себя прочь. Нина действительно верила в «договор» и даже поддерживала знакомство с одним православным священником, у которого несколько лет безуспешно вымогала благословение на врачевание больных телом и духом. Благословение, пусть даже формальное, мнилось ей чем-то вроде отпущения всех целительских грехов. Священник, хотя и придерживался передовых взглядов на современные общественные отношения и медицину, от благословения увиливал и настоятельно рекомендовал Нине побеседовать с кем-нибудь более авторитетным и даже попробовать исповедоваться, но… в другом храме. В свою очередь Нина старательно увиливала от исповеди, которая подразумевала для нее безоговорочное признание греховности занятия, которое кормило и довольно неплохо.
«А ведь я действительно не люблю мужчин, — призналась самой себе женщина. — Я не люблю, как они пахнут, а когда они не пахнут, то они мне и вовсе не интересны. Он забыл сказать, что я не люблю мужиков, которые пьют, и боюсь тех, кто не пьет вообще. А ещё я не люблю толстых и с подозрением отношусь к худым. Культуристов презираю и всех спортсменов считаю недоумками. Для меня прекратить целительство страшнее, чем потерять бессмертную душу. Власть над людьми, которую дает мне профессия, помогает мне всегда держаться на плаву. Любой пациент зависит от врача, так почему экстрасенсорная зависимость хуже зависимости врачебной?» Постепенно Нине становилось понятно, что к исповеди она всё же не готова, но в храм теперь станет ходить регулярно.
Петрович размышлял над последними словами Олега. Что это он имел в виду под квадратно-гнездовым методом? Как это связано с обещанием хозяина устроить над бункером картофельное поле? Может быть, указание на метод никак не связано с картофелем? Но тогда с чем? Размышления прервал Антс.
— Что он там молол про фирму и возмещение ущерба?
— А? — Не поняла Нина. — Кто молол?
— Олег пообещал нашему хозяину возмещение ущерба от фирмы, — пояснил Петрович, — а от какой такой фирмы не сказал.
— Интересно, как возмещать-то будут? Леса что ли прибавят или болота? Вот козёл!
Хуторянин в сердцах пнул стоявшую на крыльце пивную банку и в следующее мгновение взвыл от боли. Лицо его страдальчески исказилось, на глазах выступили крупные слезы. Банка с глухим стуком тяжело опрокинулась, но по крыльцу не покатилась. Хозяйские слезы ничуть не взволновали Петровича. Он хорошо помнил, что Олег допил свое пиво, а пустую жестянку поставил на крыльцо и больше к ней не прикасался. Сняв с плеча автомат, Петрович аккуратно прислонил его к крыльцу и поднял с земли крупную щепку. Щепкой он слегка развернул банку и убедился, что она изрядно потяжелела. Из отверстия вывалился камешек.
— А вот и обещанное возмещёние, — тихо сказал Петрович и ещё тише прибавил, — золото дьявола.
— Я не прикоснусь к нему, — Нина демонстративно засунула руки в карманы куртки.
— Теперь я знаю, что делать, — тяжело вздохнул Петрович. — Антс, что вы там притащили из своего леса? Из леса, что вы там притащили? Э-э! Оглох, что ли?
— Всякое, — неохотно отозвался хозяин, потому что, забыв про ушибленные пальцы на ноге, прикидывал в уме вес банки, и по всему получалось, что «камешков» в ней килограмма на три или даже четыре. — Как делить будем?
— Без меня, — заявила Нина.
— До дележки ещё надо дожить, — Петрович дернул хозяина за рукав. — Где ваша сумка? Тащите ее сюда! Немедленно! Банка от вас никуда не денется. Ну, живее!
Антс, прихрамывая, удалился в кусты и через пару минут вернулся с сумкой, которую положил на крыльцо. Банку с самородками унёс в дом. Сумка оказалась почти под завязку набита самодельными толовыми шашками. В их форме угадывался черенок саперной лопатки. Петрович повертел одну из них в руке и пришёл к выводу, что тол плавили прямо в лесу, разливая в отверстия в земле, проделанные ручкой лопатки. Каждое из изделий тянуло граммов на 200, а то и на все 250. Ещё в сумке обнаружились электродетонаторы советского производства, каждый в аккуратном пластиковом пакетике. Перерыв всю сумку, Петрович не обнаружил главного. Его вполне устроил бы моток провода, но ничего подобного в сумке не было. Зато на дне под толом обнаружились три ручные гранаты времен последнего нашествия.
— Хозяин! Куда вас черти унесли?
— Я прятал банку.
— Зачем? Хотя, впрочем, не моё дело. Знаете, как этим пользоваться? — Петрович сунул хозяину под нос детонатор. — Провод есть? Машинка?
— Провода нет, в погребе остался, а подорвать можно гранатой. В сумке есть три штуки.
— Видел. А сработают?
— Почему нет? — Антс выразительно кивнул в сторону погреба. — Бросать не будем. Аккуратно за веревочку дернем, и всё сработает.
— Вот и славно! Несите лопатку, она нам сейчас очень пригодится.
Первым делом с камня сдернули брезент. Хозяину очень не понравилось, что камень лежит так близко к углу дома, но ещё меньше ему хотелось выгонять из сарая танк. Из толстых досок на скорую руку сколотили щиты, которыми прикрыли два окна на фасаде. Антс лопаткой подкопал под камнем. В отверстие положили две шашки и гранату. Подумав, хуторянин вынул гранату и добавил ещё одну шашку. Петрович одобрительно кивнул головой. К кольцу гранаты привязали почти десятиметровый кусок бельевой веревки. Положив гранату в подкоп, Антс осторожно сложил вместе усики чеки и засыпал мину землей.
— Петрович, берите Нину и прячьтесь за сараем.
