Очень эстонская история — заказать убеждённому космополиту статью о русских

Михаил Петров

Источник: ruspol.net
Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников

07.03.18
7

Us and them
And after all we're only ordinary men (…)
Black and blue
And who knows which is which and who is who (…)
Down and out
It can't be helped but there's a lot of it about (…)
Up and down
And in the end it's only round and round
With, without
And who'll deny it's what the fighting's all about?

Pink Floyd

Прочёл статью советника Эстонского бюро депутата Европарламента Яны Тоом Николая Караева The Division Bell или Очень эстонская история. В «колокол разделения» не въехал и за пониманием пришлось лезть в Wikipedia:

Pink Floyd. The Division Bell – образ взят из завершающей альбом композиции High Hopes: «the ringing of the division bell had began…» Образ связан с колоколом из Британской палаты общин, который предварял своим звоном процедуру голосования. Division – досл. голосование, разногласие при условии равенства, по сути, деление членов парламента на голосующих «за» или «против». На ситуацию с ними – эстонцами и с нами – русскими не больно-то похоже. Аллегория не прокатывает, но уже забавно, что автор знает про Pink Floyd.

Действительно, это очень эстонская история, в которой, однако слишкам многа букаф, можно было и покороче. Зато это так по-эстонски – заказать статью о местных русских убеждённому космополиту:

«Я родился без ощущения национальности. Подозреваю, все мы появляемся на свет именно так. Концепция ”я русский”, ”я эстонец” и соответствующая система координат со всеми индивидуальными нюансами возникают позже, в процессе социализации. (…) В итоге я вырос космополитом — настолько противны мне все игры в национальность: поскреби почти любой ”национальный” аргумент — найдёшь внутри какую-нибудь дискриминацию.(…) С другой стороны, я не очень понимал, как это — написать о местных русских вообще. Местные русские ведь разные, и говорить за всех я не могу, никто меня на это не уполномочивал, и мой космополитизм требует видеть в человеке личность, а не национальность».

В отличие от Караева я вырос в Стране Советов, и нас в этой стране растили не русскими, как это предполагает автор, а советскими. О том, что я русский я узнал в конце 80-х годов прошлого века от эстонцев. С тех пор мне каждый день об этом напоминают за что я весьма признателен.

Мысль Караева о том, что он не принадлежит к идеологически однородному меньшинству, поскольку эстонские русские сильно разнятся, невзирая на объединяющую их социально-экономическую и культурную ситуацию, мне понятна. Но, если быть честным, то следовало бы написать о том, что русская община состоит из правопреемных эстонских граждан, из русских натурализованных в эстонском гражданстве, и лиц без гражданства. Это в целом, а дальше начинается дробление по возрасту, образованию, занятости и длинному ряду других корреляций, имеющих значение именно для русских в Эстонии.

Важным является то обстоятельство, что правопреемных граждан русского происхождения фактически уравняли в бесправии со всеми остальными. Им даже отказано в составлении списков культурной автономии, хотя право на это гарантировано конституцией. И всех нас загнали в режим институциональной сегрегации по национальному признаку. Некоторым даже нравится — вроде как соблюдение прав национальных меньшинств, хотя, по сути, нарушение прав человека.

«Концепция ”я русский”, ”я эстонец” и соответствующая система координат со всеми индивидуальными нюансами возникают позже, в процессе социализации. В других условиях я вырос бы, наверное, с ощущением своей русскости — но мне крупно повезло. – Пишет Караев. – Вообще-то я уверен, что объективно никаких национальностей нет. Но, конечно, идея национальности жива и умирать не собирается. По сути своей это идея разделения: вот люди, подобные мне, а вот чужаки, muulased».

