Амулеты Игоря-Северянина
Источник: | Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников
10.02.24 | 2402


1.
Лето 1908 г. я проводил на мызе «Ивановка» (ст.Пудость, Балтийск.жел.дор.) Имение княгини Дондуковой-Корсаковой живописно: малахитно-прозрачная речка, знаменитая своими гатчинскими форелями; ветхая водяная мельница из дикаго камня; кедрово-пихтовый парк с урнами и эстрадами; охотничий дворец Павла 1-го, с кариатидами и останками стильной мебели: грациозно-неуклюжие диваны «Маркиз», погасшiя бра и проч. Усадьба находится в четырёх вёрстах от Гатчины. В парке всего три дачи, часто пустующие. Я занимал зелёное шалэ на самом берегу Ижорки.
 
2.
21-го мая, в день своего Ангела, ко мне приехал Константин Михайлович с братом Петром, сыновьями Борисом и Константином и ещё одним «лицом без лица»... Вечер и ночь промчались весело и угарно, утром гости уехали, остался только поэт. Он провёл у меня три дня, беззакатные в моем воспоминании: никогда — ни до, ни после — я не видел Фофанова таким обаятельным, таким задушевным и характерным, как в те майские дни. Он явился очам моей души во всем своём поэтическом блеске, и только тогда я познал вполне его выдающуюся одарённость. У него была тонкая и болезненно-чуткая душа, глубоко уязвлённая людским равнодушием к прекрасному, внешне-опороченная, внутренне—глубоко скорбящая и целомудренная. Все осуждая, он оправдывал Всё...
 
3.
Вечером 22-го мая мы долго бродили с ним по парку под аккомпанемент соловьёв и не знающих детонации. К.М. выпевал новыя строфы, и мы вместе запоминали их. Был голубой и влажный вечер, завуалившаяся река поджурчивала соловьям. Весенний закат алел весёлой печалью.
 
— Дайте триолет: Вы давно не писали триолями, — просил я К.М. Он весь засверкал!
 
— Ты сам воплощённый царевич Триолет, радость моя! — пылко вырвалось у него: — «Триолет» безсмертен, — он ожил в твоём лице!..
 
И он стал вдохновенно импровизировать благоуханные и юные триоли («Нива», 1908, № 48.) В это время из кухни вышла моя изящная горничная удивительно похожая на гейшу. Издали она прислушивалась к дивным строфам. Фофанов заметил это, подошёл к ней и, залюбовавшись ею, ещё вдохновеннее, ещё быстрее экспромтировал напевно. Девушка заслушалась его; если она и не поняла половины, она глубоко прочувствовала стихи. Настроение поэта передалось ей так легко и так просто. В ея глазах блеснули слезы, живой печалью и осмысленным состраданием затопилось ея лицо. Поэт, в свою очередь мгновенно воспринял ея настроение и, резко и гневно отвернувшись, поспешно пошёл в глубь парка. Глаза его мученически и тяжко сверкали, подбородок гордо и оскорблённо вздрагивал, рот искривился в судорожно-улыбную гримасу, пот реального осознания обрильянтил бледное, осветозаренное лицо.
 
Ночей мы почти не спали, — говорили безконечно. Говорили обо всем и ни о чём. Пылали: смеялись, плакали, возмущались, сострадали, пели стихи. Лёжа в постели, Фофанов диктовал мне строфы, — я еле успевал запечатлевая его интуицию. Я читал ему Мирру Лохвицкую. Он рыдал и, приходя в экстаз, бросался на колени перед ея портретом, крестясь на него, и называл Прекрасную поэтессу великой и гениальной. Он безумно хотел ее воскресить, как и я, как и я... И были паузы, когда мы оба, не говоря об этом друг другу прислушивались к ночным белесоватым шорохам сада, думая одно и тоже. Розовели белыя ночи, умолкали безшумныя до страшного, воздушныя мыши прекращавшия свои стоны при первых намёках утренняго озарения, звонко и ало выкатывалось весеннее солнце, бодро за<неразб.>евала, — на миг, — встряхивающаяся от белаго кошмара земля, и... никого не было... тогда мы бросались в объятия друг друга и говорили без слов: «Не пришла... Оттого что неоткуда ей придти, — она с нами вечно. Безплотная, беземертная, вездесущая...»
 
5.
... А на другой день после отъезда Фофанова выпало на вершок снега. В конце мая! Снег белой ночью. Настоящий полярный север. И мне как истому северянину, это явление было ближе и понятнее, чем всем вам, мои безвестные читатели...
 
1911. Октябрь
 
NB! Выделенное курсивом в рукописи написано в разрядку. Сохранена оригинальная орфография
 Впервые: Михаил Петров. Бокал прощенья. Материалы к биографии Игоря-Северянина». Нарва. 2004.

 
Последние новости