— А вы?
— Дерну за веревку, и к вам. Думаю, что секунд шесть у меня будет.
Без лишних слов Петрович взял Нину за руку, а другой рукой подхватил с крыльца сумку с взрывчаткой. «От греха подальше, — подумал он, глядя на хозяина хутора, застывшего с веревкой в руке. — Под камнем без малого полкило тола, а что как перебор?» Антс проводил парочку взглядом. Ели на окраине леса отбрасывали длинные тени. Если бы умел, перекрестился бы на заходящее солнце, но потомственному магу это ни к чему. Известно, жить в лесу, так и молиться колесу! Последний виронец думал о том, что после того, как он дернет за веревку, хранить будет нечего, и род халдейского мага Вирососа прервется навсегда. Думал об этом без сожаления, потому что в доме была припрятана банка, полная золотых самородков. Нина от своей доли отказалась. Похоже, что откажется и Петрович. Хозяин хутора опустил конец веревки на землю и бросился в дом. Нина и Петрович напряженно застыли за сараем с открытыми ртами, чтобы уровнять давление от взрыва на барабанные перепонки. Вид у них был довольно глупый. Наконец, из-за угла появился Антс, но не бегом, как ожидалось. Поспешно сунул в руки Петровичу тяжелую банку и вновь скрылся за углом. Через несколько секунд прискакал обратно уже сломя голову. Вслед за ним громыхнуло, но не так сильно, как ожидалось. Земля изрядно дрогнула, и по крыше сарая загрохотали мелкие обломки камня. Стены сарая и дома сильно посекло, и стекла в окнах осыпались. Валун раскололся крестообразно. Его внутренности превратились в крошку, в такие маленькие правильные кубики.
Оглохшие мужчины осторожно осмотрели в воронке остатки камня. Хозяин прикинул в уме, что обломки и крошку он на руках отнесет в лес и там закопает. Петровича так и подмывало попросить Нину проверить обломки своим приборчиком, но он сдержался. Нина трясла головой, пытаясь сбросить с себя наваждение взрыва.
— Вот и всё! — Прокричал Антс, забирая у Петровича драгоценную банку. — Остальное завтра!
Завтра
— Не стоит беспокоиться о будущем. Оно наступит вне зависимости от вашего беспокойства. Живите в настоящем, но так, чтобы потом, в будущем, вам не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Прожитые здесь. Смотрите, — босоногий сделал неуловимое движение рукой, и лес стал прозрачным, — смотрите, вот они мои подопечные. Тихие и смирные, не кричат, не ругаются и не кусаются.
Перед спутниками простиралась долина, усеянная гранитными валунами. Северный сад камней. Босоногий спустился по тропинке вниз.
— Смотрите, какие здесь красавцы.
Тропинка затейливо петляла между валунами. Это только со стороны они казались однообразно-одинаковыми. Вблизи взгляд поражало обилие цвета и разнообразие узоров. Вот совершенно черный валун с ярко желтой прожилкой, а вот камень как уголек со всеми оттенками от нежно-розового до ярко-алого. Рядом светло-зеленый красавец, осыпанный малахитовыми вкраплениями.
— Пройдет дождь, и здесь будет настоящий цветник.
— Наказание пожизненное?
— Скажем так, бессрочное. Они ведь лишены жизни.
— А что происходит, если камни разрушаются?
— Здесь, в этом влажном лесу для них настоящий заповедник. Меньше повезло тем, кого ледник затащил в полосу прибоя. Там разрушение идет интенсивнее, но никто не жалуется.
— Жалуется? Они имеют право жаловаться?
— Это шутка. В них нет жизни, нет сознания в общепринятом смысле слова. Вероятно, они способны чувствовать тепло и холод, но лишь при очень высоких или очень низких температурах. Возможно, феномен сознания и существует, но на общение с ними наложен категорический запрет.
— А как же мы?
— Вы нарушили запрет, но я вас не виню. Вас просто использовали. Это была инициатива последнего хранителя. Тайной организации больше не существует, и с вас сняты все обвинения.
— Благодарю вас.
— Это не ко мне, это к Нему.
— Понятно. А кто они?
— Вы что-нибудь слышали о воинстве, которое было низвергнуто?
— Это было очень давно.
— Да, очень давно, в начале четвертичного периода. Первоначально предполагалось, что местом вечной ссылки им будет определен север, но ледник не выдержал такого нашествия и пополз в сторону экватора. Четыре раза его пришлось возвращать на место, и нет никакой гарантии, что этого не произойдет вновь.
— Воинство – это падшие ангелы?
— Что-то вроде того. Смотрите, вон ваш клиент! Бывший, разумеется.
На берегу ручья в небольшой воронке покоились обломки гранитного валуна и каменная крошка. Воронку уже начало заносить лесным мусором и песком. Пройдет ещё лет сто, и от неё не останется следа.
— Ему было больно?
— Не думаю. Однако нарушение целостности не освобождает от наказания. Он был главным зачинщиком бунта.
— Вы же сказали, что у них нет сознания.
— Вы меня неправильно поняли. Если на общение с ними наложен запрет, значит, есть основания. Никто ведь их не изучал. Халдеи им поклонялись и пытались использовать, но на самом примитивном уровне. Прошу вас, не забивайте себе голову всякой ерундой. Лучше смотрите и наслаждайтесь. Это самая совершенная в мире тюрьма на свежем воздухе. Она никому не мешает и не портит пейзажа. Здесь нет заборов и решеток, здесь нет охраны.
— А вы?
— А что я? Какая из меня охрана! Я просто смотритель в саду камней. Я даже не садовник.
— Могу я узнать имя садовника?
— Вы его знаете…
2004, Усть-Нарва
__________________________________________<<< Начало ищи здесь