О! Какое знакомое рассуждение, некогда прозвучавшее из уст Бенито Муссолини в ответ на вопрос журналиста Эмиля Людвига о его взглядах относительно расы. Муссолини как будто воскликнул:

«Раса! Это чувство, а не действительность: на девяносто пять процентов, по крайней мере, — это чувство. Ничто никогда не заставит меня поверить, что сегодня существуют биологически чистые расы. Достаточно забавно, что ни один из тех, кто провозгласил «величие» тевтонской расы, не был германцем. Гобино был француз, Хьюстон Чемберлен — англичанин, Вольтман — еврей, Лапуж — француз».

И после визита Гитлера:

«Но какая раса? Существует ли немецкая раса? Существовала ли она когда-нибудь? Будет ли существовать? Действительность, миф или обман теоретиков? Ну что ж, мы отвечаем — германской расы не существует. Любопытно. Ступор. Мы повторяем. Не существует. Мы не говорим так. Учёные говорят так. Гитлер говорит так».

И тут же:

«Я стал расистом ещё в 1921 году. Некоторые думают, что я в этом вопросе пытаюсь имитировать Гитлера, но это не так. Необходимо, чтобы итальянцы уважали свою расу. (…) Каждый раз, когда получаю отчёт из Африки, я расстраиваюсь. Только сегодня, например, ещё пять человек были арестованы за сожительство с чернокожими. Ох уж эти грязные итальянцы, они способны разрушить империю быстрее чем за семь лет. Их не останавливает чувство расовой принадлежности».

Если же нет деления на расы, то деление на национальности – это социальная фикция. Вот и Караев о том же:

«История эстонских русских как обособленной группы — это история не обособляемых, но обособляющих, тех, кто считает нас более-менее единым целым. Очень эстонская история о националистической системе координат, которая полностью заслоняет собой реальных людей — но и запускает цепочку событий, формирующую у эстонских русских соответствующее представление о себе. Это своего рода самоисполняющееся пророчество: если относиться к нам как к чужакам, тем самым muulased, и транслировать это отношение на уровне общественного дискурса, то есть на уровне прессы и власти, — мы, конечно, начнем ощущать себя чужими в этой стране. Этим-то национализм и плох. Когда, как в той песне Pink Floyd, бьет Division Bell, Колокол Разделения, насаждаемое неравенство ”своих” и ”чужих” проникает в головы участников процесса — всех без исключения».

Если мы посмотрим эпиграф, то обнаружим у Pink Floyd не только антагонизм мы — они, их — антагонизмов там упомянуто несколько больше.

Относительно самоисполняющегося пророчества — self-fulfilling prophecy, т.е. предсказания, которое прямо или косвенно влияет на реальность таким образом, что в итоге неизбежно оказывается верным. Термин введён в оборот американским социологом Меером Школьником (Робертом Мертоном) как вспомогательное понятие, и не более того.

Природа пророчества такова, что оно имеет сверхчувственную природу. (Пардон за масляное масло.) В отличие от предсказания пророчество является не программой, а только предупреждением. Верное пророчество – пророчество не сбывшееся. Найдите в Ветхом завете историю малого пророка Ионы, который попытался было саботировать волю Божию. После нескольких опасных приключений Иона всё же совершает проповедь покаяния в Ниневии. Царь Ниневии и народ вняли пророчеству, раскаялись в своём богопротивном поведении и были избавлены от негативного развития событий. Пророчество исполнилось.

Самоисполняющимся может быть только предсказание, поскольку это программа, которая не предусматривает отказ от её исполнения.

По мнению Караева, русский вопрос в Эстонии, безусловно, существует, пусть разные люди видят его по-разному. Он рассуждает о выборе эстонце в пользу национальной системы в противовес философской:

«Как выбор между национальной и философской системой осуществляется в Эстонии, можно наблюдать воочию: чуть не каждую неделю какой-нибудь политик и общественный деятель непременно приведет в качестве аргумента цитату из преамбулы Конституции, цитату, которую знают наизусть даже те, кто Конституцию в жизни не открывал: эстонское государство ”призвано обеспечить сохранность эстонской нации и культуры на века”. Это — система, по Дизраэли, национальная. Однако сравнительно редко принято вспоминать о том, что в той же самой преамбуле есть другая фраза: Эстония прежде всего ”зиждется на свободе, справедливости и праве”; это — система философская, ведь нет никакой особенной эстонской свободы и эстонской справедливости».

Мудрёно, я бы даже сказал заковыристо, а особенно со ссылкой на Дизраэли, и всё же – эстонская справедливость есть. Именно это обстоятельство мешает найти компромисс с Россией, потому что у неё тоже есть понятие о собственной национальной справедливости. Принцип на принцип никогда не даёт плюс, только мордобой.

«Слово ”справедливость” лишено юридического наполнения, — пишет Караев, — но, я думаю, интуитивно даже упертому националисту — особенно ему! — понятно: когда речь идет о лишении такого важного права четверти населения, это, мягко говоря, несправедливо».

Увы, но справедливость есть одно из основополагающих начал юриспруденции, начиная от классического «око за око» до не менее классического «каждому своё» — идея воздаяния по заслугам, т.е. меры, которой всё меряется. Отсюда реальность, согласно которой две национальные взаимоисключающие справедливости в одном доме не уживаются ни при каких условиях.

«Я бы сказал, что эстонские русские — заложники национальной идеологии Эстонской Республики. — утверждает Караев. — Я реалист, а значит, пессимист: слишком много факторов способствуют разделению Эстонии на us and them, нас и них — и почти нет факторов, которые страну объединяли бы».

И вновь — up and down — необъявленная цитата из учения Падмасамбхавы: «Нагарджуна говорит: “Есть много причин для того, чтобы умереть, и совсем мало причин для того, чтобы жить”». Если перевести на язык родных осин, то Нагарджуна скорее оптимист, у него, в отличие от Караева, стакан наполовину полон, и это, несмотря на то он не находит равенства в количестве причин.

«Собственно, я и стал космополитом, когда понял, как это противно, когда меня обобщают по национальному признаку, — признаётся Караев, — и решил, что сам поступать так не буду. Но это, конечно, лишь одна из реакций. Другая, может быть, более естественная — озлобление и выбор противоположного вектора. Честно говоря, и мне при всей моей терпимости хочется мысленно плюнуть в глаза эстонскому националисту, который лицемерно удивляется тому, как много эстонских русских подвержены российской пропаганде».

Дальше не интересно, за исключением пассажа про первую бронзовую ночь, т.е. о том, что «грабить город вышли самые бедные, русских среди них больше, но это не исключительно русские».

Я там тоже был и могу свидетельствовать, что бедных среди хулиганов и грабителей, на коротком отрезке от кинотеатра до площади Свободы не было. Бедных никто не известил, что будут погромы модных бутиков и поджоги заведений для педерастов. Пиво, шоколад, конфеты, крепкий алкоголь, сувениры – вот, что подверглось разграблению, а не мясо, рыба, картофель, макароны и памперсы. Модная одежда, дорогие джинсы и блузки просто валялись на тротуарах вместе с изувеченными манекенами.

Караев утверждает, что каждый третий там был эстонец. Пожалуй, не соглашусь. Соответствующей статистики не имею, хотя и видел, как озверевшие русские тётки в полицейских мундирах положили мордой в асфальт группу подростков, которые отчаянно вопили «Me oleme eestlased!»

А вот с выводом Караева, пожалуй, соглашусь, хотя не нашёл в его статье ни малейшего намёка на «Манифест к народам Эстонии»: «Я понимаю, что при нашей жизни мало что изменится. (…) Не будет ассимиляции, не будет интеграции, не будет революции».

В середине 90-х годов я писал о том, что реликтовый эстонский национализм – это как ритуальные танцы вокруг костра. До тех пор, пока не будут исполнены все возможные и невозможные телодвижения, мира под оливами не будет. Истинно так.
______________

И тем не менее, не следует прекращать поиски друзей среди them — них. Они ведь, как и мы — тоже родом из совка народов.